Николь Ава Келлер

Любить Дженевив

Посвящается тем, кто любит злодеев.

От Томаса

Мне бы очень хотелось, чтобы вы полюбили её так же сильно, как люблю её я. Очаровательную, изысканную, таинственную и невероятную. Мою Джен. Смотрите на неё так, словно она – ваш последний шанс на беззаботную жизнь. И никогда не пытайтесь оскорбить её своим осуждением. Думаю, она всегда знала, что делает. Всё, что оставалось мне, – это безответно любить её. Позволить сердцу гнить, придушив в себе здравомыслие, от непонимания, но осознания всей вмиг свалившейся на меня правды.

1

Я заправила за ухо выбившуюся прядь волос цвета льна с карамелью и отвернулась, пропуская мимо ушей монотонные речи священника. Погода в день похорон насмехалась над нами. Вечерний ветер, пропитанный моросью, нёс с собой едва уловимый аромат тлена. Плотный утренний туман окутал горстку скорбящих, столпившихся у края свежевырытой могилы. Я потёрла озябшие ладони, сделала шаг вперёд и бросила на крышку гроба одинокую жёлтую розу.

Дакота мертва. Студентка второго курса жестоко растерзана и найдена у порога часовни. Лондон уже начал шептаться, и почти каждый повесил преступление на группу сектантов из ближайшего посёлка, якобы рыскающих по лесу в жажде крови и божьего благословения. Но на самом деле они никогда не марали руки человеческой кровью. Истина в том, что полицейские гоняются за призраками, избегая встречи с настоящим мясником. Мы – та правда, которой они страшатся.

Томас взял меня за руку, отчего я громко втянула ноздрями воздух; делать подобное на людях совсем не этично. Я украдкой взглянула на его лицо и заметила, как уголок его губ приподнялся. Восхитительный джентльмен со второго курса, который отдал своё сердце естественным наукам, смотрел на меня своими большими глазами, словно мы не находились на похоронной церемонии, и он вовсе не нарушал приличия.

– Патологоанатомы находят смерть красивой? – спросил он, шмыгая носом от осеннего холода.

– В каком-то смысле. – ухмыльнулась я, всматриваясь в его лицо. – Скорее манящей. Для людей, имеющих отношение к медицине, смерть подобна религии. Тьма отвечает нам холодным, пустым взглядом, в котором мы ищем намёк на продолжение жизни, а не дразнящее нас вечное «ничто».

– Как поэтично, Морис. – Томас улыбнулся и отпустил мои пальцы. – Возможно, стоило отдать предпочтение книгам?

Я закатила глаза.

– Как вам спектакль? – вмешался Теренс. – Думаю, Дакота была бы в восторге.

– Спектакль? – поморщилась я, взглянув на друга через плечо. – Мы на похоронах, Теренс. Такое даже для тебя чересчур.

– Она ведь хотела быть актрисой, – начал оправдываться он. – Думаю, столько внимания, пусть даже и после смерти, ей наверняка в радость.

– Ненавижу кладбища. – Мэгги окинула меня стеклянными от ветра глазами, тут же поджав губы. – Этот инспектор с нас глаз не спускает. Если он догадается…

– Не догадается, – не дала закончить я. – Ведём себя, как подобает скорбящим, но не переигрываем; как я и говорила, никаких слёз. Они знают, что мы не скорбим.

Мои друзья закивали головами. Томас пристально посмотрел мне в глаза, выискивая в них хоть каплю сожаления. Нет, не сегодня. Я расправила плечи и пошла вслед за толпой серых лиц, которые, словно привидения, двигались к своим автомобилям. Мисс Крессит останется даже в самых гнилых сердцах. Те, кто любил её, будут носить жёлтые розы на её могилу каждые выходные. И, несмотря на всю скорбь, любовь и сожаление, тех, кто ненавидел её, всегда будет больше.

***

Я встряхнула мокрыми волосами и закуталась в полотенце. Сквозь морось в небольшое, высоко расположенное окно, до которого я не дотягивалась, пробивались лучи утреннего солнца. После отъезда матери в Америку в моём доме стало совсем тихо. В гостиной больше не пахнет выпечкой, а огонь в камине приходится разжигать самостоятельно, ведь мать распустила всех слуг. Она считает, что жизнь в Академии пойдёт мне на пользу больше, чем холодное пустующее поместье. Признаться, сосуществовать с ней, когда она находится за восемьсот миль от Лондона, гораздо проще, ведь мы слишком разные для совместной жизни. Моя мать – морской биолог, как и её новый муж. Научные экспедиции – их лучшие свидания. Моя страсть к судебной медицине вызвала бурное негодование с их стороны. Тема смерти стала недопустимой, и как будущий судмедэксперт я, признаться, от этого страдала.

Пройдясь расческой по спутанным локонам, я вновь мельком взглянула на письмо, отправленное тётушкой из самой Венгрии. Я не решалась отправить ответ, как и она не соизволила явиться на похороны отца.

В моей комнате пахло вишней. Палочки благовоний, подаренные Иден на прошлое Рождество, дымились в небольшой вазочке, наполняя комнату приторным ароматом. Их привёз её отец из каких-то дальних, наиболее приближенных к холоду стран. Я раздвинула шторы и выглянула на улицу, окутанную плотным туманом, сквозь который пробивался белоснежный свет уличных фонарей. Лондон – город-призрак. Здесь живут людские осязания, разочарования, потери и без конца бурлящие страхи. Осенний час – самое тёмное время для Англии.

Я сморщила нос, будто в воздухе запахло разложением. Дразня лёгкие свежей порцией воздуха, я подошла к шкафу и выудила из него платье с двумя подкладками и приятной для глаз алой юбкой. Верх казался мне нудным – корсет и уплотнённые красные рюши.

На первом этаже раздался мимолётный цокот, за которым последовал настойчивый грохот в дверь. Я накинула пальто и сбежала по лестнице. Признаюсь с долей стыда: мой дом нельзя назвать уютным; скрипящие двери, роскошные ковры, а на стенах – гобелены с изображениями диких зверей. Мой отец при жизни любил охоту.

Я открыла дверь и оперлась на дверной косяк. Бледное лицо моего товарища, казалось, сияло под прикосновением прохладных дождевых капель. Губы скрывал густой табачный дым, который окутывал непроглядной пеленой его тёмную фигуру. Он выбросил окурок в мокрую траву, после чего решительно переступил порог и встряхнул влажными волосами в миллиметре от моего лица. На его устах заиграла лукавая улыбка, которая сияла ярче, чем золотистые пуговицы на его сюртуке.

– И вам доброе утро, Томас. Никаких манер.

– Это не то, чем я могу похвастаться.

– Чтобы завоевать сердце девушки, быть просто «отличным учёным» недостаточно.

– Значит, вы, мисс Морис, признаёте, что я способен завоевать ваше сердце?

– Нет, я так не думаю.

– Ох уж этот твой властный тон.

Томас дьявольски усмехнулся, прежде чем раскрыл зонт над моей головой. Под ногами скрипел мокрый асфальт. Земля казалась дикой, голодной, и я могла сказать наверняка: Томас тоже ощущал это. Мальчик, которому свойственно чувственное восприятие мира. Зачастую он вёл себя, как перевозбудившийся ребёнок. Носился туда-сюда, но, когда дело касается науки, острые черты его лица обретают чрезмерную серьёзность.

Как истинный джентльмен Томас открыл мне дверь, и я села в автомобиль, пряча руки в складках юбки. Я пыталась рассмотреть вид за запотевшим стеклом: улица, затерявшаяся среди клубов видимого аэрозоля и лёгкого осеннего дождя. Мы переглянулись, прежде чем машина тронулась с места. Томас барабанил пальцами в перчатках по рулю, отбивая неровный ритм.

Мои ладони вспотели. Я развязала шарф и откинулась в пассажирском кресле, наблюдая, как свинцово-серые тучи пускают по небесным просторам первые искрящиеся молнии. Ветви за окном свистели, подчиняясь резким порывам колючего ветра. От представления прикосновений его костлявых пальцев мне становилось дурно. Никогда не любила сырость. Томас остановился на опушке наполненного жизнью леса возле усадьбы. Резиденция Креста – аристократы, самые богатые люди Лондона. Здесь проживает губернатор со своей семьёй. Слуги готовы драться за рабочее место, ведь, несмотря на скверный характер, мистер Креста платит щедро.