– Дейзи, что случилось? – он наклонился ко мне, держал дистанцию, но не выдержал и сел рядом на ступеньку. – Что произошло?
– Ничего, – выдавила я, глотая слёзы. – Просто день опять не задался.
– Ты цела? Всё в порядке? – Терренс быстрым взглядом оглядел меня с ног до головы. – Ну же, что стряслось?
– Ничего, – повторила я, желая звучать увереннее и жёстче, но на деле мой голос стал ещё трагичнее, тем временем внутри разрастались злость и обида: – Просто устала, а ещё нужно столько всего сделать!
– Что за дела? – на удивление спокойно спрашивал Терренс, с опаской протягивая пальцы к моему плечу. – Может, я могу помочь?
– Неужели пойдёшь со мной за продуктами, и в прачечную, и пол будешь драить? – горько рассмеялась я, вытирая нос рукавом свитера. – Ты сейчас серьёзно?
– Почему нет? – рассмеялся он. – Я бы не отказался от такой помощи, знаешь ли. Иногда домашние дела просто вымораживают! – Терренс взял секундную паузу, шумно вдохнув воздух. – Знаешь, время от времени я думаю, что не отказался бы от личной домработницы, но нанимать кого-то убирать маленькую квартирку – это уже верх лени, на мой взгляд, – он заразительно засмеялся. – По крайней мере, в моём случае.
Я согласилась, кивая через новую волну слёз, и каким-то чудом умудрялась смеяться. Никак не могу перестать реветь, и Терренс осторожно приобнял меня.
Спустя короткое время я всё же сумела взять себя в руки и, так как у мистера Пауэрбанка перерыв, мы пошли пить чай, перекусить чего-нибудь, а потом договорились, что я дослушаю его сегодняшнюю лекцию, и затем Терренс поможет мне с продуктами. Его поведение казалось странным. Будто за эту помощь он рассчитывал на что-то взамен, однако внутренний голос, наоборот, успокаивал, настаивая, что всё вовсе не так, как может показаться на первый взгляд. Что ж, сегодня этот голос ещё не ошибался со своими предсказаниями.
Стейк с перцем и щепоткой обиды
Суббота. С раннего утра я уже на ногах. Вернулась домой, когда на улице уже совсем стемнело, а стрелки часов подползали к полуночи. Ещё пара смен, после которых хочется уволиться отовсюду и мечтать о лучшей жизни.
Мама не звонила и не отвечала на сообщения, хотя исправно их читала и выходила в сеть. Знакомый способ, она и раньше так делала, вынуждая меня просить прощения. Чёрт возьми, и ведь раньше это срабатывало! Я чувствовала себя невероятно виноватой и готова была практически на всё, чтобы меня простили. Но в этот раз что-то пошло не так.
И вот я сижу на кухне съёмной квартиры, невзначай вспоминаю об ужине, который надо приготовить, а передо мной лежит конверт без подписей, адресов и марок. Как-то странно его открывать. Что может быть внутри? Угрозы от тайного недоброжелателя? Милая открытка от тайного поклонника? Невесть какое фото от психа? Зачем вообще кому-то понадобилось подбрасывать его в мой почтовый ящик? Кот Шредингера какой-то, а не конверт. В конце концов, вместо того, чтобы узнать наконец содержимое письма, я кинула его в коробку с квитанциями и приступила к ужину.
Холодильник прошлым вечером пополнился двумя здоровыми пакетами продуктов: от сливочного масла до пары говяжьих стейков в вакуумной упаковке, которые я покупала, скрепя сердце, из тех самых трёхсот долларов. Взгляд скользил по полкам, перемещаясь от пушистого пучка листового салата к йогурту, затем падал на молоко, снова на салат, но каждый раз цеплялся за тёмно-красные куски мяса. Да, именно это мне сейчас и нужно – хорошо поесть. Ничего не имею против чувства лёгкости в животе, но ужасно не люблю, когда на утро оно превращается в урчание, спазм, раздражительность и абсолютное нежелание вставать с постели.
– Да, стейк так стейк, – пробормотала я себе под нос, высвобождая мясо из плёнки.
Сковорода раскалялась на газовой конфорке. Казалось, ещё немного и металл покраснеет от высокой температуры. Естественно, до такого обычная плита его не разогреет. Мясо едва помещалось в сковороде и, коснувшись дна, тут же зашкворчало, задымилось. Я щедро сдобрила его дроблённым перцем из старенькой разваливающейся в руках деревянной мельницы и открыла окно, пока не задохнулась. Вытяжка над плитой не работала ещё с того дня, как я здесь поселилась, так что даже пытаться включить её было бесполезной тратой времени. Однако в ней работала подсветка, что не могло не радовать.
На запах мяса по подоконнику пришёл соседский кот. Наглая рыжая морда высматривала, откуда исходит аромат еды, и с опаской пробовал пробраться в квартиру.
– Нет уж, сэр, – я старалась не свалить кота с узкого подоконника, но всё же вытолкнуть из своей квартиры, – это мой ужин. Иди к себе, у тебя там наверняка целая миска корма.
Но незваный гость только настойчиво мяукал, не оставляя попыток забраться в приоткрытое окно. Мне стало его жалко, поэтому мой стейк уменьшился на пару тоненьких кусочков.
– Эй, чудик! – я придерживала полоски мяса в салфетке, открывая окно. – Ладно, уговорил, кот. Иди сюда!
Кот замурчал, жадно вгрызаясь в каждый кусок. Я аккуратно гладила его – чёрт знает, что ему может в голову взбрести – как краем глаза заметила силуэт под уличным фонарём неподалёку. Человек стоял так, чтобы разглядеть его было не так просто, почти невозможно. Он прятался в тени. Не двигался и, как мне показалось, смотрел в моё окно. По коже пробежали мурашки, мне стало не по себе. Может, конверт его рук дело? Кот доел кусок мяса, протянул лапу к моей руке, требуя добавки. Естественно, я отвлеклась на пушистого гостя, а когда снова посмотрела в сторону фонаря, то под ним уже никого не было.
Я выдохнула.
– Померещится же такое! – нервно рассмеялась я, всё равно с опаской осматривая улицу под окном. – Надо спать нормально, и не будет ничего мерещиться.
Кот, наконец-то, ушёл. Я закрыла окно, положила стейк на тарелку, но не успела притронуться к нему, как в дверь постучали. Не слишком настойчиво, скорее даже скромно, однако вполне уверенно. Первой меня пронзила мысль, что пришла мама. Неужели, в первый раз она решила извиниться? Я подскочила как ошпаренная, суетясь вытирала руки о кухонное полотенце, и с дрожью во всём теле шла открывать. Перед глазами рисовалась картина, как мама стоит на пороге, глядит на меня сверху вниз и, недовольная происходящим, выдавливает «прости». Чёрт, мама извинялась всего дважды за всю мою жизнь, и каждый раз это получалось именно вот так, но случись это сейчас… Я была бы самым счастливым человеком. Мне не нравится быть с ней в ссоре. Да, я чувствую себя виноватой, хотя прекрасно осознаю, что ничего дурного не сделала.
Не удосужившись посмотреть в глазок, дрожащими пальцами я отодвинула щеколду, дёрнула дверь на себя… Но стучала совсем не мама. Даже близко не она. Сердце упало в пятки, в груди расползался неприятный холод, пустота и обида.
– Эй, – неловко улыбается Терренс, протирая очки от мороси шарфом. – Извини, что без предупреждения, – оправдывается он, – просто увидел тебя в окне и решил зайти, – историк начинает смеяться, а на щеках выступает лёгкий румянец. – Как-то ты просила у меня зарядку, а теперь, вот, я вынужден одолжить твою. Не против?
– Конечно, – отступив назад, раскрытой ладонью я указала на прихожую. – Заходи.
– Спасибо, – кивнул Терренс, переступив порог. – Знаешь, думал, переждать дождь, а он только сильнее стал, – тараторил он, снимая куртку. – Не помешал? Может, у тебя были планы?
– Нет, – помотала я головой. – Никаких планов. Только ужин и наглый соседский кот.
Терренс приподнял голову, о чём-то задумавшись.
– Стейк?
Мясом пропахла вся квартира, пока я его жарила, так что догадался бы о том, что я собиралась есть, даже тупой.
– Ты будешь?
– Почему бы и нет? – согласно кивнул Терренс.
Вот так оба стейка и ушли за один вечер. Потом к ним прибавились пара томатов, четверть листьев салата, немного масла и полбанки маслин, которые я не глядя схватила с полки магазина по пути к кассе. Мясо получилось отменным – мягким, сочным, в меру жирным и с приятным послевкусием дроблёного перца. Правда, каждый кусочек напоминал мне ту ссору с мамой, так что острота и пряность перца затмевалась горечью вины и обиды.