Тем удивительнее, что он погиб так глупо. Я посмотрел отчет и сделал поправку: признан погибшим. Возвращался домой, случилась авария, и его катер застрял в глубине. К отчету была приложена запись аварийного сигнала, транслируемого катером, зацикленное сообщение, вложенное в стандартный цифровой код запроса помощи. Я включил ее и услышал хрипловатый низкий голос, раз за разом спокойно и с расстановкой повторяющий: "Это КРС-двенадцать-семьдесят четыре. Пробиты баллоны, запрашиваю помощь. Мои координаты…"

Я открыл карту Юпитера, вбил координаты и совместил их с картой станций. Интересно. Откуда и куда возвращался погибший, если в месте аварии ничего нет? Отследив дрейф станций к моменту гибели Ромашина, я получил похожую картину. Но откуда-то стало известно, что он возвращался домой? Поиск по фразе вывел свидетельские показания, которые давал ставший пятой жертвой управляющий. Я открыл страницу.

"Да, наверное, я его последний видел. Мы задержались оба, надо было вопросик один по работе обмозговать, остальные ребята разошлись уже. И мы как закончили, он говорит, мол, домой полечу. У него так-то комната, но он к одной там летал постоянно. Кто? Не, этого не скажу, не в курсе. Да и не мое дело".

Вот и ответ, но все равно не полный. Как вариант, они встречались на нейтральной территории. Почему? Нужно это выяснить, как и личность женщины.

Больше ничего значимого в показаниях коллег и руководства не нашлось. Да, отличный работник, всегда и везде первый, повышенное чувство справедливости, из-за чего случались постоянные ссоры с руководством. Очень осторожный, с животным нюхом на неприятности, позволявшим ему выживать. И вот он гибнет в аварии далеко от обычных корабельных маршрутов, когда у него лопаются газовые поплавки… Я глубоко вдохнул, с силой потер лицо. Нужно выяснить, как часто на Юпитере случаются аварии такого рода. Только в рамках этого дела мне уже трижды встречаются их упоминания, причем, двое погибших связаны с ними напрямую.

Из свидетельских показаний я по прямой ссылке перешел в дело последней жертвы, единственной, кто погиб очевидно насильственно. Франтишек Новотный, 30 лет, морф-ремонтник, управляющий мастерскими, непосредственный начальник Ромашина. В показаниях сотрудников чаще всего проскакивали такие характеристики, как "завистливый", "нечистый на руку", "злопамятный", один из опрашиваемых даже выразил одобрение по поводу его смерти. Правда, подробное изучение алиби говорившего показало его полную непричастность.

Новотный появился на Юпитере одновременно с Ромашиным, они были из одной партии морфов, то есть прошли обращение в одно время и в одном месте. А значит, были знакомы достаточно близко. При этом, как указывают те же свидетели, обоюдная неприязнь у них проявилась далеко не сразу. Они попали в одну команду и около года работали бок о бок, пока Новотный не пошел на повышение. Здесь их приятельским отношениям пришел конец, и по инициативе именно Франтишека, ставшего вмиг высокомерным и нетерпимым. Между ними начались постоянные ссоры и разборки. Ромашин считал, что именно он должен быть управляющим, и на его сторону перешли все работники мастерских, но руководство решило вопрос по-своему. Конфликт медленно тлел, пока за неделю до гибели Ромашина не вспыхнул с новой силой. Свидетели утверждали, что причиной стало новое оборудование, пришедшее с Марса, доступ к которому Новотный закрыл по невыясненным до сих пор причинам. Между Ромашиным и управляющим даже произошла безобразная драка на глазах у всей смены, но дело замяли по распоряжению самого Новотного.

Чем не мотив? Все прекрасно складывается: конфликт переходит в горячую фазу, начальник унижен на глазах подчиненных и подстраивает несчастный случай, но после в отместку убит сам… Прекрасно и очевидно. И тогда остальные эпизоды можно списать на обычные случайности. И будь у меня немного меньше опыта, на этом бы все и закончилось. Закрыв папку с делами, я посмотрел на висящие в поле зрения часы и связался с Войцехом.

– Не отвлекаю? Нужно, чтобы ты снова наведался в мастерскую и поговорил с рабочими. А я пока слетаю к ученым.

Сорок лет назад

– Я уже сказал: нечего ему тут делать! – отец бьет кулаком по столу. Сегодня он снова пьян. – А если узнаю, что ты с ним опять встречалась…

Он трясет огромным кулаком у матери перед лицом, та отшатывается, вскинув руки. Мальчик сидит на диване и старается стать невидимым. Отец пришел с работы и узнал, что к ним снова заходил его брат, но что в этом такого? Дядя – веселый человек, мама с ним всегда веселая, смеется и не выглядит грустной, как всегда когда возвращается отец. И так уже почти год, а мальчик каждый раз все сильнее хочет, чтобы это все прекратилось.

– Послушай, – мать пытается сделать голос более уверенным, но все равно слышно, как она боится. – Послушай, это твой брат, он тоже наша семья, и я думаю…

– Много думаешь! – Отец нависает над ней, тяжело дыша, но вдруг отступает, становясь как будто меньше. Он отступает спиной, пока под колени ему не попадает край дивана, и тяжело падает в него. – И давно это у вас?

– Что? Ты о чем? – Мать под его взглядом вскидывает голову, голос предательски дрожит. – Если ты там себе что-то придумал…

Мальчик почти слился с обивкой дивана. Отец тяжелый, как черная дыра, и такой же мрачный, мальчика словно притягивает к нему неодолимая гравитация. Мать – как еще один массивный объект, она тоже притягивает, но сейчас не так сильно. Мальчик еще не знает всех этих терминов и взаимосвязи, но он это чувствует. Обняв отца, готового взорваться, он кричит, стараясь преодолеть все увеличивающееся расстояние между объектами, еще недавно бывшими матерью и отцом, а теперь замкнувшимися в коконах собственных горизонтов событий.

Мальчик еще не знает, но все чувствует.

***

Челнок прибыл с небольшим опозданием. Спустившись в салон, я осмотрелся. В отличие от атмосферников, этот был рассчитан на долгие полеты в системе Юпитера, так что его внутренности предполагали чуть больший комфорт. Круговой диван мог раскладываться и был оснащен креплениями для полета при нулевой силе тяжести. В стенах располагались холодильники и боксы с обедами, предназначенные для невесомости. Здесь была даже отгорожена отдельная туалетная кабина. Пока челнок готовился к отправлению, я открыл один из боксов. Старомодные тюбики, практичнее которых пока ничего не придумали, вода в эластичных пакетах, даже алкоголь, клапаны на пакетах с которым были защищены кодом местной платежной системы. Мой полицейский код не сработал.

Когда раздался сигнал минутной готовности, я занял место и пристегнулся. Меня дернуло в сторону, началась болтанка, когда причальный кран начал выводить челнок из-под станции, наконец, внизу, где-то под ногами, раздался низкий гул, воспринимаемый скорее телом, чем ушами. Я включил виртуальный экран, на котором обозначенный схематически кран держал в захвате круглую, похожую на кувшин модель челнока. Внизу разгоралось яркое свечение, пока кран отводил его на безопасное расстояние. Наконец, захваты со стальным лязгом разжались, желудок на мгновение прыгнул к горлу, но двигатели подхватили вес и начали выталкивать металлическую сферу к верхним слоям атмосферы.

Подъем занимал намного больше времени, чем погружение. Челнок разгонялся по такой вытянутой дуге, что только на выход к Кольцу уйдет не меньше трех часов. Я, конечно, знал об этом, но в первые минуты не смог сдержать раздражения. Насколько же огромен Юпитер! Мысленно обругав себя, что не сделал этого раньше, и уже не ожидая ничего хорошего, вывел на экран расчет полета и выругался: двадцать шесть часов! Двадцать шесть! Да, прямая траектория вывела бы меня к нужной луне часов за двенадцать при хорошем ускорении, но космос не любит прямых линий, о чем на самом деле очень легко забыть. Нет двигателя настолько компактного и экономного, чтобы помог двигаться по прямой с постоянным ускорением. Космос требует компромиссов, он не терпит знака равенства между «дешево» и «быстро».