Вот и сейчас челнок поднимется над Юпитером и начнет погоню за Ио, ближайшим спутником, чтобы тот выдернул его на более высокую орбиту, потом выше и выше… Черт! Человеку, привыкшему к жизни у внутренних планет с их низкими орбитами, такое тяжело представить, но Ио в полтора раза дальше от атмосферы Большого Ю, чем Луна от Земли!

Нейронка, управляющая челноком, отозвалась сразу, но изменить маршрут отказалась наотрез, как и отменить сам полет. Она приводила расчеты, из которых ясно следовало: в данный момент возвращение займет почти столько же времени, сколько уйдет на полет по уже заданной траектории.

Орбитальная механика всегда вызывала у меня страшные головные боли. В прочем, как и у любого выросшего на поверхности твердой планеты. Следующие полчаса я потратил на изучение кривой полета и попытки разобраться в них. Одним из мест, которые я собирался посетить в рамках расследования, была Европа, и электронный пилот нехотя согласился, что можно внести небольшие коррективы, чтобы оказаться у шестой луны Юпитера. Закончив с изменением маршрута, я посмотрел на неутешительный результат в одиннадцать часов. Оставалось только потратить это время с пользой.

Для начала я связался с Войцехом. Тот доложил, что как раз направляется в мастерские для общения с работягами, и только рассмеялся, когда я рассказал ему, как облажался с полетом на орбитальную лабораторию.

– Тут у нас любой в курсе, как оно работает! Когда ты сказал, куда собираешься, я начал планировать выходные, ха-ха!

Он улыбался с виртуального экрана, и мне захотелось хорошенько влепить себе по лицу за собственную неосмотрительность. Я выпадаю из активного расследования почти на сутки! А он продолжил, сам того не замечая, размазывать меня:

– А что? Считай, разберусь в мастерских, и два дня свободны!

– Стоп… Какие два дня? Двадцать два часа на полет в обе стороны, и там сколько-то времени.

Я уже начал подозревать, что с этим чертовым полетом сел в огромную, как Юпитер, лужу. Спешно вызвав данные по Европе, я с опозданием начал изучать специфику океанических станций, когда Войцех с недоверием спросил:

– Погоди, ты что, не знал?…

– Нет. – Я как раз открыл описание спуска к придонным станциям. – Значит, придется накинуть еще часов двадцать на спуск-подъем и опрос свидетелей.

Войцех промолчал, но по его лицу было видно, что он обо всем этом думает. Очередной норм, привыкший болтаться на грунте и никогда дальше низкой орбиты не поднимавшийся, встретился с чуть более широкой реальностью. Распорядившись действовать по обстоятельствам, я переключился и запросил связь с лабораторией, где при жизни работал герр Хоффман.

Меня соединили с паузой такой продолжительной, которую не спишешь на лаг в ретрансляторах. Наконец, передо мной появился молодой человек в форме военного образца, но с незнакомыми знаками различия. Увидев меня, он скосил взгляд в сторону, туда, где обычно всплывает окно с информацией, затем сказал:

– Слушаю.

– Вячеслав Коростылев, полицейский следователь. Веду расследование гибели Луки Хоффмана. С кем имею честь..?

– О, извините. Сандерс, служба безопасности. Вы у нас заявлены только через сутки, что-то случилось?

– Да, небольшие изменения в планах. – Я заметил, что он пропустил обязательное упоминание звания, но не стал вдаваться в подробности. – Мне нужен виртуальный доступ на станцию.

– Сожалею, мы не успели предупредить… Вам отказано в посещении.

Очередная неприятная новость.

– И почему же? – Я удивленно вскинул брови. – У меня самые широкие полномочия. Вам отправили мои допуски.

– Да, мы с ними ознакомились. Но я так скажу, господин следователь: мы с вами немного в разных структурах. И ваши допуски – скорее рекомендации.

– И эти рекомендации мне выдали на Земле. В Центре. Вы может быть не в курсе, но мое руководство сидит в одном здании с вашим. – Я рисковал, но решил, что можно попробовать надавить еще. – Уверен, они решат этот вопрос, просто пройдя два коридора и поднявшись на лифте. Но зачем беспокоить уважаемых людей?

Сандерс на экране застыл, и без того тонкие губы сжались в нитку.

– Я могу пойти вам на встречу и устрою беседу с коллегами Хоффмана, но только удаленно. И не сейчас, а позже.

– Хорошо. – Я замедленно кивнул, перебирая варианты. Можно бы и нажать, но тогда они начнут копать глубже, а это уже лишнее. – Но я хочу провести опрос свидетелей прямо сейчас. Мы же сможем это устроить?

Такая возможность была, хоть внутренне я уже готовился к очередной неприятности. Сандерс жестом попросил меня подождать и скрылся за кадром. Вскоре он вернулся и передал мне код от закрытого канала, по которому должна была состояться беседа, и исчез с экрана. Мне оставалось только устроиться поудобнее, поправить ремни, прижимающие меня к дивану в отсутствие притяжения и ждать.

Первым на виртуальном экране появился молодой еще мужчина с бледным вытянутым лицом и беспокойными глазами. Волосы на его голове в слабой гравитации крошечного спутника стояли торчком. Прежде чем посмотреть на меня, он обернулся на кого-то, мне не видимого, словно ожидая разрешения.

– Здравствуйте, – сказал я, прерывая затянувшееся молчание. – Представьтесь.

– Здрасьте… Иванов… Э-э-э… Матвей Иванов, младший научный здесь…

– Вы уже в курсе, кто я и по какому поводу мы общаемся?

– Д-да, конечно. – Иванов снова бросил взгляд через плечо. – Вы по поводу Хоффмана, что он пропал. Но я…

– Для начала я хотел бы услышать от вас, каким он был человеком. – Я сделал поощряющий жест. – Он ведь был вашим руководителем?

– Он был… – Иванов нахмурился, рука его дернулась, словно он хотел почесать в затылке, но в последний момент оборвал себя. – Хороший человек, и как начальник тоже! Только хорошее о нем могу рассказать!

Любому, хоть немного разбирающемуся в людях, стало бы понятно, что младший научный сотрудник врет, потому что делал он это очень неумело. Он долго рассыпался в комплиментах погибшему ученому, пока наконец мне это не надоело.

– Хорошо, давайте сменим тему. Над чем работал герр Хоффман перед смертью?

Мне никогда не приходилось видеть, как человек умирает от инсульта, и теперь я едва не получил этот опыт. Иванов сперва смертельно побледнел, затем его лицо начало стремительно наливаться дурной кровью. Он широко распахнул глаза, повернулся, глядя на замершего за пределами видимости Сандерса, но я услышал другой голос, властный и низкий, который произнес откуда-то со стороны:

– Я уверен, что это не имеет отношения к случившемуся. – Иванов исчез из кадра так быстро, словно от него просто отвернули камеру. Теперь передо мной оказался мужчина с тяжелым взглядом и грубыми чертами лица. Он так близко наклонился к объективу, что занял почти все пространство. – Ваше дело – разобраться, из-за кого мы лишились нашего лучшего астрофизика!

Его взгляд мог вызвать оторопь у неподготовленного человека, мне же по работе случалось пользоваться таким самому. Выдержав паузу, я сказал:

– Обязательно разберусь, не сомневайтесь. А теперь я бы хотел продолжить, пригласите следующего.

Мужчина дернул щекой, напоследок ожег меня злым взглядом, но из поля зрения убрался. Было слышно, как за кадром он отдает команды, потом на стул по ту сторону камеры уселся следующий человек, Джон Элтон, астрофизик. Этот выглядел так, словно его оторвали от очень важного дела. На мое приветствие и просьбу рассказать о Хоффмане он дернул плечом и раздраженно бросил:

– Мразь он был первостатейная. Но дело знал, на нем все держалось. Хватит?

– Вы куда-то торопитесь? – спросил я.

– Нет, у меня полно времени на тупые разговоры! Давайте, что у вас там дальше?

– Как скажете. Тогда вот такой вопрос: кто мог желать ему смерти?

За пределами экрана что-то сказали предупреждающе, но астрофизик отмахнулся, развел руками:

– Да кто угодно! Мы тут все сплошь неповторимые снежинки и не любим, когда нас тычут мордами в ошибки.