– Но у нее все еще был ты, а имея тебя... она бы в конце концов получила Дейна. Все, что ей нужно было сделать, - это защитить тебя, и твой брат был бы у нее на ладони.

– Но она этого не сделала.

– Нет, не сделала.

– Ты злишься на меня?

– Нет, – сказал он, передавая мне тарелку с очень большим омлетом с сыром и ветчиной. – Я просто хочу, чтобы ты наконец понял это. Я хочу, чтобы ты понял, что ты не супергерой, ты не пуленепробиваемый. Тебе нужно, чтобы я тебя защищал, и я должен это делать. Все, чего я хочу, - это встать между тобой и миром... пожалуйста, просто позволь мне.

Я кивнул.

– Ты соглашаешься, но потом просто уходишь и делаешь все, что тебе вздумается.

Но я усвоил урок. Я устал бояться. Я позволю Сэму позаботиться обо мне.

– И что?

– Дай мне еще один шанс, хорошо? – попросил я его. – Я обещаю, что с этого момента начну делать феноменально правильный выбор.

Он прищурился на меня.

– Кого ты обманываешь? Я просто хочу, чтобы ты давал мне знать, что происходит, чтобы я не был застигнут врасплох и чтобы я мог каждый раз быть рядом и вытаскивать тебя.

Я глубоко вздохнул.

– Конечно.

Он покачал головой, как будто я его утомил.

– Хочешь сальсу к этому?

– Да, пожалуйста.

Я убрался на кухне, пока он ушел и развалился на диване.

– Кстати, – обратился он ко мне. – Мне сегодня звонили из полиции нравов, от детектива Адамса.

Я повернулся, чтобы вытереть плиту, и посмотрел на него.

– Ты знаешь, кто это? – спросил он, откинувшись на спинку дивана, чтобы посмотреть на меня. Его улыбка была лукавой, и я понятия не имел, чем она вызвана.

– Нет.

– Подумай хорошенько.

– Понятия не имею.

Он хмыкнул.

– А что, если я скажу, что его имя Каррингтон?

– О, – я улыбнулся ему. – Ты ошибся. Возможно, детектива зовут как-то иначе, и он звонил тебе по поводу Каррингтона Адамса. Он был тем парнем, который вышел из тюрьмы вместе со мной.

– Ты имеешь в виду, что он был тем парнем, которого ты вытащил из тюрьмы.

– Ага.

– Агаааа. И знаешь что, детка? Тот парень был копом.

– Нет, не был.

– Да, был. Оказывается, он был под прикрытием. Он детектив из полиции нравов, расследующий дела нескольких сутенеров в городе, и ты вытащил его из тюрьмы.

Мне потребовалась минута, чтобы осмыслить его слова.

– Вот дерьмо.

Он усмехнулся.

– Значит, ему никогда не угрожала реальная опасность.

– Нет.

– Вот дерьмо.

– Думаю, ты должен доллар в банку для ругательств.

Я прислонился спиной к стойке.

– Так где он... Я видел, как он садился в самолет.

– Ты видел, как он проходил через дверь на трап, но ты никогда не видел, как он садился в самолет.

– Он, наверное, думает, что я полный идиот.

– Нет, он думал, что ты тоже работаешь под прикрытием - может, в полиции нравов, может, в оперативной группе, но он был уверен, что ты на работе.

– Умора.

– Он сказал, что Рего Джеймс уже на пути в тюрьму.

Я кивнул.

– Он также сказал, что в тот день ты получил от него неплохой удар.

– Я не помню.

– Черта с два, ты просто не хочешь, чтобы я злился из-за того, с чем ничего не могу поделать.

– Именно так.

– Знаешь, детектив Адамс сказал, что ты очень смелый и очень горячий.

Я рассмеялся, выходя из кухни и выключая свет, когда переходил к дивану, чтобы встать над ним.

– Я уверен, что именно так он и сказал.

Он положил руки мне на бедра и потянул меня на себя, усаживая к себе на колени.

– Ладно, может быть, он опустил горячую часть, но он сказал, что ты был смелым и что он чувствовал, что ты защитил бы его своей жизнью. Он был очень впечатлен, Джори, он повторял это снова и снова.

Я облокотился на его бедра и прижался к нему, пока он стягивал с меня рубашку через голову и бросал ее на кресло у камина.

– Ты проделал потрясающую работу, используя все, что ты знаешь, я не думаю, что рассказал тебе достаточно... ты действительно был особенным, благодаря тому, как ты во всем разобрался. Я думаю, что смогу поговорить с тобой, когда не смогу что-то решить. Может быть, ты поможешь мне с моими делами.

– Не надо меня успокаивать, – поддразнил я его, наслаждаясь тем, как его пальцы прослеживают мой позвоночник.

– Я говорю серьезно, – сказал он, глядя мне в глаза. – Но мы должны поговорить об этом позже.

– Почему?

– Потому что сейчас я не могу думать.

И только это заявление и то, как он смотрел на меня, разогрели меня до предела. Когда он приподнял меня, снял с меня спортивные штаны, а потом прижал к себе на диване, его губы были на моей шее, его кожа - на моей, его руки скользили по мне, я думал, как я вообще мог жить без него.

Я задавался вопросом, что бы я делал, если бы он отказался от меня и ушел, как я просил его столько раз.

– Я никогда не собирался сдаваться, – сказал он мне.

– Что?

– Ты только что спросил, что бы ты сделал, если бы я сдался.

– Наверное, я размышлял вслух.

Его улыбка была нежной, когда он подталкивал меня вперед.

– Детка, я никогда не собирался отказываться от тебя. Ты принадлежишь мне. Ты мой.

И это собственническое заявление было тем, что я любил слышать.

– Давай я тебе еще раз скажу.

Я не стал спорить.

Часть 18

Для Майкла я был терпелив. Для Беверли я был толерантен. Ради мира, ради того, чтобы поладить, я сохранял спокойствие, держал на лице улыбку и прикусывал язык. Но теперь я был свободен. Перчатки были сняты, потому что свадьба закончилась. Жених и невеста уединились в своем роскошном пентхаусе наверху, а большинство гостей все еще наслаждались открытым баром, который работал до полуночи. Поскольку свадебная вечеринка должна была состояться утром, чтобы пообедать с молодоженами перед их отъездом в медовый месяц, мы с Сэмом сняли номер в отеле. Я наблюдал за свадьбой со своего места рядом с его матерью, а Сэм был шафером. Именно эта честь и бремя стали причиной всей этой неразберихи.

У Беверли Стайлз, невесты Майкла Кейджа, а теперь его жены, на свадьбе было девять подружек невесты. Все они были одеты в платья с ромбовидным вырезом на спине, которые ниспадали длинными полосами из объемной черной ткани до пола. При виде этих платьев на ум приходили фильмы 1940-х годов, где женщины были сплошной элегантностью и гламуром. Это было похоже на показ мод вместо свадьбы, и когда Аманда Райнхарт шла к алтарю впереди своей лучшей подруги, невесты, все затаили дыхание.

Она была потрясающей женщиной, высокой, изящной и излучающей уверенность в себе. Ее иссиня-черные волосы, собранные во французскую косу, сапфировые глаза и безупречная, кремовая кожа - никто не мог отвести от нее глаз. Она выглядела как модель, но я знал, что ее только что сделали партнером в юридической фирме, где она работала на Манхэттене. И еще она умела готовить. По словам Беверли, она была тройной угрозой. У нее были красота и ум, и она готовила итальянские фрикадельки с нуля, как ее бабушка. Любой мужчина в здравом уме захотел бы ее.

Невеста призналась мне перед первым днем четырехдневного бракосочетания, что беспокоится о том, что Майкл влюбится в ее лучшую подругу, как и все мужчины, с которыми она когда-либо встречалась. Я сказал Беверли, что Майкл Кейдж любит ее и только ее. Ей не стоит беспокоиться. Оказалось, что я был права наполовину. Майкл не больше дурака свалял из-за Аманды Райнхарт, чем любой другой мужчина. Даже Сэм заметил ее и был милее, чем обычно. Мне это не нравилось.

Когда Беверли подошла ко мне утром после мальчишника и девичника и спросила, не могу ли я помочь ей перепечатать свадебные программы, я спросил, в чем дело. Я разработал и напечатал их больше месяца назад, поэтому паника в последнюю минуту привела меня в замешательство. Оказалось, что в том, что я сделал, нет ничего плохого; изменения были связаны только с Амандой. Она настаивала на том, чтобы идти с Сэмом.