Спустя почти час после того, как благородные господа убрались из моей палаты, прихватив своего ненаглядного сыночка, у меня был ещё один посетитель ― следователь. Он спросил о врагах. Хотела намекнуть ему на несостоявшуюся свекровь, но промолчала. Виновата она или нет, но наживать себе противника в лице этой мегеры я точно не собираюсь. Пусть полиция сама виноватых ищет. Для меня главное, чтобы подобное не повторилось. Я жить хочу.

На вечернем обходе узнала от дежурного врача, что я уже далеко не первая пациентка с таким ранением. В нашем городе завёлся негодяй, который развлекается стрельбой по блондинкам. Все его жертвы молоды, красивы и имеют схожие приметы ― длинные светлые волосы, серые или голубые глаза, рост выше среднего и хрупкое телосложение. Ни одна из девушек не пострадала серьёзно, ни на одну из них не покушались дважды. Полиция работает, но пока безуспешно ― город-то огромный, а оружие необычное.

Мне этот врач понравился. Люблю разговорчивых добряков. Этот, похоже, ещё и о существовании тайны следствия отродясь ничего не слышал, но оно и к лучшему ― после беседы с ним у меня хотя бы подозрения относительно Анастасии Егоровны поутихли.

Ради свадьбы я заранее взяла отпуск, поэтому в предупреждении о больничном нужды не было. Родителям звонить не стала, чтобы не тревожить их на ночь глядя. Решила, что позвоню завтра утром ― сообщу об отмене матримониальных планов и заодно расскажу о происшествии. Они всё равно узнают, потому что собирались приехать на свадьбу. Хотелось надеяться, что Анастасия Егоровна не опередит меня с новостями для близких, но если принимать во внимание её брезгливое ко мне отношение, то опасаться нечего. Но один звонок мне всё-таки нужно было сделать ― подруге.

– Лика, привет. Слушай, я тут в больничку загремела невзначай. Можешь мне завтра привезти кое-что из вещей?

– Как это в больничку? У тебя свадьба через неделю!

– Не будет свадьбы. Мы расстались.

Последовательность подачи информации в разговоре с эмоциональными людьми играет очень важную роль. Анжелика моментально сложила одну новость с другой и сделала неправильные выводы. Пришлось давать ей более подробные объяснения и выслушивать бесконечные охи и вздохи, на что я потратила больше получаса. Она пообещала приехать прямо с утра ― взять ключ от моей квартиры и убедиться, что я не при смерти. Когда её голос в динамике телефона наконец-то смолк, в палате наступила гнетущая тишина. Я не люблю тишину. Дома у меня даже ночью тихо играет музыка или бубнит телевизор, а тут… Тоскливо вдруг стало и одиноко. Я включила музыку в телефоне и сунула в уши наушники, чтобы избавиться от этого неприятного душевного состояния, поэтому не услышала, как в палате появился ещё один поздний визитёр. Зато я отчётливо увидела и его самого, и расплывчатое огненно-рыжее пятно портала, из которого он вышел.

Он стоял у изножья кровати, сунув руки в карманы поношенных джинсовых брюк, и смотрел на меня так задумчиво, словно никак не мог решить, достойна ли я жизни в принципе. Высокий, симпатичный, подтянутый ― видно, что форму поддерживает, но в остальном какой-то… Потрёпанный что ли. Белая рубашка не первой свежести, две верхние пуговицы на ней отсутствуют, рукава небрежно закатаны по локти, подбородок и щёки покрыты щетиной, волосы кажутся немытыми и в беспорядке свисают слипшимися прядями на лицо и шею ― точно не мой идеал мужчины. Странно в такой момент было думать об идеалах, но почему-то думалось. Глаза у него красивые ― серые, спокойные, будто вода в осеннем пруду. А ресницы длинные и пушистые, как у ребёнка.

«Я сплю или спятила?» ― задалась я очень важным вопросом, когда нашла в себе силы перевести взгляд с этих пленительных серых глаз на переливающееся всеми оттенками пламени бесформенное пятно за спиной незнакомца. Оно было ярким, но не освещало комнату. Выглядело пугающе опасным, но не излучало естественный для огня жар. Мне бы заорать: «Спасите! Пожар!», но орать не хотелось. Все эмоции странным образом куда-то улетучились вместе со страхом и инстинктом самосохранения. Осталось только любопытство ― не каждый же день к тебе в больничную палату из ниоткуда незнакомые мужики в гости приходят.

– Ты кто? ― спросила я у незнакомца, заранее списав всё противоестественное на побочное действие медикаментов.

– Это не имеет значения. Ты всё равно нам не подходишь, ― ответил он, отвернулся, сделал шаг вперёд и исчез в сияющем пятне.

Пятно тоже исчезло. «А голос у него приятный», ― подумала я и на всякий случай ущипнула себя здоровой правой рукой за больную левую. Можно было бы и не щипать, ведь с тех пор, как я очнулась, раненое плечо и вся рука болели постоянно. Дежурный врач сказал, что это из-за повреждения какой-то кости ― со временем всё пройдёт, но пока придётся потерпеть. Если и так больно, ясно же, что не сплю. Галлюцинации? Настолько реалистичные? С чего бы? Но и реальность такой не бывает. Люди не появляются из ниоткуда и не исчезают в никуда. И запах… До визита сероглазого неряхи в палате пахло лекарствами, а после его ухода остался аромат сандала. Запахи могут мерещиться? А звуки? Я же слушала музыку, когда появился этот тип.

Музыка когда-то прекратилась, но я не заметила, когда именно это произошло. Проверила телефон ― все приложения закрыты. Я их точно не закрывала. Включила снова ― в уши через наушники хлынула любимая мелодия. Вроде бы и в порядке всё, но как-то не по себе стало. Что это за временное помутнение рассудка? Меня в плечо ранили, а не в голову. Так не должно быть.

Превозмогая боль, я заставила себя сесть на кровати и скептически оглядела просторную больничную сорочку, но другой одежды всё равно не было. Пришлось топать к посту дежурной сестры прямо так и в чужих тапочках, которые оказались мне велики минимум на три размера.

– Сёмина, ты зачем встала? У тебя строгий постельный режим, ― сердито отреагировала на моё появление медсестра.

– У меня галлюцинации, ― сообщила я и добавила подробностей: ― Зрительные, слуховые и обонятельные.

Она нахмурилась, нашла в ворохе листов назначений мой, внимательно его изучила и задумчиво изрекла:

– Странно.

– Ага, ― охотно согласилась я. ― Очень странно. Можно мне с дежурным доктором поговорить?

– Он на операции. Это надолго, ― прозвучало в ответ. ― Вернись в палату и ложись в постель. Я скажу ему, чтобы зашёл к тебе.

Без вариантов. Во-первых, нарушать предписания докторов себе же дороже, а во-вторых, эта непродолжительная вылазка сильно меня утомила. Я доплелась до палаты, наведалась в туалет, посмотрела там на своё бледно-унылое отражение в зеркале и пришла к выводу, что постельный режим мне прописан не ради галочки. Всего каких-то несколько часов назад я выглядела роскошно и сногсшибательно, а теперь мной детей пугать можно ― лицо белое, волосы спутанные, губы потрескались, вокруг глаз тёмные круги. Ужас! И ведь позаботился же кто-то о том, чтобы смыть с меня весь макияж!

– Чучело безобразное, ― обозвала я своё отражение и поплелась в постель.

Легла, вздохнула и почему-то вспомнила глаза незнакомца из недавнего мимолётного видения. И голос. И дырку на его джинсах в районе правого колена. И часы на правой руке. Обычно их носят на левой, но с подсознанием не поспоришь. Спасибо, что оно хотя бы красавчика мне подсунуло в качестве галлюцинации, а не чудище какое-нибудь. У меня нервы не железные. И так для одного дня приключений выше крыши.

Воспоминания о событиях этого дня всё-таки вышибли из меня слезу. Обидно за себя стало. Да, я не могу похвастаться родством с давно мёртвыми графьями. Да, мои родители не имеют ни высоких должностей, ни миллионных доходов. Зато они добрые, чуткие и настоящие. Мама всю жизнь в детском садике воспитательницей проработала. Папа на стройке спину себе сорвал так, что теперь ничего тяжелее ложки поднять не может. Они простые жители маленького провинциального городка, которые дорожат каждым мгновением жизни. Для них моё здоровье и счастье намного важнее любых успехов и достижений. Они любят меня и друг друга, а не деньги, власть или высокое положение в обществе. Это меня понесло в мегаполис за перспективами, потому что молодая и целеустремлённая, а им и так хорошо. Что в этом такого? Чем они хуже родителей Стаса? Если сравнивать, то мои лучше в разы! Они хотя бы не смотрят на окружающих с презрением ― одно только это говорит о многом. А я? Чем я хуже своего несостоявшегося жениха? Каким бы образом, интересно, функционировал огромный механизм фамильного предприятия его семьи без винтиков вроде меня? Разница лишь в том, что я сама себя обеспечиваю, а Стас живёт за счёт дивидендов от семейного бизнеса. У него есть образование, но он ведь палец о палец за все двадцать четыре года своей жизни не ударил. Ничего не умеет. Я попросила его как-то саморез в стену загнать, чтобы картину повесить, так он на шуруповёрт смотрел, как на ядовитую змею.