– Что теперь ворошить прошлое! – махнул рукой князь Дмитр.

Время неумолимо стирает в памяти даже самые трагичные события. Жизнь непременно возьмёт своё: там, где был слышан плач по погибшим, теперь смех и веселье. Чернели сгоревшие стены детинца на Старокиевской горе, заросли бурьяном руины Софийского собора и Десятинной церкви. На Киселёвке сквозь траву и крапиву виднеются головешки сгоревших теремов. Но на Подоле белеют свежими срубами избы, а на Торговище гомонит народ. Здесь можно купить: жито31и скотину, конскую сбрую и глиняную посуду, сочные яблоки и сладкие груши, пышные пироги и настоянный на травах душистый олус.32 Продавцы на все лады расхваливают товар. Рыжий, курносый малый орёт:

– Сбитень33горяч! Кипит горяч! Вот сбитень, вот горячий! Пьют его князь, псарь, да пономарь! Ты тоже мил человек отведай.

– Сколько просишь? – улыбнулся Алёша Немчинов.

– Для хорошего человека почти даром, векша34 за чарку, – парень зачерпнул глиняной кружкой сбитень из бочонка.

– Как идёт торговля? – Алёша дал монетку торговцу.

– Нам лишь бы сбыть, да покупателю угодить, – рассмеялся парень. Он положил денежку в мошну:35 – Князья в платье, и бояре в платье: будет платье и на нашей братии. Теперь в городе посадником боярин Дмитр Ейкович. Он был у нас до батыева разоренья. У боярина светлая голова, а норов не суровый. Вон видишь, рубят терем, это его хоромы.

После смерти князя Ярослава Всеволодовича, великий хан Монгольского улуса Гуюк призвал в Каракорум Александра Невского и его брата Андрея. Князь Александр Ярославович как старший из братьев расчитывал получить ярлык на великое владимирское княжение. Гуюк русских князей принял ласково, но ярлыков не дал. Заявил: он решит, кто из братьев станет великим князем после того, как приедет из Самарканда. Однако вернуться оттуда Гуюку не довелось. Весной 1248 года его отравили.

Регентшей Монгольского улуса стала Огул-Гаймыш, жена Гуюка. Она знала, что Александр Невский старше Андрея. По кочевым обычаям младший сын всегда остаётся у очага отца, и получает в наследство его улус. Исходя из кочевой логики, она объявила:

–Андрей сядет князем во Владимире, а Александр в Киеве.

О том, что владимирский престол является великокняжеским, регентша не ведала. Обязанности джун шу лина36 исполнял кераит37 Чинкай. Ему много забот доставляли споры между сыновьями Гуюка: Наку и Ходжа-Огулом. Каждый из них возомнил себя великим ханом, издавал указы. Это злило остальных чингизидов.38 Ведь только на курултае39 решится, кто станет великим ханом. Чинкай старался сглаживать конфликты, на это уходило много сил. Не было у него желания заниматься ещё и русскими делами. Услышав волю Огул-Гаймыш, он не стал переубеждать регентшу, а выдал Андрею ярлык на великое княжение. Александр Невский решил в Киев не ехать, он послал туда посадником боярина Дмитра Ейковича, а сам отправился в Новгород. Всё это Алеша Немчинов знал, и предложил друцкому князю заехать на Торговище, разузнать, где искать посадника.

– Мне к Дмитру Ейковичу нужно, – попив сбитня, Алёша подъехал в друцкому князю.

– Тогда расходятся наши пути-дороженьки, – улыбнулся Дмитр. – У меня дело к митрополиту Кириллу. Он в Выдубицком монастыре. Поеду туда.

Друцкий князь поехал к Днепру. Там на берегу дубовая роща, возле неё Выдубицкий монастырь. Алёша поскакал к строящемуся терему. Плотники покрывали крышу тёсом, а киевский посадник орал, стоя внизу. Он указывал мастерам, как подгонять доски.

– Дмитр Ейкович, у тебя, что плотники своему ремеслу не обучены? – Алёша Немчинов спешился.

– Митяй поставь в стойло коня гостя! – велел боярин вихрастому пареньку, стоящему поодаль. Тот забрал у Алёши поводья, а посадник взял с пенька горшок с квасом: – Без пастуха, овцы не стадо.

– Я смотрю, оживает понемногу город, – Алёша указал на избы на Подоле.

– Обмельчал Киев, двух тысяч не наберётся, – вздохнул посадник. – Все на Подоле живут, а на Старокиевской горе по ночам волки воют.

Дмитр Ейкович выпил квасу:

– Бог даст, урожай в этом году смерды соберут богатый, будет, чем монголам десятину платить. Баскак40 у нас мусульманин, но по-русски хорошо говорит, и к православным ласково относится.

– Мне нужно повидать его, – улыбнулся Алёша Немчинов, радуясь встрече с другом юности. Батый назначил в Киев баскаком Мубарака аль Ясина, бывшего эмира египетских мамлюков, перешедшего на службу к монгольскому хану.

Много лет назад Алёша и его друг Ефим Ясинич стояли рабами на александрийском невольничьем рынке. Алёшу купил чёрный араб Мустаким и отправил в Аламут, а Ефима приобрёл эмир мамлюков Каска-беки. Ефимка стал мамлюком, и получил имя Мубарак аль Ясин. Спустя годы он выбился в эмиры. Ефим отпросился у султана со службы, и поехал с семьёй на Русь. В Сарае повстречал друга юности Якова Износкова, который служил у Батыя. Тот представил Ефима хану. Оценив его ум, хан отправил Ефима баскаком в Киев.

– За трапезой увидишь баскака, – кивнул киевский посадник. Он улыбнулся: – Позвал я его в гости, а митрополит от моего приглашения отказался. Сказал, что не хочет вкушать яства в обществе магометанина, когда монастырская братия довольствуется одной пареной репой.

Пока Алёша Немчинов с боярином Дмитром Ейковичем обсуждали киевские дела, в келье Выдубицкого монастыря митрополит Кирилл держал пергаментный свиток и беседовал с монахом.

– Сафоний, прочитал я твоё «Слово о полку Игореве», – митрополит положил пергамент на лавку. Стола в кельи не было, он не полагался ни кому в монастыре, даже митрополиту. Кирилл посмотрел на восточный угол кельи, где находились иконы и распятие: – Честной брат, почему ты рассказ ведёшь про поход новгород-северского князя Игоря Святославовича?! Он ничего выдающегося не совершил.

– Владыко, в «Слове» я призываю русских выступить против поганых монголов, – смиренно склонил голову чернец Сафоний.

– Слишком глубоко ты спрятал призыв свой, вряд ли кто разглядит его, – покачал головой митрополит.

– Иначе нельзя Владыко, – развёл руками монах. Он кивнул в окно кельи: – Пишу скрытно, чтобы «Словом» не навлечь беду. Баскак Мубарак, читает и говорит по-русски. Он углядит призыв к бунту.

– Может ты и прав, – задумался Кирилл.

К его келье примыкали небольшие сенцы, где находился диакон Никанор, писец митрополита.

– Владыко, друцкий князь Дмитр, просит дозволения говорить с тобой, – заглянул диакон в келью митрополита.

– Оставь у меня «Слово», отдам его писцам переписывать, – кивнул Кирилл. Монах поклонился и вышел. Митрополит крикнул в сени: – Отец Никанор зови князя!

Дмитр привёз митрополиту письмо от Даниила Романовича. Галицкий князь знал, что Кирилл собирается перенести кафедру митрополита во Владимир на Клязьме. Кириллу казалось бесперспективным оставаться в разорённом Киеве. Даниил Романович в своём послании просил митрополита посодействовать браку его дочери Устиньи с великим князем Андреем Ярославовичем.

– Передай Даниилу Романовичу, вскоре поеду я во Владимир. Там приложу все силы, чтобы выполнить наказ его.

Бежит времечко, нанизывая дни, словно бусины на нитку. Зелёное лето, сменяет мокрая осень, а за ней приходит белая зима и наступает корочун.41Но вот и ему настал конец, пришёл сочельник. Народ, похлебав сочиво,42 устремляется на Торг, чтобы запастись продуктами на святки. В городе Владимире торговля шла на площади между Торговыми воротами и церковью Воздвижения на Торге. Люди ходили вдоль торговых рядов, разглядывали товар, а продавцы зазывали покупателей: