– С добрым попутчиком дорога вдвое короче, – кивнул митрополит.

Митрополит Кирилл ехал в Новгород для проведения хиротонии51 в сан архиепископа иерея52Далманта. Архиепископ – важная фигура в жизни Великого Новгорода. На вече он выступает судьёй, если новгородским партиям не удаётся прийти к общему решению. Подчас за ним остаётся последнее слово на вече. После битвы на Чудском озере в Новгороде сложилось две партии. Чёрные53 и житьи54 люди были за Александра Невского. Богатые новгородские купцы вели дело с немцами, в большинстве своём они стояли на прогерманских позициях. К купеческой партии примыкали бояре, которые не хотели платить дань монголам, а князь заставлял их раскошелиться. Чёрные люди составляли большинство на новгородском вече, но вовремя выставленные бочки с пивом да хмельной медовухой позволяли купцам и боярам набирать себе сторонников среди них. Не все из чёрных людей теряли разум от чарки бесплатной медовухи. Для них слово новгородского архиепископа было решающим. До 1249 года этот пост занимал Спиридон, сторонникАлександра Невского. Он умер, и новгородский посадник Онанья Феофилатович стал продвигать на пост архиепископа игумена Юрьевского монастыря Арсения. Тот был родом из боярского рода Онцифировых, доводился шурином посаднику Онанию Феофилатовичу. С родственником дело сладить всегда легче!

Князь Александр Невский прочил игумена Далманта, на место новгородского архиепископа. Но решать должно вече, и там разгорелся спор. Новгородцы, выбирая архиепископа, сначала спорили до хрипоты, потом принялись драть друг друга за волосы. Наконец решили:

– Пусть Божья воля укажет, кого избрать архиепископом, – иными словами нужно кинуть жребий.

Написали две бумажки с именами Далмата и Арсения. Посадник Онанья Феофилатович запечатал их городской печатью и положил на престол собора Святой Софии. Слепой юродивый Фома Кутенеев должен взять бумажку с престола. Чьё имя вытянет божий человек, тот и станет архиепископом. Онанья Феофилатович был уверен в успехе своего предприятия, юродивый питался со стола посадника. Шепнул Онанья Феофилатович перед жеребьёвкой Фоме:

– Справа бумажку бери!

Фома взял левую бумажку и протянул посаднику. Дрожащими руками сорвал Онанья Феофилатович печати и прочитал:

– Далмант.

Новгородцы, собравшиеся в соборе Святой Софии, хором выдохнули:

– Знаменье Богово!

Люди осеняли себя крестным знаменем, а Онанья Феофилатович тем временем соображал:

«Кто же меня облапошил?!»

Любовь к смокве55вмешалась в дела духовные. Обожал Фома Кутенеев это лакомство, частенько его угощала им Василина Микитична, жена Алёши Немчинова. Сунула она Фоме горсть смокв, и шепнула:

– Как укажет тебе Онанья Феофилатович, какую бумажку тянуть, бери с противной стороны.

С той поры минуло девять месяцев, в мае приехал в Новгород митрополит Кирилл, провёл хиротонию и задержался в городе. Первая неделя июня в тот год выдалась холодной и дождливой. В княжеской горнице печь затопили. С зимы хворал князь Александр Ярославович, страдал от ломоты во всём теле. Молились в храмах новгородских за его здоровье, в конце мая ушла болезнь.

В княжеской горнице собрались боярин Михалко Степанич, митрополит Кирилл, новгородский       архиепископ Далмант и Алёша Немчинов, сподвижник князя. Он привёл на совет своего друга владимирского баскака Якова. Князь расположился в кресле возле печи, его после болезни знобило. Обсуждали письмо Александру Невскому, присланное папой римским Иннокентием IV.

– Однако врать, горазд понтифик, – улыбнулся князь. Он кивнул: – Алёша, прочти то место в послании, где он говорит про моего отца.

Из всех присутствующих латынь знал лишь Алёша Немчинов. Он встал с лавки, развернул папскую грамоту.

– Отец будущего века, царь мира, вдохновитель благочестивых помыслов, Искупитель наш – Господь Иисус Христос – оросил благословением Своим дух блаженной памяти отца твоего, Ярослава, и, ниспослав ему, от переизбытка щедрости Своей, неоценимый дар познания Своего, в уединении предуготовил ему путь, коим он вернулся в ясли Господа, яко овца, долго блуждавшая в пустыне. Воистину, как узнали мы из доклада дражайшего сына нашего, Джованни да Плано Карпини, инока ордена Малых братьев, нашего поверенного в делах монгольского племени, отец твой, стремясь облечься в нового человека, на глазах у рыцаря Жемера, советника его, смиренно и предано вверил себя послушанию Римской церкви, матери его, коей представлял сей брат. Сие было бы незамедлительно оглашено, если бы столь внезапная, сколь и счастливая, смерть не похитила его. Столь счастливый конец завершил течение его жизни в веке нынешнем, – прочел Алёша Немчинов по-русски, послание, написанное на латыни.

– Брат Константин был с отцом в Каракоруме, и ничего не сказал о принятии им веры католической, – покачал головой Александр Невский.

– Но зачем понтифик так нагло врёт?! – нахмурил кустистые брови Далмант.

– А вот зачем, – улыбнулся князь. Он посмотрел на Немчинова: – Алёша, прочти-ка письмо в самом конце.

– Посему мы просим тебя оказать особую милость и неотложно оповестить братьев из Тевтонского ордена, пребывающих в Ливонии, как только узнаешь, что монгольское полчище направляет стопы свои в христианский мир; так оповещённые упомянутыми братьями, сможем мы, заранее поразмыслить о способах действенного отпора монголам сим. Знаем, что ты не пожелал подставить шею жестокому игу монгольскому; посему мы восхваляем твою осмотрительность достойными славословиями в Господе, – Алёша свернул грамоту.

– Льстит мне папа римский, потому как боится монголов, – вздохнул Александр Невский. – Хочет выставить русских щитом против них, дабы отгородить католические страны от возможного набега монгольского. Но какой нам смысл ссориться с монголами?!

– Литовский князь Миндовг, послал к папе римскому своего боярина Парбуса, – погладил Михалко Степанич свою бороду, заплетённую по новой моде в косу. – Ведомо мне, что в мае вернулся Парбус в Новогрудок с ответом от Иннокентия IV.

– Каков же был ответ понтифика? – князь Александр ладонью вытер испарину, проступившую на лбу.

– Папа римский сулил примирить Миндовга с врагами его, Тевтонским орденом и рижским епископом. Те не будут оказывать поддержки жемайтскому князю Витовту. Так же Иннокентий обещал помирить галицкого князя Даниилу Романовича с Миндовгом. За всё это литовский князь должен принять католичество и уступить тевтонцам некоторые земли. Литвинский боярин Евстафий сообщает, что в июне Миндовг будет креститься по католическому обычаю. Епископом в Литву назначен Христиан, капеллан Тевтонского ордена. Рижский епископ Науэн и ливонский ландмейстер Фельбен создают препоны купцам нашим, и не пускают их торговать в Германию. Они выполняют наказ ганзейских купцов.56 Те хотят дёшево брать товар в Новгороде, и не пускать нас торговать в Европу.

– Папа римский также ведёт переговоры о принятии католичества с галицким князем Даниилом Романовичем, – Алеша Немчинов постучал свёрнутым пергаментом по ладони.

– Крепко хотят нас закупорить, – усмехнулся Далмант.

– Во всяком заборе дыру проделать можно, – улыбнулся Михалко Степанич. – Нет здесь боярина Миши Мишинича, он бы подтвердил.

Как не сильно болел зимой Александр Невский, а делами всё же занимался. Послал он боярина Мишу Мишинича к норвежскому королю Эрику Старому. Между Великим Новгородом и Норвегией заключён договор о разграничении границ. По договору норвежцы обязались пропускать русских купцов через свою территорию беспошлинно, а взамен норвежским рыбакам разрешалось ловить рыбу в Баренцевом море. Этот договор закрывал путь иноземным купцам в русские северные земли богатые пушниной, одновременно давал возможность новгородским купцам через норвежские земли, идти в Европу.