— Придержи этого с обрезом, — попросил меня сверхсрочник.

— Не вопрос, — кивнул я. — Ждите моей отмашки, — буркнул я напоследок, а про себя добавил: «И больше сюда не приезжайте. Мне такой весёлый хоккей нафиг не нужен».

И хоть я был собой более чем доволен, однако, дальнейшие события пошли совершено не по моему плану. Наверное, я где-то слишком перегнул палку, запугав солдатиков самопальными стволами, обрезом и охотничьей двустволкой. И как только местные парни отвлеклись на разговоры со мной, бойцы ВОХРа, каким-то образом перелезли через ограду и ринулись не через мост, а в противоположном направлении, вдоль этой самой ограды прямо по сугробам в сторону междугородней трассы. К слову сказать, в том месте как раз имелась небольшая «собачья тропка».

— Куда, бл…ть⁈ — заорали местные пацаны, которые были не в курсе моей задумки.

— Стой-стой-стой! — затараторил я, расставив руки в стороны. — У них там три шмалера! Пусть отбегут подальше.

— Спокойно, мужики, сейчас рванём! — осадил всех Николай Гаврилов, старший брат моего одноклубника.

— Да-да, пусть они немного выдохнутся, — усмехнулся я, видя, как комично солдатики улепетывают, падая, вставая и кое-где продолжая ползти на карачках.

Всю дорогу от стадиона до почты, все триста с лишним метров, Наташа не переставала заливаться от смеха, так как поединок приезжих «морпехов» и местных «рэмбо» прошёл в тёплой дружеской атмосфере и закончился перекидыванием снежков и криками: «Иди сюда! Сам иди сюда!». Кстати, солдатики благополучно заскочили в автобус до Луньевки, от которой до посёлка Талого можно было дотопать по лесной тропе примерно за час.

— Что ты им такое насочинял? — хохотала моя подруга.

— Приём старый: сначала запугиваешь одного противника, затем другого, и когда дело доходит до поединка, желание драться у обеих сторон пропадает, — улыбнулся я, вспомнив пьесу Шекспира «Двенадцатая ночь».

— Я всё хочу спросить, что эта за бандероль и самое главное кому? — заинтересовалась Наташа моим прямоугольным бумажным свёртком, когда мы вошли в помещение почтового отделения.

Внутри отделения находилось где-то с десяток посетителей, и лишь стоило мне встать в очередь к окошку, где выдавали и принимали посылки и бандероли, как народ очень странно стал перешёптываться. И что-то мне подсказывало, что обсуждали мою новую пассию и мой неважнецкий моральный облик. Ибо совсем недавно я гулял по городу с молодой учительницей английского языка, а теперь моя «бесстыжая морда» крутила роман с начинающей молоденькой актрисой. Даже полная женщина средних лет, которая в соседнем окошке принимала телеграммы, привстав со стула, осуждающе посмотрела и недовольно хмыкнула. «Руссо хоккеисто — найн нихт нет облико морале», — усмехнулся я про себя, мысленно посылая всех куда подальше, решать собственные проблемы и заниматься собственной жизнью.

— Это волшебная бандероль, — шепнул я своей хорошенькой и длинноногой подруге.

— В каком смысле? — не поверила Наташа, расплывшись в широченной улыбке.

— В самом прямом, — тихо буркнул я. — Представь себе, что в волшебную новогоднюю ночь тебе приснился сон, в котором были Воланд, Маргарита и кот Бегемот.

— Не поняла? — пролепетала моя девушка. — Какая ещё Маргарита? Это которая в промтоварном работает? Дура крашеная?

— «Мастера и Маргариту» читала? — спросил я и, когда Наташа отрицательно помотала головой, проворчал, — ладно, забыли. Представь, что тебе приснился Дед Мороз, который за исполнение заветного желания потребовал грамоту из профкома.

— Шутишь?

— Ничуть, — хмыкнул я и развернул свёрток.

Затем я сдвинул в сторону солому, которой была обложена со всех сторон эта символическая благодарственная награда, заключённая в деревянную рамочку со стеклом и показал её информационное наполнение девушке. И Наташа, выпучив и без того большие глаза, беззвучно шевеля губами принялась про себя читать: «Почётная грамота за 1-е место в смотре-конкурсе на лучший новогодний вечер и лучшую новогоднюю ночь 1975 года. Награждается гражданин Бегемот. Профком александровского „Машзавода“ отмечает высокий профессиональный уровень в деле подвешивания в воздух нескольких десятков 300-килограмовых хрустальных люстр, а так же необычайно широкий ассортимент предлагаемых гостям напитков, включая безалкогольное пиво и прочее, и прочее. Руководство „Машзавода“ в лице генерального директора Рогута Г. Ф. выражает надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество и желает гражданину Бегемоту крепкого здоровья, профессионального роста и успехов в выполнении взятых на себя повышенных обязательств».

И довершала грамоту большая круглая профкомовская печать и личная подпись самого директора Рогута, который, чтобы отвязаться от меня, подписал её, не зная дальнейшего текста. И его можно было понять, в конце концов, подписывалась не дарственная на собственную квартиру, а какая-то стандартная «филькина грамота».

— Ты это серьёзно? — вновь пролепетала моя подруга.

— Поверь мне, Наташа, что с Воландом и его свитой лучше не шутить, — проворчал я, заворачивая бандероль обратно и стягивая её бечёвкой. — Нечистая сила юмора не понимает. Я тебе потом расскажу.

— Что у вас, гражданин? — прорычала ещё одна работница почты, круглолицая и тучная женщина, когда подошла моя очередь.

— Бандероль профессору Бегемотову, — усмехнулся я, — лауреату Ленинской премии и крупному специалисту по грызунам. Большая просьба, будьте с посылочкой поаккуратней.

— Разберёмся, — сквозь зубы произнесла приёмщица и, шлёпнув сургучную печать поверх бечёвки, швырнула мою бандероль в корзину, где уже лежали десятки подобных свёртков.

«Если женщина красива и в постели горяча — это личная заслуга Леонида Ильича», — думал я, когда после бессонной ночи с тёмными кругами под глазами пришёл на первый в этом 1975 году рабочий день. Бригада студентов ТПУ уже колдовала над отливкой солдатиков, которой руководил Василий Богомаз. Он показывал будущим кулинарам, строителям и сварщикам, из которых составили первую бригаду, как разливать из маленького кошечка сплав цинка-алюминия-магния в кокили.

— Отливки остывают пять минут минимум, раньше времени руками формы не трогать, — втолковывал Богомаз ребятам.

— Как же мы выполним план, если они так долго стынут? — возмутилась одна из девушек, не то будущий специалист по пирожкам, не то мастер по клейке обоев.

— Во-первых, кто-то из бригады может прийти на два часа раньше и наделать запас отливок, — проворчал я. — А во-вторых, все 16 кокилей можно разом вынести на улицу и сунуть в снег. И остынет всё за минуту. И ещё, в этом месяце речь о выполнении плана не стоит. Сколько упаковок с солдатиками наделаете, столько денег и заработает ваша бригада. Напоминаю прейскурант: пятьдесят копеек за одну упаковку. На сегодня главная задача — это распределение ролей в вашем дружном рабочем коллективе. Кто-то будет заниматься только отливкой, кто-то кусачками откусывать литники, а кто-то будет шлифовать заусенцы, сразу предупреждаю — делать это нужно без фанатизма. Остальные члены бригады займутся сборкой картонных коробочек, на которые нужно заранее поставить штамп этикетки, и раскладыванием солдатиков. Самое важное: все восемь фигурок в упаковке должны быть разными.

— А чем займётесь вы? — под хихиканье ребят спросил какой-то шустрый паренёк, скорее всего, будущий сварщик.

— В мои обязанности входят: защита ваших трудовых прав перед дирекцией завода, менеджмент, промоушен, паблик релейшен, реклама и маркетинг, — протараторил я, огорошив ребят множеством непонятных слов. — И уже в эту среду я начну налаживать первые торговые связи с крупными промтоварными магазинами ближайших к Александровску городов. Наши оловянные солдатики сами себя, увы, не продадут. Итак: по всем основным вопросам обращаться ко мне, я пока у себя, — пробурчал я, перед тем как направиться в свой кабинет.

От сегодняшней ночи, проведённой в жарких объятьях Наташи Сусаниной, кроме ноющей головной боли осталась ещё одна неприятная моральная дилемма. Помнится немецкий поэт Генрих Гейне сравнивал человека со вселенной. Так вот, когда накануне две наши вселенные сливались в единое целое, когда наши галактики переплетались в гигантские Магеллановы Облака, я помимо своей воли смотрел самую настоящую «Санта Барбару».