— Дай! — зарычал я.

И Стёпка в ту же секунду шмальнул шайбу в моём направлении. «Не тормоз, уже хорошо», — отметил я и полетел на ворота наших спарринг партнёров. Сначала за счёт скорости в средней зоне без труда ушёл от двух нападающих соперника, затем пересёк центральную красную линию и резко отпасовал на левый край атаки, где давно уже стучал клюшкой по льду Генка Комолов. Далее пришёл его черед блеснуть мастерством. Приняв пас, Геннадий грамотно качнул корпусом и, ловко ускользнув от попытавшегося его сбить с ног здоровяка Лёши Боговика, рванул на чужие ворота, путь к которым стал открыт.

Вот в чём настоящая прелесть хоккея: ещё несколько секунд назад Гаврилов мог забить нам, а теперь опасность на другой половине ледяного поля. Зрители в восторге, голкиперы в панике, второй защитник соперника Вася Богомаз, который сейчас спиной откатывался к своим воротам — последняя и не самая прочная преграда, а я, подключившись параллельным курсом в атаку, кричу:

— Комол, дай!

— Давай! — заголосили зрители. — Шайбу давай!

И Комолов, поддавшись на уговоры, дал. Он как мог, изобразил бросок по воротам и в последний момент хитро отпасовал в левую сторону. Богомаз, конечно, попытался эту передачу перехватить, но на сей раз безуспешно. И шайба, точно юркнув в крюк моей клюшки, через доли секунды забилась в сетке, ибо олимпийские чемпионы с трёх метров по пустым воротам не промахиваются.

— Гооол! — обрадовались болельщики.

— Толь Толич, труби отбой, — сказал я, победно подняв клюшку вверх. — Достаточно на сегодня.

— Да уж, хватит, пожалуй, — согласился старший тренер и издал звонкую трель из своего спортивного свистка.

Народ недовольно заворчал, когда хоккеисты стали покидать ледяное тренировочное поле, а я, чтобы поздороваться, в прямом смысле слова подкатил к Виктории и к Надежде.

— Привет, соседи, — улыбнулся я, отметив в очередной раз красоту девушек. — Приобщаетесь к спорту или пришли поболеть за кого-то персонально?

— Приобщаемся, — хихикнула Вика.

— Мы сегодня испекли пирог с капустой, хотим вас, Иван, пригласить на чай, — скромно пролепетала Надя, которая классической русской красотой как её подруга не обладала, зато чем-то смутно напоминала актрису Веру Сотников в молодости.

— Пирог — это хорошо, а капуста, так вообще замечательно, — пробурчал я. — Только давайте сегодня вы ко мне. У меня на вечер с хозяином холостяцкой берлоги Иннокентием Харитоновичем запланирована серьёзнейшая работёнка. Может и вы, как педагоги, что-то интересное подскажете.

— Ну не знаю, может быть, — буркнула Виктория, незаметно ткнув свою подругу в бок, которая тут же хотела дать своё согласие. — Нам ещё тетради проверять.

— Ясно, ковка школьной успеваемости — это неотъемлемая часть бесплатного советского образования, — понимающе кивнул я. — Пождите пять минут, сейчас переоденусь и провожу вас до дома, а то мало ли что. Здесь, увы, не Принстон.

— Стой, не шелохайся! — скомандовал вредный старик Харитоныч, когда я, изображая фигуру индейца, стреляющего из предполагаемого лука лыжной палкой, решил опустить затёкшие руки вниз. — По твоей задумке работаю, вот и терпи.

Он уже целый час лепил из пластилина 6-сантиметровые фигурки воинов индейского племени и не давал мне спокойно попить чаю с капустным пирогом и поговорить с пришедшими в гости молодыми и очаровательными учительницами, Викторией и Надеждой. Сначала я изображал Чингачгука, который целился куда-то из винчестера, и вместо винтовки мне пришлось взять в руки обычную хоккейную клюшку. Затем я недолго побыл мудрым индейским вождём, многозначительно смотрящим вдаль, скрестив руки на груди. Потом преобразился в молодого и горячего индейского парня, который замахивался на условного противника топором для колки дров, то есть томагавком. И вот дошло дело до лука и стрел. Именно в этот момент в дверь хаты постучались мои симпатичные соседки. И сейчас они сидели за столом и весело хихикали.

— Ну, хоть вы, девушки, скажите этому дурню, что ничего из его ерундовой затеи не получится, — проворчал Иннокентий Харитонович, продолжая лепить индейца по прозвищу Зоркий Сокол.

— Да, Иван, — кивнула головой Вика, — ты — отличный спортсмен, так зачем тебе возиться с игрушками для детей? Для любого серьезного дела, нужно, прежде всего, иметь соответствующее серьёзное образование.

— Вот и я о чём, — подкрякнул старик Харитоныч.

— Позвольте с вами, королева Виктория, не согласиться, — усмехнулся я, всё так же стоя в позе лучника. — Для любого серьезного дела требуется: природная смекалка, звериная интуиция и чёткий финансовый расчёт. И интуиция мне шепчет, что эти оловянные фигурки будут буквально сметаться с прилавков наших советских магазинов.

— И в чём же заключается твой финансовый расчёт? — решила поспорить красавица Вика.

— Он заключатся в оптимальном размере фигурки, — пробурчал я, стараясь не шелохнуться. — Если сделать её меньше 6-и сантиметров, то пропадёт необходимая для детского интереса детализация. А если отлить солдатика больших размеров, то произойдёт перерасход материала, увеличение стоимости и неизбежное падение спроса. Всё, Харитоныч, перекур, — выдохнул я, опустив руки вниз, и присел рядом с девчонками за стол.

— Перекур, так перекур, — прогундосил вредный старик, оставив табурет с пластилином в сторону. — К завтрему дню не успеем, потом не жалуйся.

— Нам бы ночь простоять, да день продержаться, — хохотнул я, разливая по кружкам чай.

— А мне, как учителю литературы, идея Ивана показалась интересной, — неожиданно высказалась Надя. — Эти забавные фигурки могут подтолкнуть детей к чтению исторических книг и художественной литературы. Меня только смущает, что вы сделали упор на солдатиках, которые привлекут главным образом мальчишек. А как же девочки?

— Сделаем один пробный набор и для девочек, — улыбнулся я. — Пиратки «Карибского моря»: Кира Найтли, Зои Салдана, Наоми Харрис и Пенелопа Крус.

— Кто? — хором спросили меня все, кто был сейчас в доме.

— Кто-кто? — пробубнил я, обругав себя идиотом. — Это, кхе, условные примерные имена девушек-разбойниц с пиратских кораблей. Насколько я знаком с женской психологией, то им, то есть вам, очень важно, чтобы каждая фигурка имела своё индивидуальное имя. Нам, мужикам, достаточно простого утилитарного обозначения: лучник, копейщик, снайпер.

— Это точно, — крякнул Харитоныч, откусив большой и аппетитный кусок капустного пирога.

И вдруг я краем глаза заметил, как Виктория аккуратно пихнула в бок свою подругу. После чего Надежда, что-то тихо пробубнила и пролепетала:

— Вы меня, Иван и Иннокентий Харитонович, простите, но мне нужно к завтрашнему дню целую стопку сочинений проверить. Поэтому я пойду. Не буду мешать вашей работе.

— Мне, девонька, в моём возрасте ничего помешать не может, — захихикал Харитоныч, хитро покосившись в мою сторону.

Не знаю как, но вредный хозяин дома всю эту щекотливую ситуацию, когда молодые и красивые девушки сами приходят в гости к здоровому и полному сил мужику, просчитал на раз. И после того, как Надя ушла домой, он понимающе крякнул и, сказав, что ему надо поработать с полчаса в мастерской, оставил меня и Вику наедине. Что мне оставалось делать, учитывая туманные перспективы будущего, в котором я мог застрять в подобном маленьком городке на долгие годы? Ведь ещё не факт, что спустя пару лет мне разрешать вернуться в большой мир и в такой же большой спорт. Что мне оставалось делать? Не тормозить!

Поэтому я сгрёб Викторию в свои стальные объятья и слился с ней в долгом и дурманящем мозг поцелуе. Сказать, что девушка охотно ответила на него, не сказать ничего. Вика буквально впилась в мой рот, а через полминуты она, тяжело дыша, прошептала:

— Пошли в твою комнату.

Я поднял её на руки и стремительными шагами унёс в свою маленькую коморку, где кроме кровати и тумбочки больше ничего не помещалось. Однако уложить девушку на кровать я поостерёгся. Это железное мебельное чудо советской промышленности, когда я поворачивался с боку на бок, скрипело с такой силой, что звук был слышан даже на улице. Поэтому, поставив девушку на ноги, я прижал её к стене и снова поцеловал.