С Дикаркой было и того хуже: Бор терялся, нес чушь, заикался и чувствовал себя полнейшим кретином. Проще было вообще не показываться ей на глаза.

Однажды ему все-таки довелось остаться с Леной наедине, и тот момент он бережно сохранил в памяти.

Бор встретил ее случайно на окраине Летнего сада. Лена сидела на корточках у скамейки в мокрой прошлогодней листве и разглядывала булыжник размером с маленькую девичью ладонь. Бор не ожидал встретить ее и, смутившись, ускорил шаг.

– Борис? – позвала Дикарка.

Уходить было невежливо, и Бор изобразил удивление.

– Ты это… Привет. Что делаешь? – спросил он, кивнув на булыжник.

– Правда, похоже на кусок торта?

На взгляд Бора, камень не имел с тортом ничего общего, но из вежливости он кивнул.

– Вот эта светлая часть – песчаник. Осадочным породам Ладоги и Финского залива примерно полмиллиарда лет. Темная – гранит, осколок Балтийского щита, здесь порода залегает близко к поверхности.

– А это что за красноватые бляшки? – спросил Бор.

«Словно кровь запеклась», – подумал.

Лена поскребла одну из них ногтем.

– Хм. Похоже на альмандин. Интересно, как этот кусок сюда попал? – задумчиво проговорила она и повернулась к Бору. – Тебе правда интересно?

– Да, отчего нет.

– Мало с кем можно о таком поговорить. Максим, например, сразу меняет тему, стоит мне коснуться геологии. – она улыбнулась, как показалось Бору, с мечтательным блеском в глазах. Интересно, сколько времени они проводят наедине? – Представляешь, нас на курсе одни парни.

– А ты почему пошла на геолога? – задал Бор давно назревший вопрос.

Дикарка немного подумала.

– Ищу себя у себя под ногами.

Большего она не сказала: понимай как хочешь.

– В детстве с отцом я изучила весь полуостров. – видимо, речь шла о Камчатке. – Камни хранят историю мира, у них много секретов, о которых мы даже не догадываемся. А здесь, в окрестностях Ленинграда, весьма любопытное место – с геологической точки зрения.

– Странно, я думал, интереснее Сахалина с Камчаткой ничего нет. Вулканы и это… Прочее… Как на другой планете.

– Да, пожалуй, – ответила Лена и замолкла.

Бор растерялся и в панике искал, что сказать. Но Лена сама его выручила.

– Знаешь, о чем я мечтаю? – спросила она. – Побывать в Греции, на Пелопоннесе. Там есть река Мавронери – говорят, это тот самый Стикс: у его истока вход в Преисподнюю. Если испить воды из реки, то непременно умрешь.

Бор удивился: странно, геолог, а верит в древние мифы.

– Надеюсь, ты не собираешься…?

Лена рассмеялась.

– Конечно, нет. Просто хочу узнать, что там.

– Что, если ничего?

Она покачала головой.

– Такого не может быть. В любом случае поездка будет иметь смысл: истина дороже незнания, так ведь?

Бор осторожно кивнул и размял спину. Сидеть на корточках стало утомительно.

Проходившая мимо старушка, подумав невесть что, разразилась воспитательной тирадой. Наверняка со стороны ситуация выходила за рамки приличия. Они сели по-человечески, и Лена спрятала осколок породы в черную тряпичную сумку с ремешком через плечо и надписью «Москва-80».

– Жаль, я не смогу поехать. Разве что удастся попасть в экспедицию, но я всего лишь первокурсница, кому я нужна? Да и выехать из страны – целое приключение. А ты был за границей?

– Да, с родителями. В Болгарии, Италии, на Кубе…

Бору вдруг стало стыдно за то, что ему повезло больше, в чем не было его личной заслуги.

– Но после Сеульского Боинга наших за границей не очень-то жалуют2, – поспешил добавить он, – так что лучше переждать, пока всё уляжется.

– Да, – пробормотала Лена. – Наверное, твои мечты должны быть поинтереснее моих.

– Ну это… Как-то даже не задумывался.

– Ничего, скоро ты поймешь чего хочешь.

С Дикаркой было так тепло и просто, Бор наслаждался каждой секундой, проведенной в беседе с ней.

– Что ж, тогда меня не удержишь, – он хохотнул, но Лена отчего-то помрачнела.

Разговор мало что изменил – разве что, Бор стал смелее в присутствии Лены, а она ловила его взгляд в толпе и салютовала ладошкой. Но та маленькая беседа зародила в душе Бора настойчивую, не дающую покоя надежду. Тем более, Дикарка явно не отдавала никому предпочтения.

Определенность ударила под дых неожиданно и жестоко.

Однажды Бор увидел, как она скрылась в комнате Максима, и этот гаденыш повесил на дверь красный галстук. Тот самый галстук, служивший предметом домыслов и пересудов: Макс надевал его, когда хотел произвести впечатление на девчонок, с которыми наверняка что-то будет, но Бор знал, что эта тряпка скрывает – насквозь фальшивую натуру Максима. Бор долго не мог сдвинуться с места, всё глядел на проклятый кусок ткани и сжимал кулаки.

Поначалу он решил не думать о девушке, но в тесном студенческом мирке это было непросто. Толкотня возле аудиторий, узкие коридоры общаги – и вот взгляд снова упирается во влюбленную парочку. Они уже не скрывали чувств: держались за руки, ускользали вдвоем в темные закоулки, чтобы до беспамятства целоваться, а Бор прижимался лбом к ледяному стеклу, оставляя сальный отпечаток в форме булыжника с альмандинами.

Дикарка приветливо здоровалась, даже не подозревая, насколько сильно сдвинула пласты его души. Внутри Бора бушевал древний тоскливый докембрий: сталкивались литосферные глыбы, извергались потоки магмы, взмывали ввысь облака серного газа – и ничего живого.

Однажды вечером в дверь комнаты постучали.

Красные глаза, влажные щеки. От Дикарки не осталось и следа – девочку Лену хотелось затащить внутрь и укрыть от невзгод под своим одеялом.

– Что случилось?

У нее отобрали сумку с деньгами и зачеткой отличницы. Могло быть и хуже. Чудом вырвавшись из крепкой мужской хватки, она стремглав бросилась в людное место. Макса с ней не было, не было его и в общежитии. Вечер пятницы, Максим с остальными зависли на чьей-то квартире, а ей к зачету готовиться.

В чашку плеснул кипяток, и Дикарка одернула пальцы. Бор принялся дуть – от усердия чайная лава потекла по рукам, но кожа не ощущала ни боли, ни жара.

Дикарка не знала, к кому пойти, одной было страшно. Тогда подумала о Боре. Да уж, он всегда в зоне доступа: с головой погрузился в учебу и покидает комнату только ради лекций и походов в гастроном за углом.

Всхлипывая, девушка говорила, а Бор заворожено смотрел на свою мечту. Совсем рядом, протяни руку и дотронься. Но он не смел, будто Максим огородил подругу колючей проволокой и пустил ток.

– Спасибо, что не оставил меня одну. – Лена подняла заплаканные глаза с черными лунами зрачков.

– Как же иначе? – ответил Бор. – Я для тебя все сделаю. Убью, если хочешь того урода, что напал на тебя. И неважно, что вы с Максимом… – чертов язык выдал его с головой. – Прости, зря я это сказал. Будьте счастливы вместе.

Дикарка слушала не дыша.

И тут в общежитии вырубило пробки. Февральский вечер ворвался в комнату. Свет фонарей отражался от снега – желтый, больной. Стены и потолок цвета сепии, словно на старом снимке.

Она сама обняла его, прижалась к груди, ладони скользнули под майку. Прикосновение окатило упругими волнами. Что вдруг на них нашло, – быть может, прорвалась наружу долго сдерживаемая потаенная тяга либо от пережитого страха девушке захотелось тепла – так и осталось загадкой. Бор притянул Лену к себе и осыпал жадными поцелуями соленые щеки и губы с ускользающим вкусом дешевого вина. Она не противилась и прикрыла глаза. Вулканы взрывались жаром, под кожей текла раскаленная магма. В прорези блузки мелькнул сосок – выстрелил, убил наповал, тогда Бор совсем поплыл и потерял равновесие…

Когда Максим объявился, Бор не промолвил ни слова: что ни скажи, прозвучит оправданием. Девушку Макс отправил за дверь, а Бор получил от бывшего друга по челюсти. Они помахали кулаками неуклюже, как школьники: для обоих драка стала крещением. В полном молчании вцепились друг в друга, катались по полу клубком ревности, раздавали пинки, царапали костяшки об зубы, хватали за горло и душили, пока не разняли примчавшиеся на шум соседи.