Наша? Я-то здесь причем, подумал я, и уже собрался удивиться, как князь повернулся ко мне, посмотрел со значением и сказал:
– А, знаешь, Антон Петрович, доверю-ка я тебе сыграть роль поляка.
– А как же приказ подполковнику Коробьеву? – только и смог спросить я.
– Нужды нет, найду, кого отправить. Продумай лучше, ты как никто другой для такого дела подходишь. По-польски говоришь, не отпирайся! В Польше долго находился, обычаи и нравы их знаешь. Вот и выдать себя за шляхтича сможешь. Да и кураж в тебе есть. Кому как не тебе такое по силам?
– Помилуйте, ваше превосходительство! Я перед русскими за поляка себя выдать могу, а если эмиссар тоже поляк?
– А ты что скажешь, Платон? – спросил князь.
– Не думаю, что поляк. Зачем тогда язык французский? Тень на плетень наводить серьезные люди не станут, – резонно заметил майор.
Я и сам сообразил, что сморозил глупость. А Голицын посмотрел на меня:
– Так что?
Первым моим побуждением было отказаться. Негоже боевому офицеру лицедействовать. Да вот, Заблудов странно так на меня посматривал, словно спрашивал, под силу ли мне? И что-то в глубине души толкало: возьмись.
– Неожиданное, ваше превосходительство, предложение, хотя и лестное. Ну, а как не получится? – услышал я себя, точно со стороны.
– А ты попробуй! Глаза боятся, а руки делают. Ну нет у меня другой подходящей кандидатуры, а рискнуть стоит! Коли поймаем ворога этого, важную услугу окажем государыне! Надо нам за каждую ниточку дергать, авось узелок быстрее распутается. Опасен, самозванец, ох опасен, чем скорее его скрутим, тем быстрее победим бунт.
Ну что, согласен?
Пусть даже на мой искушенный взгляд вся планируемая князем операция была сущим безумием и сумасбродством, я утвердительно кивнул головой.
– Вот и отлично! – обрадовался князь. – Остальное по дороге утрясете. Сколько у нас времени на подготовку? День, не более. И то припоздать можете.
– Отговоримся, что береглись солдат, не спешили, – предложил я.
– Верно! Начинайте собираться прямо с сего момента. Я дам распоряжение, чтобы тебе, Платон, все выдавали по первому требованию. Собирайтесь, и завтра в путь.
Ты, Антон, не бойся, я Коробьеву и командиру твоему полковому пропишу, что особое поручение мое исполняешь, чтобы не искали тебя и шум излишний не поднимали. Ну, а майор сам себе голова. Приступайте, господа!
– Так точно, ваше превосходительство! Мы вскочили с мест и вытянулись.
– Имейте в виду, – сказал нам князь, напоследок. – Тайна полнейшая! Людей подбирайте тщательно! Докладывать обо всем только мне и более никому.
Вот так, сам того не желая, я стал участником тайной экспедиции. И честно скажу, предложение князя пришлось мне по душе. Видать соскучился я по секретным делам. Весь остаток этого дня мы посвятили подготовке и снаряжению. Премьер-майор показал себя человеком деятельным и расторопным, ничего сказать не могу. Свою команду в двадцать человек Заблудов отобрал быстро, взял солдат из егерского батальона, где раньше служил. А вот с казаками было не так просто. Две донские сотни под командованием войскового старшины Дениса Бурыки, следовали со штабом корпуса, но в боях не участвовали. На то был приказ высшего командования, боялись, что перейдут на сторону пугачевцев. И можно ли на них надеяться в таком важном деле, как наше? Вопрос не праздный, сами донцы неохотно служили против самозванца. Заручившись приказом генерала, мы отправились к войсковому старшине. Бурыке было лет под сорок, в густых темно-русых кудрях проглядывала седина. Горбоносый, с острым взглядом прищуренных маленьких глаз, он встретил нас очень недружелюбно, почти враждебно. Прочитав приказ о содействии, хмыкнул в усы и равнодушно заявил, что мы можем брать любого из его казаков, о чем он отдаст распоряжение. Мы переглянулись. Такого вояку на козе не объедешь. Не входя в подробности, Заблудов объяснил, что дело серьезное и секретное. Потому люди нужны проверенные в бою, не болтливые, а главное преданные государыне. Если он посчитал, что сиими словами убедит бравого казака, то просчитался. Бурыка с угрюмым видом выслушал майора и повторил, что мы можем брать любого, кого захотим. Заблудов начал закипать, я увидел, как стала пульсировать жилка на его виске, и поспешил на помощь.
– Господин старшина, – сказал я, – связанные словом, мы не сможем объяснить тебе, зачем понадобились нам твои донцы. Но поверь, в сем деле мало смелости да верности, нужно быть сметливым, расторопным, и за словом в карман не лезть. Представь, что тебе нужно пробраться во вражескую крепость, кого бы ты взял с собой?
– В крепость? – переспросил казак.
– В крепость, – сказал я как можно убедительнее.
Не знаю уж, проняли ли его мои слова, или он просто решил, что достаточно показал свою власть, но Бурыка немного помолчал, раскуривая трубку, и затем сказал, что найдет с десяток из тех, с кем бывал в разных переделках и кому верит, как себе. Из пришедших казаков мы отобрали семерых. Каждому было под тридцать, все – хорошие стрелки и наездники. Им было приказано снарядиться для похода и взять нужные припасы. Старшина, выступив перед ними, наказал во всем слушаться новых командиров. Забрав казаков с собой, мы распрощались с Бурыкой и отправились восвояси. Майор лично проследил за сборами казаков, после чего отвел их в расположение егерского полка, наказав ожидать здесь и никуда не отлучаться. Да еще и часового поставил.
Что касалось Северьяна Гущина, то у меня была одна задумка, о которой я рассказал Заблудову.
– Попробовать можно, – согласился тот нехотя. – Не верю я, что бунтаря и вора можно исправить. Коли присягу давал и после к самозванцу переметнулся, сиречь предатель. Как такому довериться? Раз предал, так и другой предаст.
– Не согласен с тобой, господин майор, – сказал я. – Гущин предался самозванцу оттого, что все так поступили. Личных мотивов у него не было. Надо его попробовать переманить на свою сторону, и он будет нам верен.
Уже поздним вечером мы с майором пришли за Гущиным, содержавшимся в погребе постоялого двора. Великан выглядел понурым, но далеко не сломленным. Рана на руке была перевязана, а на подбородке замотана платком, завязанным на затылке, отчего вид его был несколько комичный. Учитывая его силу, солдаты крепко связали его по рукам и ногам так, что казак напоминал огромного серого червяка. В погребе не было так холодно, как на улице, но и теплым это помещение я бы не назвал. Чтобы согреться, Гущин напрягал мышцы и пытался хоть как-то двигаться. Заблудова он уже видел во время допроса и не удивился его появлению, но мой голос заставил его вскинуть голову.
– Никак, господин офицер! – воскликнул он. – Видишь, ваше благородие, судьба – индейка. Теперь вот я на твоем месте.
– Ты, Северьян, еще дешево отделался, товарищи твои все мертвы.
– Да уж лучше и мне помереть с ними, чем беспомощным дитятей смерти ждать, – заметил он с грустью.
– Не горюй, казак, я твоему горю помогу.
– Это как? – насторожился он.
– А вот так. Развяжите его, – приказал я солдатам.
В сопровождении конвойных, мы поднялись наверх и вошли в просторный каретный сарай.
– Здесь будет хорошо, – сказал я, обращаясь к Заблудову. Тот кивнул, наблюдая с интересом за всем происходящим.
Я сказал Гущину:
– Ты горевал, что приходится смерти долго ожидать, так она тебя здесь найдет и сразу.
Северьян настороженно озирался, видимо, ожидая от меня какой-то подвох. По моему приказу двое солдат перекинули веревку через потолочную балку, мастеря импровизированную виселицу.
– Выбирай, казак, смерть на виселице или от сабли.
– От сабли-то завсегда лучше.
– Тогда бери и становись.
С опаской Северьян вышел на середину, потирая руки, взял оружие. Глаза его загорелись, он повел могучими плечами, проговорил, оскалившись:
– Ну, держись, ваше благородие, посмотрим, кто здесь ляжет.
Его огромное тело подобралось по-звериному и изготовилось к прыжку. Однако, долгое время, проведенное в связанном состоянии, сыграло с казаком злую шутку. Он тяжело прыгнул вперед, сокращая между нами расстояние, и взмахнул победно саблей. Но я был готов к отпору. Подставил свою так, что его клинок скользнул по моему, заставив казака шагнуть вперед, оставляя меня сбоку. Я же продолжил движение клинка вверх и обрушил его на непокрытую голову Северьяна, в последний момент повернув кисть так, что удар пришелся плашмя. Он зашатался и упал на землю. Его сил едва хватило перевернуться на спину и приподняться на локтях. Затуманенным взором смотрел бедный гигант на приближающееся острие, но я удержал клинок в вершке от его заросшего бородой горла.
