Пространство иссечено дорогами, вдоль которых шли фонари, некоторые из которых чудом работают до сих пор… Эта картина отдалённо напоминала пещеру со сталактитами и сталагмитами; а трубы, провода и оптические кабели – лозы. Словно люди закончили свою историю там, где начали, а исток оказался концом…
И чем глубже они погружались в темноту, тем чётче ощущался ржавый запах костей цивилизации и влажный металл истории на языке…
Анбу надавил на кожу за ухом и два небольших цилиндра на его ободе из шестерни обратились двумя мощными прожекторами, разрезающими черноту. В этот момент, он увидел, как на его второй руке проступил зелёный заряд.
Безжизненное место наполнено потоками энергии, исходившими из его глубины. Они, словно стоячая вода в болоте, заполонили это место, закипая и бурля.
Вард остановился, сжав свою вторую руку, и молнии стеклись в его кулаке. Разжав же его, он увидел синие частицы и языки огоньков. На секунду этим сиянием он осветил высокие рисунки и барельефы, детали которых Анбу не успел разглядеть. Кудесник стал тяжело дышать и переместил энергетический шарик к плечу, заставив следовать за собой:
– Хотите знать… Что здесь изображено?..
– Было бы интересно послушать,– Эдей прищурилась в темноту,– никогда не видела подобных мифов…
– Дети Эвдемонии, не видавшие мирного неба,– он прикрыл глаза,– вот-вот и тысячелетие, как мой народ стоит фронтом в войне с машинами,– и когда Вард убрал руку, то они вспыхнули яркими синими звёздами,– именно тогда, тысячу лет назад, мы показали им зубы, как в начале многовековой вражды… И небо содрогнулось от нашей напасти, и машины познали, что значит истекающий кровью хищник… На долгие годы…
Анбу отступил в сторону и почувствовал пьянящее знакомое чувство, от которого покосились ноги. Оно напоминало погружение в воду, проход в портал, засасывание в воронку. Голова закружилась, всё вокруг стало мутным и ели уловимым как призрак.
Эдей зевнула и резко стала уставшей, а постукивания ног вола служили барабаном, вводящим в транс. Вардагар заметил духов, смотрящих на них из окон: и чем дальше они шли, тем более размытыми становились бетонные конструкции. Чем слабее была их сила, тем меньше у них было власти в глубине разрушенного города.
– К нам спустилась сила, словно не из этого мира, и мы обрели неистовство,– Вард выпрямился и заговорил уверенней, сжав разряды в кулак,– но в следующий раз машины вновь оказались сильнее. Видимо, весы природы склоняют чашу то туда, то сюда, пытаясь прийти к балансу. О, Эвдемония… Однажды ты расцветёшь, словно хризантема, но не сейчас, когда тебя топчут солдатские сапоги,– голос его стал возвышенным и трепетным, а лицо серьёзным и хмурым,– раз в сто пятьдесят лет машины приходят и превращают в пыль человечество и тебя! Вечные муки моего народа не должны быть напрасны, думал я, когда шёл с вами. Ибо всякий раз после великой победы шло великое поражение! Однажды весы склонятся не в нашу пользу и мы будем уничтожены. Не хочу, чтобы новое тысячелетие оказалось для нас последним. Поэтому я буду до последней капли крови стоять во время войны…
Борг отошёл в сторону от рассказа и почувствовал странное жжение, словно сердце сжалось до предела. И Эдей устало осматривалась по сторонам вместе с ним, слыша тысячи голосов Эвдемонских бойцов, погибавших в пустынях и джунглях. Детский смех обращался криками львов, треском заклинаний и криком арен. Эфир, вытекающий из барельефов и мифов, заставлял воздух содрогаться.
Вардагар схватился за лицо и скрючился от боли в улыбке, а посмотрев наверх… Увидел конечности, свисающие на верёвках из темноты… Среди них была и голова белокурой короткостриженной женщины, от вида которой Эвдемонец удивился и собрался с силами:
– Какая тяжёлая ноша падает на плечи наших потомков!– онсловно стоял на выступлении перед толпой и распахнул перед ними руки, искрящиеся молниями,– но даже в настолько кровавых условиях, Эвдемония не упускает науки и философии! Позвольте же рассказать вам, что две тысячи лет назад всё было иначе.
Они увидели перед собой вспышками картинки фабрик, в которых перед мониторами сидели люди; руками-манипуляторами, конвейерами и подъёмниками управляли рабочие; а автомобилями рулил человек.
– Чудо рождения! С болью происходит нечто удивительное – всё появляется из ничего, душа вылезает из утробы! Но прежде, чем полноценно выйти на свет, младенцу нужно обрубить пуповину…
И когда вспышки угасли, Анбу и Эдей увидели те же картины… Да только корпусы компьютеров были выпотрошены, конвейеры сломаны, а машины – кучей металлолома.
– У машин было своё младенчество. Они сосуществовали вместе с людьми в мир, служа им верой и правдой. Стальные богатыри с каждым витком становились всё крепче в этой гармонии с собственной матерью!– Маг подсветил шаром огромный барельеф на стене одного из домов.
Когда борг и инженервзглянули на него, то слова и рисунки становились перед взором и проникали внутрь через кожу. Их формы были сложнее того, что Анбу видел ранее, но светящиеся краски здесь не использовались. И всякая форма, стоило её узреть, оживала, усложнялась и обращалась вспышкой в сознании.
Человек в белых шароварах и капюшоне летал и превращал горы в поля, а за его спиной шёл огромный комбайн, чем-то напоминавший дракона. Люди поднимали серпы и мотыги, встречая рассветы покосом полей ржи, уходящих за горизонт.
Вард распахнул руки и разряды молнии проникли в самое сердце. Двери разума распахнулись: их тела стягивались внутрь разворачивающейся картины.
– Подобно волнению матери, творцы боялись будущего своих созданий, ибо не знали, что создают. Машины и технический прогресс причиняли им дикую боль… Это было подобно предродовой схватке – человек разумный готов вот-вот породить новую жизнь на этот свет!.. Но все мы знаем, что этот процесс сопровождается невыносимой болью и страданием,– Вард не сопротивлялся этой тяге к сюжетам и постепенно растворялся в них, обращаясь разноцветным силуэтом.
Под каждой фазой Затмения изображались война и погибель. Люди, живущие в городах, падали на колени, хватались за головы, неистово кричали, сходили с ума. Поля, ранее засеянные людьми и машинами, огромные серые города: всё это, подобно Асгарду падало и обращалось прахом в огне.
Таинственная энергия проникала в подкорки серого вещества. Эдей уже не видела привычной реальности: с неё спадал верхний слой пылинками и оголял переливающийся силуэт её души. Анбу был последним, кто с трудом растворялся и ещё чувствовал пятками холодный бетон.
Он стал слышать восхищение и тут же глянул на Эдей, чьи мерцающие бесформенными фигурами глаза сияли им. Он почувствовал трепет оратора и увидел Вардагара, распахнувшегосвою духовную грудную клетку, открыв сердце для этого разноцветного водопада мифа. Энергия теперь оказалась для них чем-то вроде феромонов для муравьёв, и их души постепенно стягивались в этом пространстве в одну точку.
Города уничтожались под натиском людей, а затем уже машинами и лазерами. Перед высшей фазой Затмения огромные зарева и смертельные сияния стёрли абсолютно всё в пустыню. Они почувствовали эту мощь всем сердцем, каждой клеточкой тела, и этот обжигающий ветер, и разрушительную ударную волну. В уничтожающем пламени в прах обращалось всё: люди, леса, дома и машины… Взрыв, обратившийся пылающим Солнцем, даже песок превращал в стекло.
– Чем больше творцы становились рациональными, тем сильнее они отрывались от чувств. Тем больше они сходили с ума, тем сильнее их разрывала мука от попыток освободиться от горна изобилия опыта предков.
Тень Варда распахнула руки перед этим взрывом. Это уже говорил и не он вовсе, потому что голос стал потусторонним, словно духи вплетали свои полутона в его низкий бас. Звук перемещался из правого уха в левое и наоборот. Анбу и Эдей почувствовали, трепет и восхищение друг-друга, в которую красной краской примешивалась безудержная энергия, исходящая от мага.
Каждая боль, каждое воспоминание, каждый секрет и каждая тайна друг-друга время от времени проплывала перед ними…
