Литмир - Электронная Библиотека

Из Мавриной хаты доносится тот самый голос, который сообщал ей, что Гриць женится на Настке, что любит двоих сразу. Он как раз в это время говорит о том, чтобы им обоим, Мавре и ему, не ходить теперь к Грицю признаваться, рассказывать ему, чей он сын, так как он цыган не любит, и это может еще и его хозяев против него восстановить, коли те узнают, что он... сын бедной цыганки и внук цыгана. Лучше, советует этот голос, переждать до его свадьбы с Насткой. Ровно через неделю, в воскресенье, их свадьба. Они подождут и уж после свадьбы пойдут к нему и расскажут все. Но тут Тетяна снова утратила душевное равновесие. Услыхав опять о свадьбе Гриця и Настки, она закричала не своим голосом и с быстротой молнии сорвалась с места. А когда Мавра, испуганная безумным криком, выбежала на порог, а вслед за ней и старик Андронати, Тетяна уже опять мчалась по лесу...

Опять этот страшный нищий, выскочивший точно из пекла, тот самый и повторивший то же самое! Опять про Гриця и Настку. О, о, о! Опять, и опять, и опять! И опять творится с нею что-то, чего она не понимает. Бежала до тех пор, пока хватило у нее сил, карабкалась на гору, будто за ней кто-то гнался, а потом бессильно опустилась на землю и видит: она у «белого камня». Да, здесь она с ним встречалась, и здесь он сейчас будет.

— Гриць! Я тут! — Кричит она далеко разносящимся зовущим голосом — и ждет. Но недолго ждала. У нее возникла новая мысль: «Придет он?» И тут же появляется другая: «Кто виноват? Синеглазая Настка? О нет. Настка не виновата. Гриць виноват? О нет; она его любит, и он ни в чем не виноват. Он — нет. Это зло во всем виновато. Зло в нем укрылось так, чтобы его никто не мог найти, это оно не пускает Гриця прийти к ней, оно погубило ее счастье. Это оно виновато. Она его убьет. Она его в Грице обнаружила, и она его в нем убьет. Да, в нем. И после этого зла не будет нигде. Нигде, нигде на всем свете. Сейчас она пойдет к Грицю и расскажет все. Пусть знает и он. Она идет к Грицю...» — И, приподнимаясь на руках с земли, она вдруг останавливает взор своих широко раскрытых глаз на широколистой траве, выбивающейся из-под «белого камня».

— Гей, сколько его здесь! Его здесь полно! Гей, Мавра! — зовет она, задыхаясь от какой-то дикой радости. — Твоего зелья полно! Ага, Мавра, — сверкнули у нее какие-то воспоминания о старой цыганке, и снова в ее мозгу все начинает путаться. «Что говорила Мавра про зелье из-под «белого камня»? — На миг она задумывается. Она вспомнила. «Оно от всякого зла, — поучала Мавра. — В воскресенье утром, говорила, зелье собирать, в понедельник пополоскать, во вторник варить, а в среду»... в среду? — роятся в ее голове мысли, но на этом обрываются...

Она снова усаживается на землю возле травы, подняв высоко черные брови, и припоминает. В среду — «В среду» что-то говорила Мавра. — Ага, она уже знает, — вдруг мелькнуло молнией в ее мозгу. — В среду, говорила Мавра, зельем зло во сне задушить, а в воскресенье свадьба...

Да. В воскресенье, говорил нищий, в воскресенье свадьба. И Тетяна опять засматривается на зелье. Его здесь полно. Прямо само в руки лезет, значит нужно рвать. Мавра будет рада, а она убьет зло, что в Грице укрылось. Но... скорей... скорей... чтоб не убежало... И судорожно, дрожащими пальцами, с поспешностью почти уже обезумевшего человека, точно за спиной кто-то стоит и подгоняет ее, она роет землю, рвет траву и прячет ее в подол. Потом, нарвав ее сверх всякой меры, вскакивает на ноги, откидывает голову назад так, что ее длинные волосы почти касаются земли, и кричит во весь голос: «Я приду!». И вслед за этим, подражая трели жаворонка, счастливым голосом зовет: «Лю-блю!..» Потом умолкает и, глядя своими большими глазами куда-то вдаль и высоко подняв брови, слушает: от скалы на противоположной стороне, будто только теперь до нее дошло, — откликается через пропасть и тут же замирает: «Люблю!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Это было в среду вечером перед свадьбой.

Мавра стоит около лавки и перебирает при огне зелье, раздумывая, какое бы дать Тетяне, чтобы утишить ее тоску по Грицю. Она как раз сегодня была опять у Иванихи Дубихи, которая за это короткое время от горя поседела.

Но вот уже она и перебрала все зелье. Она даст Тетяне зелье из-под «белого камня». Оно хорошее, чудодейственное. Коли дать немного — оно в сон бросает; с наговором — сердцу и голове дает покой; а дать много, оно иной раз и к смерти привести может.

Вдруг мысли ее прерываются. Нет, сегодня она уже не может Тетяне дать зелье. Уже поздно, и Тетяны дома нет. Разве что завтра. Уж третий день, как она, несчастная, по лесам блуждает, даже где-то в соседнем селе ее видели, там она и ночевала. К тому же сегодня обещал и отец прийти, и, может, он сейчас явится, — так что она не уйдет из дому.

Так раздумывала Мавра, перекладывая и перебирая свои травы.

На всех горах вокруг, сколько их тут ни вздымается, нет счастливей человека, чем Мавра. Она нашла своего отца, которого считала мертвым, и знает, что Гриць с венгерской границы, приемыш Михайла Дончука, — это ее украденный сын. Узнав обо всем этом, она обезумела от радости. Она, бедная, изможденная цыганка, одна-одинешенька на всей горе, во всем лесу, она — мать красавца хлопца, а ее отец Андронати жив. Был вот здесь. Он узнал случайно от Гриця и Настки, что на Чабанице живет цыганка-ворожейка, одна-одинешенька, и тотчас же отыскал ее.

Господи боже! Плакала она от горя, от нищеты, от забот, от обид и скорби, но плакала также и от радости, когда отец вошел к ней в хату и они узнали друг друга! Он едва узнал ее — так она постарела, а она просто перепугалась при виде его длинной белой бороды и сгорбленных плеч. А после этого пришла пора каяться. Он уже был раз возле ее хатенки, суровой зимой. Просил, умолял, а она его не впустила! А они еще тогда бы могли найти друг друга, он бы, седоголовый, жил вместе с нею, не пришлось бы ему возвращаться жестокой зимой в Угорщину. Мавра каялась, горько рыдая. А ведь уже тогда предсказывали ей карты, что к ней в хату придут двое мужчин.

Старый и молодой. С одним счастье, с другим горе.

— С вами счастье, — быстро сказала она, — с вами счастье, а с кем же горе?

— Был ли у нее еще кто из мужчин, — спросил старик, — после того как она его не впустила? Нужно было помнить. Припомни.

Она думала, вспоминала и вдруг припомнила! Только один был — гордый-прегордый хлопец на вороном коне. Ему она и на картах ворожила, его долю угадывала. Предостерегала, чтоб двоих не любил, и предвещала далекую дорогу; счастье ему выпадало, но терялось где-то по дороге, однако этого она ему не сказала. Он ей хорошо заплатил...

При этом рассказе черные глаза старого Андронати блеснули усмешкой.

Не спрашивала ли она, как его имя? — задал он вопрос.

Не спрашивала. Знает только, что он вызвал в ее душе тоску: таким, как он, был только тот, кого она, грешная, любила и из-за кого в беду попала. Молодой и красивый. Точнехонько на него похож.

Тогда рассказал ей старый отец, как он поступил с нею, чтобы спасти ей жизнь, на которую покушался Раду. Как опоил всех напитком, заправленным зельем, а затем и ее тоже, чтобы иметь возможность ее унести. Слава богу, ему все удалось. А ребенка он вынужден был подкинуть богачам, чтобы его не убил Раду и чтоб он не погиб в лесу возле больной матери, а узнал бы лучшую долю, чем цыганская... Насчет нее, Мавры, надеялся, что она не пропадет, найдет пристанище среди добрых людей и когда-нибудь он ее отыщет. Внуку он не признавался, чтобы не повредить ему его цыганским происхождением, но постоянно, время от времени, наведывался туда, чтобы знать, как ему живется. И убедился, что в добрую минуту подкинул ребенка, мальчик оказался в хороших руках.

А теперь он взывает к самому ее сердцу не признаваться еще сыну — до поры, пока хозяин не выделит ему земли, пока не станет он сам хозяином в собственной хате. Его хозяева — люди зажиточные, гордые, они могут и его деда и мать из своей хаты выгнать, а хлопца не наделить землей. Пускай она еще подождет, пусть помолчит, как и он, и все получится хорошо! И для хлопца и для них. Вот он сам сколько лет молчал, как каменный, и вышло к лучшему. Гриць скоро женится, перейдет на свое хозяйство, а его невеста, добрая белолицая дивчина, зажиточная, обещала, что они примут его, старика, к себе. Он ей оказал одну услугу и на ее помощь больше всего рассчитывает. А коли он у них поселится, и Гриць от своей матери не откажется. Теперь пусть она еще помолчит и счастья хлопцу не портит. Они пойдут на свадьбу и будут издали, как нищие, поглядывать, он их звал, а там... пусть она подождет. Придет время, они заговорят. Мавра не соглашалась. Плакала, рвалась к сыну. Но отец бранился, проклинал и даже, по своему старому обыкновению, в гневе несколько раз ее ударил. И лишь тогда Мавра подчинилась его приказанию, вняла его совету...

44
{"b":"930954","o":1}