Создав хаос, я покидаю зал, не оглядываясь. По всему комплексу разносятся крики, звон разбиваемого стекла и тяжёлый грохот. Набежавшие монахи, в панике носясь туда-сюда, безуспешно пытаются остановить разбушевавшихся существ.

На бегу ко мне вдруг подскакивает один особо рьяный служитель. Он, задыхаясь, умудряется выкрикнуть:

— Что тут происходит⁈

Я, не сбавляя шага, поворачиваюсь и самым безумным тоном отвечаю:

— Я освободил Демонов, брат! Они свободны! Бу-га-га-га!

Отшатнувшись, он смотрит на меня как на безумного. Да во мне умирает превосходный актер!

Иногда ты должен сыграть роль дурачка, чтобы одурачить тех, кто думает, будто дурачит тебя.

На пути к порталу замечаю, что одна из химер добралась до тела монаха, личину которого я использовал. Теперь это тело — её обед. Она методично жует остатки, а я, с лёгким раздражением, вырубаю её псионикой.

Вернувшись к стеле, я активирую портал и перемещаюсь обратно в Капитолий. Там меня уже встречает Портакл, который нервно ёрзает на месте. Надо же, не убежал.

— Что дальше? — спрашивает он, сжимая браслет. — Мы вернёмся домой?

— Настраивай стелу в Ледяной комнате, — резко говорю я.

— В какой комнате? — вытаращился Высший Грандмастер

— Откуда я пришел. Сделай так, чтобы она вела только сюда, в Капитолий. Все остальные маршруты обруби. Справишься?

— Могу… — неуверенно отвечает он, кивая.

— А монахи пусть приходят, — добавляю я, окидывая взглядом храпящих сонь в проходе. — Скоро проснутся Керберы. Вот пусть пёсики и встречают гостей.

Восточная обитель, Антарктида

Настоятель стоит в зале совещаний, не сводя глаз с кристаллического экрана, на котором мерцают проекции разрушений. Половина Восточной обители превращена в руины. Ледяные коридоры, ещё недавно кажущиеся незыблемыми, покрыты глубокими трещинами, завалены обломками. Уцелевшие монахи мечутся между развалинами, словно беспомощные муравьи, каждый их шаг — попытка избежать встречи с хищными химерами, вырвавшимися на свободу.

— Как это могло произойти? — шепчет он, слова срываются с губ тихо, как будто он боится услышать собственный голос.

Глаза настоятеля, обычно спокойные, выдают бушующий шторм эмоций. Перед ним — картина катастрофы, которую он никак не может принять.

Многолетний труд, миссия, которой они посвящали жизни, рушится за считаные часы. Саркофаг с альвом отключён — энергия больше некуда девать. Все химеры стали одержимыми и вырвались наружу, разнесли обитель, превратив её в руины. Альв, который служил идеальным фильтром, преобразовывал магическую силу в ресурсы, теперь находится в покое на минимальной подаче маны.

Настоятель сжимает кулаки.

— Альвийского организма хватило бы ещё на десятки циклов, — бормочет он, больше себе, чем кому-либо. — Десятки новых созданий… идеальных носителей для Демонов. И всё пошло прахом.

Он поднимает взгляд на саркофаг. Тот стоит, как безмолвный укор. Обитель парализована. Восстановление представляется сложным. Нужно будет заново создавать капсулы, пересматривать технику безопасности, учитывать риск, что подобное безумие может повториться. Но хватит ли уцелевшим сил? Уверенности в этом нет.

Настоятель с силой стискивает зубы, пытаясь подавить гнев. Всего один брат — один-единственный — внезапно сошёл с ума. Свидетели говорили, что он смеялся как сумасшедший.

И что из этого вышло? Хаос, который разрушил всё, чему они посвятили свои жизни. Как он мог? Что его к этому толкнуло? Возможно, это влияние астральной сущности, вырвавшейся из лампы? А, может, он просто долбанулся головой о ледяной пол. Кто знает…

Братья погибли. Кого-то задрали химеры, кто-то додумался сбежать в Рим и стать жертвой тамошних сторожевых псов. Те, кто выжил, деморализованы и больше не верят в безопасность своего пристанища. Обитель лежит в руинах, а впереди маячит необходимость отвечать перед вышестоящими. Что сказать? Как объяснить столь катастрофическое поражение?

Он тяжело вздыхает, опуская взгляд на треснувшие стены зала.

— Если мы не начнём действовать прямо сейчас, всё будет потеряно, — произносит он едва слышно, больше для себя. — Но с чего начинать, если даже братьям больше нельзя доверять?

Сижу в своём любимом кресле, лениво листаю доклад по установке транспортного портала.

И тут, совершенно бесшумно, появляется Лакомка. Она без всякого стеснения проходит в кабину, чуть приподнимая лёгкий подол платья, и не спрашивая разрешения устраивается у меня на коленях. Я не обращаю внимания. Беременным многое позволено.

Да и приятно, что уж говорить. Тепло её тела, едва уловимый аромат жасмина…

— Что на этот раз? — лениво хмыкаю, не поднимая глаз от бумаг.

— Мне скучно, — жалуется она, устраиваясь так, будто это её кресло, а я — просто мягкий аксессуар. Единственное отличие — кресло обычно не обнимают и не трутся об него налитой грудью.

На мгновение задумываюсь. Ладно, если вдруг что — для меня не проблема убрать лишние всплески волнения.

Моментально формирую мыслеобраз — чёткий и яркий, почти осязаемый. В голове жены возникает картинка — образ альва, заключённого в саркофаг. Его длинные серебристые волосы блестят, а черты спящего лица безмятежны.

Лакомка моментально замирает. Её глаза расширяются, а руки невольно сжимают мое предплечье.

— Это же… кузен Бер! — наконец восклицает она, голос дрожит от волнения. — Я даже не сразу узнала его! Он всегда был задиристым и говорливым, а сейчас такой спокойный!

Она ненадолго замолкает, осмысливая увиденное, а потом, почти шёпотом, добавляет:

— Мелиндо, Ненею ты уже спас… Если и Бер тоже жив… то, возможно, и мама тоже!

— Не знаю, Лакомка. — Приходится что-то ответить. — Но все, кто жив, будет спасен.

В её глазах загораются слёзы — крохотные сверкающие капли надежды, что, кажется, вот-вот скатятся по щекам. Я быстренько успокаиваю жену, и она, растрогавшись, кладет голову на мое плечо.

Тем временем из стены выскальзывает Змейка. Лёгкий шорох змеиных волос, медный отблеск когтей. Хищница несёт кружку кофе в одной из четырёх рук.

Подойдя к столу, она небрежно ставит кружку передо мной и слегка наклоняет голову.

— Коффе, мазака, — шипит она с оттенком гордости.

Лакомка, даже погружённая в свои мысли, не может удержаться от улыбки.

Я поднимаю кружку, вдыхаю аромат, делаю глоток и моментально хмурюсь.

— Там что ли коньяк? — спрашиваю, с недоумением глядя на Змейку.

Её губы растягиваются в хищной улыбке, обнажая острые жемчужные зубы.

— Ххмельной ррюбит, но не может пить, а мазака можжжжет! — змеиные волосы изгибаются в такт словам, создавая ореол вокруг головы.

Ох, ёжики… А придётся пить, чтобы не обесценить её искреннего старания. Тяжело вздохнув, делаю ещё один глоток. Ну что ж, в крайнем случае, Дар геномантии изведет алкоголь.

— Спасибо, Змейка, — говорю. — Бухло с самого утра мне еще никто не носил.

Она довольно кивает, разворачивается и грациозно скользит обратно в тень, бросив на прощание своё фирменное:

— Фака!

Лакомка тихо смеётся и поудобнее устраивается у меня на коленях.

— Она у тебя просто чудо, — шепчет она, касаясь пальцами моего лица.

— Да уж, чудо, — усмехаюсь, попивая крепкий кофей. — Спаивает своего шефа только так.

Посмеявшись, Лакомка оставляет меня с кружкой бодрящего. Наступает тишина, которую нарушает вибрация телефона на столе. На экране всплывает имя: Владислав Владимирович. Красный Влад опять не дает спокойно пожить. Вздохнув, беру трубку.

— Слушаю, Владислав Владимирович.

— Данила, а что ты со мной не делишься, что у вас иномирцы в Невинске гуляют? Некие дроу.

Я кривлюсь. Вот сразу и обвинения посыпались! А я вообще-то и не скрываю. Просто кто-то слепошара.

— Владислав Владимирович, да я, между прочим, отправлял вам доклад, — отвечаю ровным тоном. — Эти дроу — вассалы Багрового Властелина.