Мир вокруг меня сделал кульбит и как будто растворился в темноте, оставив островок света вокруг казенной кровати, на которой умирала моя дочь. Моя кровиночка, плоть от плоти моей, кровь от крови… Могла ли Доминика знать заранее, что пришло ее время?

Грудь снова словно железными обручами стиснуло. Воздух застрял в горле, в глазах начало темнеть. Из последних сил, словно из меня жизнь утекала как песок в песочных часах, я дотянулась до дочери:

– Маленькая моя…

Коснулась губами исхудавшей детской щечки и каким-то даже не шестым, десятым чувством поняла – я опоздала. Моей малышки со мною уже нет.

В грудь словно огромный, раскаленный до бела гвоздь воткнулся. Слепящая боль перекрыла собою все, что было вокруг, захватила меня целиком и куда-то повлекла. Последнее, что я увидела – это внимательный, испытывающий взгляд темных провалов усталых женских глаз…

Постепенно жуткая, рвущая мою грудную клетку на части боль прошла. Я снова смогла свободно дышать, вернулось зрение. Ощутив облегчение, я огляделась и…

Больничная палата растворилась в пространстве. Как и тоскливый поздний вечер прощания с моей девочкой. Не было ни кровати, ни тумбочки, ни стула, на котором я сидела возле постели Доминики. Вокруг была странная, жемчужно-белая мгла. Она светилась, будто подсвеченная изнутри солнцем, и плавно перемещалась вокруг меня. Я ошарашено моргнула раз, потом другой. От изумления с губ слетело:

– Обалдеть… Я что, в раю?..

Я совершенно не ожидала получить ответ на свой, в общем-то риторический вопрос. Но получила:

– Нет. Я не знаю, что такое твой рай, но определенно, это не он. А это – хэллай. Души, попадающие сюда, имеют обычно какое-то незавершенное дело, и это мешает им спокойно уйти на перерождение. Так же сюда попадают те, кто умирает раньше срока, и те, кто может оказаться полезным… Мне, моей сестре или другим богам.

Услышав эти слова, я распахнула глаза во всю ширину, ища взглядом свою собеседницу, и по наитию спросила:

– Мара?..

Моя собеседница усмехнулась:

– Да, обычно меня зовут именно так. А увидеть меня не старайся. Не получится.

– Почему? – Я чувствовала себя на редкость глупо, разговаривая с клубящимся вокруг жемчужным туманом.

– Потому что я еще не решила, что с тобой делать. И поэтому мое лицо тебе видеть рано.

Я судорожно сглотнула:

– Но я его уже видела… Кажется…

Любопытство и холодную заинтересованность я, кажется, ощутила всей кожей. Словно его излучал жемчужный, клубящийся вокруг меня туман.

– Да-а-а?.. И где же ты могла меня видеть? Откуда знаешь, что это была я?

– В палате, где умирала… Доминика… В темном стекле отражалось лицо темноволосой усталой женщины с жуткими глазами.

Ляпнув про «жуткие глаза», я прикусила язык. Не знаю почему, но в голову вдруг пришла мысль: «А вдруг обидится?» Но невидимая собеседница задумчиво протянула:

– Даже так… Хммм…

Вокруг словно похолодало. Туман стал мерцать ощутимо меньше. Будто из него ушла душа. Пока я судорожно сочиняла ответ невидимой собеседнице, возникло ощущение, что она ушла, оставила меня одну.

Подождав пару минут, я испуганно тихонько позвала:

– Эй!.. Здесь кто-нибудь есть?

Ответом мне была тишина. Равнодушная, холодная, словно пронизанная льдом. По позвоночнику вниз скользнула ледяная капелька. Что я сказала не так? Обидела все-таки? Или ляпнула что-то не то?

Сколько я ни звала, сколько не вертелась вокруг себя, пытаясь рассмотреть хоть что-то в равнодушной клубящейся мгле, ответом мне была тишина. Но, странное дело, меня это не особенно задевало. Страх был. А вот волнения по поводу того, что меня ждет впереди не было. Как и не было боли от утраты моей девочки. И вот это было страннее всего. Я точно знала, что моей девочки больше нет, что я ее больше никогда не увижу. Но… я не переживала по этому поводу. Словно подобные утраты были для меня обыденными и в порядке вещей. Идиотское состояние.

Наверное, именно поэтому, когда в жемчужном тумане передо мной внезапно возник темный женский силуэт, я, не раздумывая, выпалила:

– Почему я не испытываю ничего, кроме страха? Ни боли, ни любопытства, ни волнения, ни…

– Успокойся!

Повелительный голос богини, а это точно была богиня, внутренне я была в этом уверена, словно заклеил мне рот пластырем. Мара подошла ко мне поближе и пытливо уставилась прямо мне в душу своими жуткими глазами-провалами:

– Так и должно быть. Хотя… Нет, не должно. Ты вообще не должна ничего чувствовать. Страха в том числе. Если ты чувствуешь страх, то…

Мара не закончила фразу и медленно пошла по кругу, изучая меня. Не особо приятное ощущение. Словно ты лошадь на торгах. И тебе того и гляди прикажут открыть рот, чтобы проверить зубы. Я попыталась повернуться следом, чтобы не стоять к богине спиной. Но меня словно приклеили к полу. Я не могла даже дернуть ногой, не говоря уже о том, чтобы сдвинуться с места. И снова накатил жуткий, практически беспричинный страх. Что такое? Что происходит?

– И опять ты сопротивляешься… – Мара в этот момент была где-то за моим левым плечом. Я ее слышала, но не видела. – Интересно, какое незавершенное дело у тебя осталось в той жизни? А? Что тебя с такой силой тянет назад? – Богиня словно разговаривала сама с собой. Во всяком случае, ощущение пластыря на губах никуда не пропало, открыть рот я по-прежнему не могла. – Дочь ты уже отпустила и примирилась с этой утратой. Муж?.. Нет, его ты отпустила еще раньше, чем дочь. Работа?.. Нет, ты не работала. Долг?.. Желание?..

Меня пронизала какая-то странная дрожь, едва я только услышала слово «желание» Мара выступила из-за моего плеча и хмыкнула:

– Вот как? И к чему же ты так стремилась при жизни, чего так и не смогла достичь?

Ощущение пластыря на губах исчезло. Но вот что ответить богине, я все равно не знала. Поэтому просто пожала плечами.

Темные глаза-провалы впились в мое лицо.

– Не знаешь? – В голосе Мары звучало разочарование. – Или уже забываешь прошлую жизнь?

Я воскресила перед внутренним взором нежное личико Доминики, вечно недовольного Виктора, полуистершиеся в памяти лица однокурсниц и маму. Ее вечные нотации на тему не размениваться на ерунду, чтобы достичь благополучия и счастья…

– Счастье! Я стремилась стать счастливой! Все делала для этого! Но так и не ощутила счастья… – с горечью закончила я.

– Счастье?.. – Скептически протянула Мара и мне в лицо дохнуло холодком потустороннего мира. – А что для тебя счастье? Ты уже определилась? Или будешь продолжать гоняться за призраком? Как в прошлой жизни?

Я растерялась. В смысле, гонятся за призраком? Тысячи и тысячи людей обзаводятся жильем, престижной работой, семьей и детьми, и становятся счастливыми. При чем тут погоня за каким-то призраком?

– Вот как… – Казалось, Мара смотрела мне прямо в душу. – А если я тебе дам все это, и даже больше? Что скажешь? Согласишься прожить еще одну жизнь?

Я ошарашенно и жадно уставилась на богиню:

– Еще один шанс стать счастливой? А что я должна буду сделать за это?

Мара усмехнулась:

– Умная девочка…

От понимающей ухмылочки богини мне стало не по себе. По спине вниз скользнула холодная капелька дурного предчувствия. Но я постаралась отгородиться от этого. Ну что богиня может мне сделать? Если я правильно все понимаю, то самое страшное уже произошло: я умерла там, в больничной палате рядом со своей дочерью.

Мара небрежно махнула рукой и прямо передо мной в жемчужной мгле проступили очертания двух кресел и небольшого круглого столика, накрытого к чаю:

– Присаживайся, поговорим.

Опускалась на сидение я с некоторой опаской. Но кресло оказалось очень удобным. Настолько удобным, что я невольно расслабленно откинулась на его спинку, утопая спиной в мягком уюте.

Мара взяла в руки не замеченный мною сразу чайник и разлила ароматный и горячий, одуряюще пахнущий чай по чашкам. Я против воли повела носом, наслаждаясь благоуханием. При жизни мне не приходилось пробовать столь шикарный напиток даже в доме обеспеченного мужа. Богиня хмыкнула, словно снова подслушала мои мысли: