Дядя Саша подкинул мне каталог с мебелью и сказал, чтобы я выбирала все, что моей душе угодно. Я послушалась и в своих желаниях не сильно скромничала, даже заказав то самое кресло для чтения книг, вместе с пуфиком для ног, который я когда-то приметила и уже не могла забыть и просто грезила.

Само собой книжный шкаф, много-много комнатных цветов, что были моей страстью. Какие-то я перевезла из нашей с мамой квартиры, обновив только их кашпо под стиль комнаты. А дядя Саша от себя еще подарил мне пальму, которая мне приглянулась, но показалась мне слишком дорогой, чтобы брать. По итогу комната наполнилась еще большей жизнью, моей жизнью. Теперь в ней было много меня, это успокаивало и радовало.

Но все же полноценно порадоваться этим переменам не давала мысль о том, что теперь мы делим одну крышу с парнем, который встал мне поперек горла, вызывал ужас, страх и явное отвращение.

С одной стороны я понимала, что мне незачем его бояться, с другой стороны его непредсказуемость и непостоянство, которые обуславливались быстрой сменой его настроения, настораживали. Нет, меня все же пугала эта неизвестность. Заглатывала и выплевывала, и так по несколько раз на дню.

Я старалась с ним не пересекаться, чтобы лишний раз не подаваться фрустрации, что было сложно само по себе, учитывая, что мы живем в одной квартире, учимся в одной школе, да к тому же, еще наши комнаты были напротив друг друга. Я прям всем своим нутром и кожей чувствовала его близость, даже если он не находился рядом физически.

В школе все уже прознали о том, что мы стали с Кудрявым а-ля сводными братом и сестрой и теперь живем вместе. Девчонки, которые еще недавно косились на меня из-за той злосчастной фотографии, думая, что я встречаюсь с ним, теперь начали набиваться в друзья. И не просто делали попытки подружиться, но и без каких-либо стеснений, прямым текстом напрашивались к нам домой, видимо, грезя о том, что таким образом у них будет возможность сблизиться с самим Никитой Лужанским.

Господи, дай мне сил.

С одной стороны я их понимала, он был чертовски хорош собой, но с другой стороны, он был воплощением ада. Но видимо их это не смущало и они были готовы сгореть в горящем котле, если это служило гарантом того, что хоть на секунду они могли заполучить внимание самого дьявола.

Элину забавляли мои сравнения и метафоры.

Сама она, кстати, не сходила с ума по Нику, воспринимала его как брата, да и вообще ей нравился другой мальчик из школы. Это успокаивало. Еще одну фанатичку я бы не выдержала, к тому же, учитывая тот факт, что мы с ней успели сблизиться и часто проводили время вместе.

Кстати, про нашу дружбу. Возможно, ее бы и не было, если бы я, как и все остальные стала пускать слюни по Нику. Об этом мне так прямо и заявила сама Элина. Она перестала сближаться с девчонками со школы, когда прознала, что многие из них водят с ней дружбу исключительно потому, что она общается близко с Кудрявым. Тогда мне ее мысль показалась глупой и слегка раздутой, но теперь, кажется, я поняла, о чем она тогда мне пыталась сказать.

– Ник! – ломилась я к нему в комнату, тарабаня со всей злостью дверь.

– Пожар что ли случился? – откликнулся голос.

– Кажется, это твоя футболка? – просовываю ему вещицу ярко-бордового цвета.

– Да, спасибо.

– А какого такого лешего, он делал среди моих белых вещей?

– Эмм, мне откуда знать? Я стиркой не занимаюсь. Может Сюзанна чего напутала.

– Ага, именно она. Не увидела, среди горы белой одежды, красное пятно в виде твоей футболки.

– Ну, старенькая уже, с кем не бывает, – ехидно улыбаясь, наконец, он появился у порога своей комнаты с голым торсом, чем только смутил меня.

– Твоя футболка покрасила все мои вещи в розовый цвет, ты это понимаешь? – говорила я, пытаясь смотреть ему в глаза, старательно избегая его голого тела.

– Да, ты что? Ай-яй-яй, как нехорошо вышло, – продолжал он, а улыбка не сходила с его наглой физиономии, давая понять, что его план сработал и он был этому рад.

– Ты придурок!

– Да, ладно тебе. Розовый цвет, как раз девчачий, тебе подойдет. Хотяяя, возможно, ты права. Где ты и где розовый. Ты и на девочку-то не особо похожа.

Меня задели его слова не на шутку. Да, я не люблю платья эти все, юбочки, каблучки, но…

– Ненавижу!

– Розовый цвет?

– И тебя и розовый цвет!

Наши родители улетели на две недели в медовый месяц. Мы были предоставлены сами себе, ну и Сюзанне.

Дядя Саша не переживал, оставляя нас двоих, настаивая на том, что Никита, его сыночек, очень ответственный и прилежный парень, который станет на пару недель достойным главой семьи и будет следить за порядком дома.

Ну, а мама...

Мать-кукушка,

подумала я в сердцах, разозлившись, когда они приняли такое решение, оставив меня наедине с этим полудурком, который только и ищет повод, чтобы лишний раз потешиться надо мной.

Ненавижу!

Всех их разом!

Ник

Мне нравилось ее злить, вызывать на эмоции.

Я будто нашел один единственный, хоть и извращенный способ, который позволял нам с ней контактировать. Хотя, вначале я пытался с ней поладить, раз уж судьба нас так тесно свела, связав семейными узами, но она все время выпускала свои шипы, либо просто игнорировала. Я мог также, как и она включить тактику игнорирования, но не хотел. Вот и пришлось искать иной способ взаимодействия и общаться на языке, который, судя по всему, был ей ближе всего.

– Ты кто? – выходя из квартиры, я обнаружил парня, который стоял возле нашей двери и, судя по всему, пытался попасть внутрь.

– Я к Нике, – уверенным тоном ответил он.

– Кажется, я спросил тебя «ты кто»?

– Я одноклассник Ники, Вася, – голос его слегка переменился и стал тихим. Кажется, его запал потихоньку начинал спадать.

– А чего приперся? – уже не сдерживая своего раздражения, спросил я его, повышая тон.

– Нууу, я. А Ника дома? Я зайду?

– Нет, ты не зайдешь. Разворачивайся и вали отсюда.

Я зашел обратно домой, захлопнув перед самым его наглым носом дверь.

– Да, хорошо, я сейчас тебя пущу, – услышал я голос Ники, которая спускалась со второго этажа и, судя по всему, говорила по телефону с этим самым Васей.

– Нет, ты его не пустишь. Это что за не санкционированные действия? Я что разрешал домой звать гостей? – прервал я ее разговор.

– А ты кто такой, чтобы я твоего разрешения спрашивала, а?

Она пыталась пройти мимо меня в сторону входной двери, но я ее остановил, схватив за локоть.

– Чего он пришел? Это что за посиделки тут такие намечались?

– Какие посиделки? Просто Вася хорошо разбирается в математике, а ее совсем не понимаю, вот и попросила со мной позаниматься, объяснить мне некоторые моменты. И что я вообще тут перед тобой отчитываюсь? – уже повысив голос и не сдерживая своего раздражения, выпалила Кудряшка.

– Правильно! ТЫ будешь передо мной отчитываться.

– С чего вдруг?

– Потому что ты живешь в моем доме, и я не позволю всякому сброду шастать тут как у себя дома.

– Ты здоров вообще, Ник?

Когда я слышал, как она обращалась ко мне по имени, мое сердце начинало трепетать. Я так редко от нее это слышу. Я уже привык быть для нее

«козлом»

«придурком»

«мудаком»и еще много кем.

– Ты знаешь вообще, что этим парням от тебя нужно? Ходят тут под предлогом, типа домашку сделать, ага, знаем мы все про их домашки.

– Не мерь всех по себе, хорошо? Только тебе могло такое в голову прийти. Ну, хотя да, кому еще? Только ТЕБЕ и могло такое прийти в голову. Ты же о себе и говоришь. Это твои мысли вечно заняты озабоченными фантазиями. А Вася очень приличный парень, если ты не заметил.

– Да, ты что? Все мы животные, уж парни и подавно. Вообще верить никому нельзя. А я, к тому же, за тебя отвечаю. Поэтому пока мы тут одни, будет так, как я скажу. Приедет твоя мать, там и решайте, Васи будут тут ходить или кто еще, поняла меня?.. Знаешь, была у меня одноклассница. В прошлом году похоронили. А знаешь, что с ней случилось? Знаешь? А я тебе расскажу. Ее парень вместе со своими друзьями изнасиловали ее и убили, чтобы не проболталась. Так нет, им этого было мало. Они ее расчленили, а после ее остатки сожгли вместе с баней. Отец ее по сережке только смог опознать. Хоронили ее воооот в таком малюсеньком гробу, – показывал я ей руками размер того самого гроба, – потому что от нее совсем ничего не осталось. Ты слишком доверчивая, наивная, я это уже давно понял. Еще вечно лезешь, куда не просят, нарываешься. Я тебя жизни учу, ведь ты же совсем ее не знаешь, дуреха.