В куче соломы прошуршала крыса. Узник слабо шевельнул рукой и с трудом поднялся. Стены каменного мешка посерели - приближалось утро. Последнее в жизни узника. Последний раз его глаза видят эту мрачную картину - серый пол, грязная солома, еле заметная полоска света сквозь забранный решеткой потолок.

Он знал, что достойно примет смерть. Тело его ныло от ран и побоев, но душа была спокойна, а ум светел и расслаблен. Наконец дверь лязгнула, и в камеру вошли четверо охранников. Двое остались у входа, двое встали по бокам.

- Иди.

Онуко Тэрай сделал глубокий вдох и шагнул вперед, припав на больную ногу. Длинный подземный коридор поглощал пляшущий свет факелов, и гулко отдавались в его стенах шаги и бряцанье тяжелого оружия. У поворота коридора узник лицом к лицу столкнулся с Осимой Кэсои. Секунду они смотрели в глаза друг другу, потом Кэсои произнес:

- Теперь я знаю, кто этот человек во дворце. И без тебя знаю, понял?

Онуко Тэрай не успел ответить - в спину грубо толкнули.

- Иди, иди.

Во внутреннем дворе ждала повозка с двумя огромными скрипучими колесами. Узника посадили в нее, связав по рукам и ногам. Повозка тронулась, следом двинулся конвой в тяжелых панцирях, на высокорослых сильных лошадях. Начальник тюрьмы безразлично скользнул взглядом по унылой процессии. Не этот первый, не этот последний. На площади уже собрался народ, по-скотски жадный до подобных зрелищ. Уже готова виселица, уже палач, ухмыляясь, натирает веревку.

Две лошадки медленно тянули повозку по пыльной дороге. Кано Фунори, притаившись за деревом, напряженно разглядывал возницу, всадников, их длинные копья и мечи у поясов.

- Кажется, их шестеро. Не очень-то много!

Конвой на самом деле был слабым. Пятерых совсем молодых но-буси, плохо обученных, просто отдали на заклание, как пешек в большой шахматной игре. Среди них был лишь один опытный самурай - Аката Яцука, громадного роста и силы воин, знаменитые предки которого доблестно воевали под знаменами Хедейоши и Токугавы.

Крестьяне организовали засаду что надо. Стрелы свистнули неожиданно, сзади. Одна отскочила от лат конвоира, другая попала в небольшой щит, третья и четвертая выбили из седел двух всадников.

- Вперед! - крикнул Кэрои Нуэми, выскочив на дорогу. Кто-то из нападавших проткнул копьем брюхо еще одной лошади, лишив солдата способности передвигаться. Остальные вместе с Акатой Яцукой, мгновенно выхватив мечи, ожесточенно прорубали себе и повозке дорогу назад к стенам тюрьмы.

- Защищайте мне спину! - рычал самурай. - Защищайте спину, и мы прорвемся!

- А-ай! - завизжал солдат, когда стрела вонзилась ему в руку. - Предательство! Нас предали!

И в грохоте и лязге боя никто не замечал, как выл, катаясь по полу телеги, связанный и с кляпом во рту Онуко Тэрай.

Впереди Акаты с яростью махал мечом один из оставшихся в живых но-буси. Он успел зарубить трех или четырех крестьян, прежде чем его самого подняли на копья. На другого солдата прыгнул с дерева молодой крестьянин, и они оба, пронзив друг друга клинками, рухнули в порыжевшую от крови траву.

Самому Акате стрела попала в бедро. Вытащить ее он и не подумал, хотя кровь горячим потоком стекала в сапог и нога онемела и перестала слушаться. Рваная рана рассекла левое плечо, но правая вращала меч с фантастической, головокружительной скоростью, и там, где он был, росла гора неприятельских трупов. Воин понимал, что, несмотря на все свое умение, он не уйдет живым из этого боя, слишком много было противников. Они падали перед ним, плохо вооруженные и необученные, но вместо одного вырастали еще десять новых. Все его сознание, весь его дух сосредоточились на острие сверкающего лезвия катаны, души самурая, носителя кодекса чести Бусидо: «Будь постоянно готов к борьбе, к тому, чтобы убивать без жалости и сожаления во имя твоей славы и славы твоего правителя. Будь готов к тому, что однажды придет час, и твоя душа, обласканная Амидой Буддой, устремится ввысь, покидая иссеченное в битве тело».

Итиро Иэхиса холодно наблюдал с вершины холма за последним боем великого фехтовальщика, ученика легендарного мастера Ягю Тэдзимы, и с досадой сознавал, что сам он оказался куда менее талантливым и усердным, хотя учитель тратил на него вдесятеро больше времени и внимания. Когда Аката Яцука, наконец, упал, сраженный ударами копий, Итиро еле заметно кивнул головой, и с холма с гортанными криками на растерявшихся крестьян хлынула лавина конницы.

Служители тюрьмы Сатэ, увидев у ворот процессию, боязливо зашептались. Визит его светлости дайме Симадзу Иэхисы и первого советника Иоро Мацусато со свитой вооруженных самураев не предвещал хорошего. Железные ворота от мощного удара распахнулись. Один из служителей поклонился, сложив ладони в церемониальном приветствии, но советник взял его за грудки и рывком оторвал от пола.

- Где начальник тюрьмы?

- Я не знаю, господин. Он уехал еще утром, никто не видел его целый день, - еле слышно пролепетал служитель.

Тюремщики испуганно попрятались. В неровном свете факелов процессия прошла по коридору, гулко печатая шаги. Перед массивной дверью все остановились. Двое самураев ударили плечом и ворвались в жилище Коихи Нидзикано. Следом в дверях появился Симадзу Иэхиса, холодно наблюдая, как телохранители вихрем проносятся по помещению.

- Этот пес сбежал, мой господин. Его, видимо, кто-то предупредил!

- Допросить всех тюремщиков, - злобно проговорил дайме. - Вытрясите из них душу! Мне нужен тот, кто предупредил его.

Он круто развернулся к Иоро Мацусато:

- У нас под носом действовал враг. Ты проглядел его. Собаку, которая теряет нюх, выбрасывают на помойку!

Итиро Иэхиса в этот момент медленным шагом ехал на своем коне, покрытом алой броней, по дороге, на которой совсем недавно еще гремел бой. Трупы - и своих, и чужих - были свалены в кучу. Лишь тело Акаты Яцуки лежало отдельно, приготовленное для почетного погребения. Оставшихся в живых заговорщиков связали и поставили на колени. Они даже не особенно сопротивлялись - так был велик шок от внезапного нападения, уйти удалось немногим: небольшая горстка во главе с Чико иТакаси Нуэми пробилась в горы и рассеялась. Кэрои Нуэми, весь израненный, с ненавистью смотрел на молодого принца. Тот подошел и взял его за подбородок.