Я несмело улыбнулся. Шутит?

– И еще я сказал Валентине Петровне, что ты на самом деле дома. Вечером зайдет с пирогами, жди. С рыбой, – веско обронил Лёня. – Фиг выпроводишь потом, ты же знаешь, Яруша.

Ярослав подавил тяжелый вздох и поморщился.

– Голову б тебе оторвать, – уже без прежней ожесточенности ответил он.

– У нее просто доброе сердце. Иногда слишком. Прибереги пыл.

– Лучше вызови нам такси, советчик.

– Куда мы? – забеспокоилась Марго.

– На фабрику медицинских пособий. По дороге объясню.

В такси стоял ядреный запах химозного освежителя – хоть топор вешай. Шумный кондиционер гонял по салону холодный воздух. По ощущениям на улице и то теплее было, чем внутри автомобиля.

Водитель – мужчина лет сорока, толстощекий, с пышными усами и доброжелательным прищуром – окинул оценивающим взглядом нашу компанию, повернулся к Ярославу, устроившемуся на переднем сидении:

– О, мо́лодежь-по́дростки. Куда поедем?

Толстый вязаный свитер с оленями делал и без того плотного таксиста почти необъятным. Когда мы затолкались в салон, мне показалось, что пространства для воздуха вообще не осталось.

Марго съежилась сзади, зябко обхватив себя руками и уткнув нос в шарф, затихла.

– Сначала Кожевенная линия, двадцать семь, пожалуйста, – сказал Ярослав.

– Будет исполнено, – рокочущим басом произнес водитель и крутанул баранку.

Мы помчались вдоль набережной. За гранитным парапетом плескалась стальная река. У причалов покачивались рыбачьи лодки. Черная баржа длинным продольным шрамом полосовала реку вдали. В сезон здесь можно будет увидеть многоэтажные круизные лайнеры, плавучие рестораны, прогулочные и экскурсионные кораблики.

Ярослав молчал. В руках он играючи крутил жестяную фляжку, похожую на ту, из которой окатила меня в кафе рыжеволосая Медина. Машина подпрыгнула на кочке. Ярослав сделал вид, что случайно пролил воду на подлокотник.

– Прости, командир, – виновато улыбнулся он.

Я вытянул шею, пытаясь разглядеть, что произойдет, но таксист быстро отряхнул измоченный рукав, обтер об себя ладонь:

– Ниче, бывает.

Ярослав спокойно выдохнул и обернулся к нам, цепляясь за подголовник кресла.

– Можем пока поговорить, – предложил он. – Что есть ключ как символ? Я в этом деле, конечно, не известный спец, как Леонид Скворцов, но попробую вытянуть из памяти. Если вспомнить пантеон древних греков, то символику ключа можно обнаружить почти у каждого бога или богини. Также это известный инструмент, в мифологии связующий настоящий мир с потусторонним, земное – с божественным или, наоборот, с низменным, миром зла и древних духов. – Голос Ярослава казался сухим, как скрип гравия, и ровным, как пульс покойника. И без всякого энтузиазма, как у Лёни. – Ключ – атрибут Гекаты, богини тайн и колдовства. Другой бог, забыл имя, открывал для умерших душ путь в загробный мир.[22] Ключ также присущ двуликому Янусу – богу переходов и дверей в любом смысле… Говоришь, ты там в какую-то дверь шагнул?

– Может, дверь. Может, просто проем. Не видел.

– В любом случае переход – всего лишь формальность.

Марго пошевелилась, приподнялась в кресле.

– Хочешь сказать, жизнь моей сестры зависит от какой-то безделушки? От ритуала? – буркнула она.

– Ты принижаешь историческую ценность обрядов. У каждой древней культуры были непреложные обычаи…

– А ты принижаешь роль адекватности! Нужно быть психопатом, чтобы из-за какого-то ключа похищать людей! Тогда можно оправдать и жертвоприношения! Пляски на чужих костях ради дождя!

Ярослав растерянно уставился на Марго. Она часто и неспокойно дышала, лицо зарделось багровыми пятнами. Фурия. Разъяренная горгулья. Я и не думал, что маленькая девчонка может выглядеть так грозно.

Ее взгляд буравил Ярослава.

– Если бы все в мире случалось по законам адекватности, – наконец глухо сказал он, – мы бы здесь не сидели. Ни в Институте, ни… вообще. Этот город построен на костях. Смирись с его правилами.

– А я его не просила! И переезжать сюда не хотела! – вспыхнула Марго, яростно тряхнула головой и отвернулась к окну. Ноздри ее гневно раздувались. Пряча лицо, девушка принялась накручивать на палец тугой локон. Мне показалось, она всхлипнула.

– Что это вы такое занятное обсуждаете? – чуя неладное, осторожно поинтересовался водитель. Он то и дело поглядывал назад, и я волновался, как бы мы не врезались в ближайшее ограждение.

Ярослав пожал плечами и беспечно пояснил:

– Мы актеры. Готовимся к новому представлению. Разбираем мистическую пьесу.

– Мистика, – довольно хмыкнул водитель. Поверил. – Случилась со мной одна такая история… – Он радостно подхватил эстафету рассказа. – Короче, таксую тридцать первого октября. Хеллоуин, значит. Ночь уже. Мужика везу, в Мурино ему. Разговорились. Он и спрашивает: не страшно ли гонять? Нечисть, все дела. Говорю, нет, я в страшилки не верю. Высаживаю у подъезда, отъезжаю метров десять и слышу: в багажнике тихий голос и как будто смех. Детский. Ну, я замер. А оно хохочет и заливается еще сильнее. У меня сердце – хрясь! – в пятки! Сижу, боюсь голову повернуть. Уже пальцы ведьмовские мерещатся, которые к горлу тянутся. Тут смотрю: в зеркале заднего вида бежит на меня кто-то, на задние конечности встал. Мне бы по газам, но ноги ватные. А оно колотит в окно, пыхтит. Вижу, мужик тот, в пуховике огромном. Говорит, игрушку я у тебя в багажнике забыл! Ребенку купил на день рождения и чуть не прошляпил! Куклу говорящую! Так что, ребят, мистика ваша – ерунда на постном масле!

Ярослав слушал с подчеркнутым вниманием. Затем несдержанно усмехнулся.

– Не веришь? – оскорбился таксист.

– Верю, – серьезно сказал он. – Так спокойнее, знаете, когда на воображение все можно списать.

– Ну, это больше не ко мне, это к вам, творческим. – Таксист хлопнул ладонью по рулю и резко сменил тему: – За реквизитом, что ль, каким едете?

– Угадали.

– И это – тоже реквизит? – кивнул он на гипсовый футляр.

– Производственная травма, – улыбнулся Ярослав одними губами, обнимая костыль. А глаза оставались серьезными.

Мужик довольно цокнул языком. Произнес задумчиво, будто самому себе:

– Актеры… Творческие. Люблю. – И добавил уже громче: – У меня племянник, значит, тоже в актеры собрался. Поехал в Москву поступать и…

Дальше мужик завел длинную запутанную историю о том, как сын двоюродной сестры из Ставропольского края ездил подавать документы в университет, но потерял на вокзале папку с паспортом и аттестатом и, вместо того чтобы заявить о пропаже, прятался по друзьям, боясь возвратиться домой.

Рассказ перемежался яркими подробностями из жизни каждого персонажа, так что примерно в середине я потерял сюжетную нить. Ярослав поддакивал, временами вставляя меткие замечания по теме истории. Марго молчала, по-прежнему не отворачиваясь от окна.

– Веселые вы! – неожиданно гоготнул таксист, поглядывая на нас в зеркало заднего вида. – Только девчонка больно серьезная. Кто обидел, красавица? Твоя сестренка? – Он дружески ткнул Ярослава локтем и лишь потому не заметил, как Марго одарила его недовольным взглядом.

В конце набережной чернели бока массивного ледокола-музея «Красин»[23]. Возле него такси повернуло вглубь острова, заметно сбавило ход и выехало на длинную улицу.

Теперь за окном тянулись серые приземистые здания в строительных лесах, кирпичные стены, раскрашенные косыми граффити, и мрачные заводские корпуса.

– Чекуши[24]. Не люблю, – монотонно поделился таксист. – Неблагополучный район. Тут не до ваших демонов. Вполне земные проблемы.

– Насчет неблагополучного согласен, – сказал Ярослав. – Вот здесь остановите.

У двухэтажного особняка, от которого вдоль тротуара тянулась глухая бетонная стена, машина прижалась к обочине. Ярослав отстегнул ремень, потянулся за костылем.