Мои руки ложатся на ее талию, и она совсем не против того, что я принимаю участие в ее танце. Инстинкты берут верх над здравым смыслом, и мои ладони скользят вниз, проходясь по изгибам ее бедер. Эти прикосновения в одну секунду разжигают во мне огонь желания. Девчонка откидывает голову на мое плечо и мне открывается отличный вид на ее грудь, что соблазнительно покачивается в вырезе откровенного платья. Кончик моего носа скользит по коже на ее шее. Она пахнет, как бабл–гам. Странный аромат, но он на сто процентов подходит ей. Мои пальцы перестают ощущать ткань платья, и я понимаю, что уже касаюсь ее ног. Возбуждение сконцентрировано в моем паху. На пару секунд всё, что происходит вокруг нас, перестает иметь значение. Я давно не испытывал такого.

Ей тоже нравится то, что сейчас происходит между нами. Её подбородок трётся о мою щеку, и она шевелит губами, повторяя незамысловатые слова песни, что повторяются раз за разом, как мантра. Её правая рука, находит мою руку и, сцепив пальцы, мы практически перестаём качаться в такт музыке из–за накрывшей волны горячих импульсов. Я не знаю, как долго бы продлился этот момент, но она срывает повязку, резко повернувшись ко мне лицом. Громова, мать твою! Всё ещё буквально лёжа на мне, она всматривается в моё лицо и лишь спустя секунду, отталкивается и бросает в меня чёрную маску из игры Лопуховской.

– Совсем охренел, Исаев?!!!

Расталкивая локтями толпу, Женя покидает гостиную. Почему я не узнал эту мелкую занозу? Да потому что она выглядит иначе сегодня. Затылком тараню стену. Легкие горят огнем от злости на себя и на Громову. Мне нужен кислород. Освежающий холодный воздух поможет выкинуть из головы этот танец. Я спешу к выходу из коттеджа, когда лицом к лицу сталкиваюсь с Кирой.

– Веселишься, Исаев?

Девушка странно ухмыляется, а проношусь мимо нее, мечтая только о прохладе сентябрьской ночи.

На крыльце дома слишком много народа. Да и стойкий запах сигарет точно не поможет проветриться. Преодолеваю несколько ступеней и шагаю к воротам, глубоко вдыхая морозный воздух. Но на половине пути замираю на месте. Громова в объятиях, какого типа. Парочка целуется, никого не замечая вокруг. Наверняка, этот тот парень, что привозит ее к университету на «Крайслере». Смешанные чувства разрывают меня изнутри. Я сжимаю кулаки и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, шагаю назад к дому. Мне совсем не нравится то, что я сейчас чувствую. Пора валить отсюда.

Мелькает в окнах свет

Над крышей дремлет бездна

Но, что в душе моей?

Рассказ неинтересный…

– Игорь, прекрати… – толкаю его озябшими ладонями, а он хмурит брови и морщины на переносице углубляются. Вокруг нас полупьяные студенты, многие из них мне знакомы и я не хочу прятаться, как страус в песок, когда они будут тыкать пальцем в универе и шептаться, что меня лапал какой–то чувак в пальто. – Слышишь?

Игорь с обидой отпускает меня и я оступаюсь на вымощенной гладкой плиткой дорожке. Он меня ловит, а я замечаю Исаева, с которым терлась в темноте. Тошнота подкатывает прямо к горлу, язык жжет от факта, что я позволила этому уроду меня щупать. Голова кружится от мыслей, что снежным комом облепляются воспоминаниями о руках, дыхании и непривычном запахе старого–доброго детского мыла. Голос Игоря, как ледяной душ, вытягивают меня из ступора. Резкий, призрачно–сладкий аромат имбиря, кедра и кажется бергамота, просачивается в мой нос. Я знаю, что Игорь пользуется дорогущим «Том Форд», но сейчас мне дико противно и я морщусь.

– Мало того, что поехала на эту вечеринку, так еще и выставляешь меня в таком свете.

– Что? В каком?

– Не позорь меня, садись в машину.

Я вскидываю руки, но никто кроме Киры не глумится над такой сценой. Улыбка драной куклы, шире, чем при виде шмоток от Шанель со скидкой. Показываю ей средний палец и следую за своим парнем. В теплом салоне, Игорь молчком заводит двигатель, а я пристегиваюсь и направляю взгляд в окно. Высоченные сосны, что переходят в сосновый бор, сразу за забором особняка, будто парят в облаках, севших на их макушки. Фонари по всей дороге, хорошо освещают путь и мы едем к трассе, что выведет нас к городу. Поселок, где живет Лопуховская, в километрах десяти от Новосибирска и по ровной дороге, можно добраться за полчаса. Около полуразвалившейся остановки, Игорь тормозит и без слов, освобождает меня от ремня. Ловко умещает у себя на коленях и с ухмылкой, произносит:

– Один плюс в твоей дерзости, ты меня заводишь.

Я мысленно лечу под откос и тихо сглатываю. Игорь распахивает мое платье–пиджак и глядя на обнаженную грудь, что–то бормочет. Он прет как ледокол, накрывая ее ладонями. Мне неприятно, я пытаюсь сбросить их, но не получается.

– Малыш, ты просто…просто…я люблю тебя.

Губы Игоря на моей шее, на моей ключице и вот–вот сомкнутся над розовой вершинкой. Господи…я должна его остановить. Фары тачки, что проезжает мимо, слепит, я моргаю, на миг подумав, что за рулем сидит Исаев. Ну, глупости же?

– Игорь, пожалуйста…я не могу…

– А я могу. Перестань меня держать на длинном поводке.

Желтов настроен дойти до конечной цели, а я, готова дать ему по морде и пешком дойти до города. Так и выходит. Я сильно прикладываюсь к его щеке рукой. Мой жест отрезвляет и наши глаза встречаются.

– Я сказала, что не хочу. Что из сказанного тебе разложить по буквам?

– Пошла отсюда!

Он распахивает дверь, выталкивает меня наружу и вдогонку кидает мою сумку. Помада, тушь и ключи от дома, вываливаются на асфальт.

– Не звони мне. Надоело!

Я встаю, растирая ушибленные коленки и оглядываюсь по сторонам. Пустырь, ночь, ни единой живой души. Попала, так попала! Зато врезала как следует. Гордо выгнув спину, достаю телефон и вызываю такси. Диспетчер принимает заказ и я сажусь на обшарпанную скамейку, что ввинчена в железо некогда основательной конструкции. Блин, я даже не в курсе как долго придется ждать. На том конце трубки, сообщили, что все машины заняты. Ругаю сама себя за невезение и растирая предплечья, молюсь, чтоб черная полоса скорее закончилась.

***

В половине пятого утра, я являюсь домой и спешу в ванну, чтоб прогреться в горячей воде. Я проторчала на той остановке двадцать минут, еще тридцать, тряслась в древней легковушке и слушала бредни таксиста о его путешествии автостопом.

– Евгения, – Мишаня оперся о дверь ванной и подмигнул. Я стояла в одном полотенце и ватным диском убирала остатки макияжа. – Ты чего так рано проснулась?

– Дела есть.

Мишаня облизнул верхнюю губу, глядя на мою попу и я вытолкала его, повернув защелку на ручке. Теперь я в безопасности. Озабоченный козел! От него можно ожидать чего угодно. Только маму мои разговоры о нем, раздражают. Она совсем не переживает, что ее дочь, может поиметь алкаш среднего возраста.

***

Два года назад.

По вине Тимура Каштанова, я уже две недели не посещаю школу. Его крутые родители, делают для сына всё и разрешают вести тот образ жизни, который ему нравится. Меня он заметил, еще в восьмом классе, когда я из жабы, я превратилась в более–менее симпатичную девчонку. Дашка, конечно же, с легкой завистью относится к нашему роману, но мне плевать. Тимур отлично целуется и может сводить меня туда, куда другим парням хода нет.

– Ну что, Громова, сегодня вечером, как обычно, у меня?

Карие глаза Тимура блестят в зале кинотеатра и я тянусь к нему, чтобы поцеловать. Нас выгоняют работники «Синема Холла» и мы смеясь, бежим в фуд–корт, чтобы объестся пиццы.

Ровно в двадцать один ноль–ноль, я вешаю маме и папе лапшу на уши о том, что без Дашки не справлюсь с подготовкой к контрольной работе по истории. Они перезванивают Шишкиной, та подтверждает ночевку и я с видом прилежной дочери, выбегаю в подъезд. Пара остановок на метро и я возле элитной многоэтажки Тимура. На каждом этаже, в окнах горит свет. Я улыбаюсь, что скоро увижу своего парня и набираю его номер, чтоб он меня впустил. Телефон Тимура не доступен. Что за ерунда?Ладно. Сажусь на изящную лавку и на полном серьезе, настраиваюсь ждать. Час с лишним, я маюсь туда–сюда, а потом мне приходит сообщение: «Прости, сегодня не получится. Я уехал на дачу». Я поправляю шапку и тороплюсь уйти. Проходя через детскую площадку, за пределами закрытого жилого комплекса , натыкаюсь на компанию в нетрезвом состоянии. Трое пацанов и две девчонки с пивом, преграждают мне путь.