На уроках ничего сообразить не могу, сижу – грущу, как там моя бедная сестра? Класс мне сочувствует. Дело все-таки непривычное. Ни у кого еще сестра не рожала, я опять в передовых. Мои подруги в принципе девушки не безразличные. В жизни моей семьи они принимают активное участие. Когда Наташа замуж выходила, самые мои основные подружки пришли к нашему дому проводить невесту. Обычная черная «Волга», никак не украшенная, повергла их в шок. Со словами «Ну, уж нет» они быстро сгоняли домой за лентами и украсили нам машину. Сестра от волнения, понятное дело, ничего не заметила. Но девчонки остались довольны. «Сестра Ленки Рониной в ЗАГС уехала достойно».

На истории сидеть уже совсем не могла, и верные подруги отпросили меня у историка: «Понимаете, она всю ночь беременную сестру в роддом провожала».

С трудом добежала до дома, чтобы скорее позвонить папе на работу. Вдруг какие новости? Новости были!!

– Ну что, родила?

– Родила!

– Кого!

– Ну ты как думаешь?

– Мальчика, – с тихой надеждой говорю я.

– Как же, – с тихой грустью отвечает папа, – родит она тебе мальчика! Опять девка!

Ну и ладно, девка так девка. Мальчиков я буду рожать. Главное, что все позади и сестра моя живая, даже записку сама написала, кого родила. Почему-то написала, что вся трясется. Вроде на улице не холодно. Бедная, лежит там одна, скорее бы уж ее обратно привезли. А то поругаться не с кем, прямо скучно.

Привезли Наташу нескоро, все было как-то не слава богу, то с ней, то с дочкой. Наташа заливала слезами больницу. Мы приходили, стояли под окнами, что она говорила, было непонятно. Понятно было только, что плачет она очень горько. Так она плакала с той стороны, я под окнами с этой. Витя, который стоял рядом со мной, не знал, что делать, чем помочь и как Наташу успокоить.

Девочку назвали Галиной в честь Витиной мамы. У меня по этому поводу было, конечно, свое мнение, которое я пыта­лась навязать своей сестре. Мы вообще-то по женской линии все очень вредные и упрямые, но сестра была такая слабая, что свое мнение все равно никак сформировать не могла. Потом она ждала мальчика. И для мальчика была придумана ею пара очень странных имен. Как впоследствии говорил Витя: «Хорошо, что мальчик не родился, а то мучился бы потом всю жизнь с таким именем».

Ну что ж, Галя так Галя.

Выхаживали ее всем миром. И ее, а больше все-таки Наташу. Она вышла после нашего советского роддома просто никакая. Ну и по голове, конечно, немножко бабахнутая. Во всяком случае, о том, что она мама, сестра, по-моему, догадалась, когда Гале исполнился год. До этого мамой был Витя. Витя был молодцом. Он сразу понял, что пусть Наташа просто тихо плачет, главное, чтобы никуда особо не лезла. А остальное он и сам сделает. За молоком по утрам бегала я. Сначала за материнским к молодой маме в соседний дом. Галя была искусственницей с первого дня. Наташино молоко заразили в роддоме, и им кормить было нельзя. Денег эта молодая мама с нас никаких не брала, понимала, что иначе ребенок просто мог не выжить. Потом бегала на молочную кухню…

Наша мама готовила на всю семью. Короче, такой маленький человечек сумел всех нас задействовать. Вся наша жизнь стала крутиться вокруг нее. Про какие-то свои планы все давно забыли. План был один, глобальный, вырастить ребенка.

Значит, ведь вырастили мы ребенка-то, раз она уже замуж выходит!

От приятных ностальгических мыслей меня отвлекает звонок моего мобильника. Кого несет? Галка. Что-то забыла сказать:

– Лена, можешь говорить? У нас проблемы. Мама отказывается идти на свадьбу.

– Как это?

– Она говорит: «Ей не в чем».

– Галь, она ж прикид себе какой-то сногсшибательный купила. Еще они с папой выбирать ходили.

Галя переходит на шепот:

– Ну, понимаешь, я как-то немного резко выразилась по этому поводу. Мама расстроилась, сказала: «Раз так, вообще никуда не пойду».

– А мама подойти к телефону может?

– Нее-ет, ты что, она так плачет, она уже вообще ничего не может.

Я сажусь на кушетку, понимаю, что, наверное, процедуры на сегодня надо заканчивать, надо как-то разрядить обстановку, всех помирить. Свадьба должна состояться!

В принципе все понятно, что произошло.

Нашим детям очень хочется нас видеть молодыми, высокими и стройными. И если мы как-то выбиваемся из этого определения, то почему-то вот так сразу, с размаху, это надо нам сказать. Слов наши дети особенно не подбирают и с выражениями не церемонятся. Нет, они, конечно, церемонятся, когда речь касается других, совершенно чужих людей. А с родителями зачем? Родители должны все и так понять и простить. И где-то же нужно говорить то, что хочется, а не то, что нужно согласно этикету.

Как говорит наша стойкая мама, которой от нас тоже, видимо, не раз доставалось: «На детей обижаться нельзя. Никогда!»

Про то, что нельзя обижать родителей, моя мама, кстати, не говорит никогда. Хотя, казалось бы, почему? По-моему мысль тоже интересная. Надо ввести эту мысль в историю нашей семьи.

Ну а у моей сестры рыдают уже все – и мама, и дочка. Галя у нас вообще-то не очень слезливая, она больше в бабушку. Ее заплакать заставить сложно, она тяготы жизни переносит, твердо стоя на ногах. Но сегодня день особенный, завтра свадьба. Нужно и поплакать, и поругаться, и помириться, и понять, что и дочь у тебя одна, и мама у тебя одна, и что когда-то надо начать беречь друг друга.

Еду в машине домой и всю дорогу обсуждаю с Галей по телефону, какой все-таки Наташа купила костюм – хороший или плохой. Племянница уже уверяет, что он очень даже красивый, это она так сказала, сдуру, и вообще она не это имела в виду. Наташа стойко не верит. Но чувствую, уже начинает сомневаться, в диалог уже вступает. То есть, главное, на свадьбу все-таки пойдем все!

Свадьба была очень красивая. Не свадьба, а мечта. Все было продумано до мелочей. И вся наша женская линейка выглядела более чем достойно! И тосты мы сказали отличные. Мы все по женской линии очень хорошо говорим, красиво, емко и по делу. А когда бабушка говорит, то в конце все всегда плачут. Все, кроме бабушки. Я все время удивляюсь, как это ей удается? Вот что значит старая школа!

А через год у нас родилась еще одна девочка.

Я была в Будапеште, когда получила от Гали sms-ку: – «Лена, я родила ночью Тасю».

Эта девочка обязательно должна взять все наши лучшие черты по женской линии. Только она будет еще лучше нас, еще счастливее, еще успешнее.

Я сидела в ресторане в одном из самых красивых городов мира и плакала от счастья. Ну вот, есть и еще девочка в нашем роду. И это хороший знак, думала я, что я пью вино за ее рождение именно в этом городе. Значит, судьба ее сложится как-то по-особенному. А в тот момент, когда Галя ее рожала, и я не могла об этом знать, я случайно забрела в церковь. Церковь оказалась православная. Между прочим, единственная в Будапеште. Я отстояла всю службу, хотя никогда этого не делаю. А после службы еще подошла к священнику и долго с ним говорила.

Я пила венгерское вино, и все события последних дней из маленьких кубиков складывались для меня в одну целую картину. И во всем я видела хорошие приметы. И это было для меня то редкое, абсолютное состояние счастья за самых дорогих для меня на свете людей. И еще я думала: «Ну неужели они не догадаются сделать меня крестной матерью?»

Меня вызвала к себе директор музыкальной школы. Бегу, как всегда, после работы, опаздываю, смотрю, в кабинете уже собралось человек десять родителей.

– Итак, дорогие родители, к нам едет… – мы с места подсказываем – ревизор!

– Не ревизор, хуже, французская делегация! Дети будут жить в семьях, вам оказана высокая честь. Вы как раз и есть те семьи!