В дальнем конце салона кто-то из старших офицеров давал бойцам последние ценные указания. Родерик и Давид не слушали — у них другие задачи. Более того — они точно не знали, каков план наземной операции, потому что пропустили инструктаж, который проводился перед погрузкой на катер. В это время двое диверсантов изучали документацию, связанную с их заданием. Как и обещал полковник, доступ к информации получили лишь за пару часов до высадки.

Родерик снова повернулся к иллюминатору. До земли осталось не больше пары сотен метров. Уже видны отдельные строения и суетящиеся возле них боккорийских солдаты. Нет и намёка на присутствие суорийцев и оказываемое ими сопротивление. В такие моменты Родерик чувствовал себя хозяином ситуации, повелителем территорий, на которые предстоит ступить.

— Ну, вот и всё, — заключил он, обращаясь к Давиду. — Через несколько минут мы…

Чудовищной силы удар подкинул его вверх и не дал закончить фразу.

Катер сначала затрясло мелкой дрожью, а потом замотало из стороны в сторону. Давида отбросило куда-то вглубь салона.

Истошно заорали сирены, пространство вокруг наполнилось едким дымом. Сквозь надрывный, неровный рёв двигателей слышны выкрики офицеров, пытающихся скоординировать действия военнослужащих.

Это могло быть только прямое попадание ракеты.

«Если это так, то дело — дрянь», — промелькнуло в голове Родерика.

— Давид! — что есть мочи заорал он. — Эрлих! Ко мне!

Никто не отозвался.

Ничего не видно. Глаза Родерика слезились от дыма. Спешно опустил забрало из прозрачного металла и нажал кнопку на боку шлема. Насос заполнил внутреннее пространство шлема чистым воздухом из прикреплённого к спине баллона, вытеснил дым и дал Родерику возможность открыть глаза и свободно вздохнуть.

Увиденное не обрадовало. Дым исчез, вместо него в глаза брызнул яркий дневной свет, обрезанный неровной линией обшивки. Это означает, что катер разорвало пополам, одна часть отвалилась, а Родерик находится во второй половине.

Хаотичная болтанка закончилась, зато катер закружило в чудовищной карусели, которая вращает Родерика вместе с ним. Вероятно, взрыв раскидал части катера в разные стороны, и теперь обломки несутся в преисподнюю, бешено кувыркаясь в полёте. Центробежная сила прижала Родерика к стенке, в то время как он видит вылетающих из дыры в салоне солдат, которых нещадно колотит мечущимися вокруг деталями катера.

На принятие решения было всего несколько секунд, после чего обломки вместе с Родериком упадут на землю и переломают тело тяжёлыми и угловатыми составляющими.

Родерик собрал силы в кулак и метнулся к краю. На мгновение остановился, наблюдая сумасшедшее мелькание синего неба и голубой земли. Сжался всем телом и распрямился в отчаянном кошачьем прыжке в неизвестность.

«Повезло», — отрешённо подумал он, почувствовав, как включился антигравитационный механизм.

Вероятно, до земли оставалось совсем не много, поскольку торможение было настолько сильным, что в глазах потемнело. Родерик даже не смог сориентироваться, в какую сторону движется — вверх, вниз, вправо или влево.

Через пару секунд разглядел небо и часть кромки земли перед собой. Понял, что находится во вполне удобной и безопасной позе — ногами вниз, чуть запрокинувшись на спину. Ощущения боли не было, из чего напрашивается вывод: либо ему страшно повезло, и совершенно не пострадал, либо же, наоборот, — переломал всё, что только возможно, и нервные волокна отказываются передавать мозгу столь чудовищную информацию.

В нескольких километрах от него, с неба падают абсолютно бесформенные куски чего-то горящего. Напоминают тлеющую бумагу, оставляющую в воздухе чёрный жирный след. Обломки других катеров. Родерик попытался сосчитать их, но на третьем десятке сбился и понял, что уничтожены если не все, то почти все участники операции, десантированные в этом районе.

«Чёрт возьми, а где же истребители?» — подумал Родерик, но тут же увидел крылатую машину, которая стремительно падала куда-то за горизонт, отчерчивая чёрным траекторию своего последнего пике.

Ноги коснулись твёрдого, и это непередаваемое ощущение. Кроме того, что удачно приземлился, означает, что цел.

Почти тут же пришла боль в левом боку, в районе нижних рёбер. Несмотря на её силу, Родерик и этому рад: если есть боль — значит, всё не так уж плохо.

Перевернулся на здоровый бок и огляделся по сторонам.

Кроме приближавшейся одинокой фигуры никого не видно. Родерик рывком сел и попытался подняться на ноги, однако это не так просто — запоздалый болевой шок обжёг всё тело и сковал конечности.

Шаги приближались, а Родерик вдруг обнаружил, что у него нет оружия: автомат потерял ещё в катере, пистолет вместе с кобурой срезало куском обшивки. У него не было даже рюкзака — лишь защитный костюм и шлем с забралом, треснувшим от прямого попадания металлического обломка.

Превозмогая боль в шее, повернул голову в сторону приближающегося человека. К счастью, на том боккорийская военная форма.

— Родерик, чёрт тебя возьми, ты жив! — воскликнул солдат.

Родерик прищурился и увидел перед собой Давида.

— Что у тебя с лицом? — спросил Родерик, разглядывая пятно крови на щеке напарника.

— Ерунда, царапина, не более того. Как же рад тебя видеть!

Давид вытер лицо разорванным в клочья рукавом костюма. Вид у него потрёпанный, но бодрый.

— Взаимно. Давид, тебе не кажется, что на этом поле мы выглядим как-то неестественно?

— То есть?

— Как очень удобная мишень. — Родерик сделал ещё одну безуспешную попытку подняться. — Они уже закидали наши катера ракетами и, думаю, на этом не остановятся. Пора сваливать отсюда!

— Так точно! Давай — помогу тебе встать.

Генерал Аветян опустил указку, обернулся и осторожно, с опаской оглядел присутствующих.

Своей речью он только что фактически расписался в собственной несостоятельности стратега и полководца. Генерал рассказывал о неудачах, постигших Боккорийскую Армию на начальном этапе операции, и сводил всё к ошибкам в планировании. Теперь в его взгляде читалось ожидание нападок в свой адрес, но в то же время Аветян словно бы надеялся на то, что дадут ещё один шанс — для того чтобы исправить ситуацию.

Император смотрел на него зло, исподлобья.

А удовлетворившись созерцанием униженного генерала, обвёл взором собравшихся.

Перед ним — два десятка государственных мужей, занимавших самые высокие посты в Боккории. Вид у всех подавленный.

— Значит, вы предлагаете подкорректировать планы и пересмотреть основные военные цели? — сквозь зубы спросил Император.

— Да, точно так, Ваше Величество, — ответил генерал. — Мы ошиблись в оценке морального духа суорийцев. Без полного уничтожения боевой силы противника нельзя рассчитывать на скорую победоносную кампанию. Не подавив очаги сопротивления, получим затяжной конфликт, в котором увязнем на долгие месяцы. Промедление не приемлемо, ибо ведёт к тому, что суорийцы уйдут под землю, закрепятся на своей территории… — Генерал оговорился и поспешил исправиться: — На нашей территории…

Рейтинг Императора стремительно падает.

Несмотря на контроль со стороны государственной пропагандистской машины, средства массовой информации успели раструбить о чудовищных потерях боккорийских солдат в первые часы высадки. Строго говоря — царящие в Боккории демократические устои не позволяют молчать об этом, администрация Бенедикта лишь указывает, под каким соусом преподносить тему.

Однако что-то пошло вопреки накатанному сценарию: вместо репортажей об удачном наступлении и боккорийцах-освободителях, на каждом углу говорят о кровожадных агрессорах и отважных суорийцах, оказавшихся в отчаянном положении и отражающих вероломную атаку узурпаторов.

Масла в огонь подливает соперник Бенедикта на предстоящих выборах — лидер оппозиции Маркес, который обещает в случае избрания провозгласить пацифизм официальной государственной идеологией. Открыто обвиняет Императора в фашизме, и престиж Бенедикта медленно, но верно угасает.