Глэдд привёл в порядок неровное дыхание. Тяжело поверить: столько сил отдали на поиски — и всё впустую!
— Но почему? — только и выговорил он.
— Не важно. Тебе не нужно об этом знать. — Ван Райкаард указал на кресло, Глэдд послушно присел. — Бросай все дела, перепоручи встречи и прочее заместителям, а сам занимайся только выборами. Маркес должен выиграть!
— Но как? Выборы состоятся менее чем через неделю.
— Ты прав. Времени совсем мало. Поэтому мы имеем право воспользоваться самыми крайними мерами. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?
Глэдд лихорадочно соображает. Что шеф имеет в виду? Подтасовку результатов? Подкуп избирательной комиссии?
Нет, это не реально. Выборы курируются тысячами независимых наблюдателей, не говоря уже о людях Императора. Они не смогут провернуть такое — это уже слишком. Если только…
— Неужели вы говорите о киборгах? — неожиданно догадался Глэдд и тут же замолчал, испугавшись своего предположения.
— В точку! Недостаток голосов восполним за счёт киборгов. — Ван Райкаард деловито улыбнулся. — Твои ребята доработали технологию?
— Точно не знаю. Сказать честно — давно не интересовался проектом… — растеряно произнёс Глэдд.
— Значит, будет повод вспомнить! — Ван Райкаард постучал пальцем по столу. — У тебя есть три часа на подготовку информации по теме, после чего придёшь и доложишь мне.
— Да, конечно…
Эксперименты по дистанционному управлению киборгами проводились не первое десятилетие, хотя официально, разумеется, признаны негуманными и запрещены. В связи с этим, разработчики и производители искусственных людей тщательно следят за тем, чтобы в программном обеспечении не было дыр, которые позволяли бы воздействовать на их творения.
Однако, там, где есть лазейка, всегда работают вездесущие специалисты Глэдда. Несколько лет назад они нашли ключ к киборгам и научились навязывать им своё решение.
Внешне идея представляет собой нечто вроде пресловутого двадцать пятого кадра. Только, в отличие от последнего, реальный инструмент, эффективный почти на сто процентов. Достаточно продемонстрировать испытуемому набор скрытых символов, содержащийся, например, в видеоролике, картинке или музыкальной композиции, как его тут же охватывает непреодолимое и неосознанное желание совершить вполне конкретное действие. Тщательно просчитанная последовательность символов инициирует запуск программ, толкающих киборгов к ожидаемым результатам. И хотя технология ещё далека от совершенства, несомненно, таит в себе широкие, просто — чудовищные, возможности.
После первых удачных экспериментов ван Райкаард зарёкся от применения кошмарной силы. Торжественно пообещал Глэдду использовать её только в самом исключительном случае, который, по всей видимости, сейчас и наступил.
— Если план сработает, твой департамент получит вливания, какие тебе и не снились, Варри! — вдохновенно произнёс ван Райкаард. — Я отдам тебе пятнадцать… Нет — тридцать процентов от ресурсного бюджета министерства!
Глэдд смущённо замялся:
— Не стоит, шеф… Мы стараемся не ради этого…
— Да, ты, несомненно, прав. Главное — нужно завязывать с войной. У неё нет победителей.
Несмотря на высокопарность, слова сказаны от души. Они отражают мировоззрение ван Райкаарда, убеждения, идеалы, к которым стремится.
«История нас рассудит, — не раз говаривал ван Райкаард. — Причём, мы будем обвиняемыми. Политические режимы меняются, это вполне закономерный процесс. И мы точно не знаем, какой из них был хорошим, а какой — плохим. Всё, что нам о них известно, — это мнение сегодняшних законодателей политической моды. Мнение о своих предшественниках, и не более того».
Ван Райкаард не сомневается, что будущие поколения оценят действия Боккории как агрессивные и несправедливые.
«Откуда мы можем быть уверены в том, что поступаем правильно? — повторяет ван Райкаард при каждом удобном случае. — Как вообще можно определить, кто тут прав, а кто — нет? Суорийцы — такие же люди, как мы. Они убеждены, что борются за свою независимость. Это преступление — посылать наши войска к ним. Десятки, сотни тысяч погибших — слишком высокая цена для демократии, какой идеальной бы она ни была. Нужна ли она вообще — такая демократия? Ведь этих людей уже не вернуть».
Дилемма не разрешима. Отдельно взятый человек — будь то солдат одной из воюющих сторон, либо мирный житель, которому «посчастливилось» носить гражданство втравленной в военный конфликт страны — всегда лишь маленький винтик, ничего не решающий, ничтожный участник гигантского водоворота, устроенного сильными мира сего. Действия винтика спровоцированы текущей ситуацией, его мнение предвзято и обусловлено мнением вышестоящих инстанций и позицией социальных институтов. По сути — жертва обстоятельств, тех, кто им управляет, тех, которым нет никакого дела до него и его личного счастья.
«К примеру, рядовой суориец, сын своей родины, которому с детства вдолбили в голову патриотизм и прочие ненужные вещи, — с грустью размышлял ван Райкаард. — Неужели, только за это его уже можно убивать? Или он имеет право на существование в нашем, боккорийском, мире? И что это такое — боккорийская демократия? Как может называться демократичным мир, в котором граждане умирают ради планов, разработанных верхушкой этого мира? Будут ли счастливы грядущие поколения, зная, какой ценой всё это им досталось? Как сторона может считать себя победившей, если в сражении погибли люди?»
— Главное, что есть у человека, — это жизнь. Она дарована природой, — задумчиво сказал ван Райкаард. — И каждый уважающий себя человек должен сделать всё, чтобы сохранить жизнь себе и окружающим.
Глава 14. Маленький большой мир
Сначала было пыльно и душно. Воздух, прокалённый красным, необычайно огромным для боккорийца солнцем, обжигал. Кожа покрылась испариной, сухая пыль проникала повсюду, садилась на взмокшее тело и сразу становилась липкой, жирной, грязными струйками стекала под одежду.
Но потом пошёл дождь. Гроза неспешными, длинными раскатами зародилась где-то за горизонтом. Лениво, как будто нехотя, наползла и, наконец, накрыла несущийся в её объятия армейский джип стеной сплошного, густого и свежего, как проточная вода в реке, ливня.
Родерик на пару минут убрал откидной верх автомобиля, и салон наполнился мокрой атмосферой. Когда на дно натекли глубокие лужи, Давид попросил вернуть крышу обратно. Родерик расхохотался, но требование выполнил.
— Замёрз? — пытаясь перекрыть рёв антигравитационного двигателя, кричал Родерик. Высунул руку в окошко, набрал полную ладонь воды и швырнул в лицо товарища. — А я думал, киборгам холод не страшен.
— Боюсь заржаветь! — Не отвлекаясь от управления, Давид вытер лицо рукавом.
Оба дружно загоготали.
В последние часы вели себя непринуждённо и бесшабашно.
Разговор в доме шпионки снял напряжение в отношениях напарников. С другой стороны, найденные там вещи озадачили неприятными мыслями и предположениями.
Что касается Родерика, то никак не мог справиться со смутными воспоминаниями — словно подводные течения, будоражили поверхность его сознания. Давид же — то ли из праздного любопытства, то ли от любви к теориям заговора — строил вокруг Ясмин Лимбург и их задания различные версии развития событий.
В какой-то момент оба устали от мучительных попыток вникнуть в суть происходящего. Настолько, что плюнули и решили не заострять внимания, а просто плыть по течению.
Кроме того, на базе они разжились бутылкой коньяка и всю дорогу потихоньку цедили его из горлышка.
В лагере Ясмин не оказалось — незадолго до их появления покинула обитель беженцев в неизвестном направлении. Догадок по поводу её дальнейшего маршрута не было, и, отчитавшись перед штабом операции, они остановились на расположенной рядом боккорийской базе. Передали фотографии Ясмин командующему базой в надежде, что военные патрули столкнутся с беглянкой. Остаток дня провели в ожидании инструкций и вынужденном безделье.