Сасаки никогда не бывал в Есихара. Этот район представлялся ему густой вишневой аллеей, по обеим сторонам которой стоят старинные дома увеселительных заведений. Он, смущенно улыбаясь, спросил дорогу у попавшегося ему навстречу мужчины.

Когда он подошел к Есихара, там тоже все было погружено в темноту. Вероятно, учения охватили и этот район. Время от времени, когда открывалась дверь какого-нибудь домика, впуская посетителя или выпуская зеваку, зашедшего только «прицениться», на дорогу струился синий свет. У швейцара, стоявшего в дверях одного большого заведения, Сасаки спросил, как пройти к «Эйро», но старый «вышибала» даже и не слышал о таком названии. Тогда Сасаки вежливо обратился к проходившей мимо женщине, похожей на служанку.

— Я иду в ту сторону. Пойдемте вместе, — ответила женщина и пошла вперед, приглашая его следовать за собой.

Погруженная в темноту улица походила на спящий древний город. Из домиков не доносилось ни звука. Черепица на крышах сверкала блестками, отражая свет луны. Ведя его по таким закоулкам, что он один, наверное, заблудился бы в них, женщина наконец сказала:

— Вот здесь «Эйро».

«Эйро» оказалось совсем не таким заведением, каким его представлял Сасаки. Он предполагал, что Макиэ все-таки попала в какой-нибудь первоклассный дом, и был весьма неприятно удивлен убогим видом заведения. Толкнув легкую застекленную дверь, он вошел. С дощатого потолка свисала лампа с абажуром, закутанная в черную тряпку. На стене было прибито в ряд пять больших фотопортретов. Вместо швейцара у двери сидела горбатая старуха и отгоняла веером от своих ног москитов.

— Добро пожаловать, господин. Есть хорошие девицы... Или у вас здесь есть своя постоянная? — быстро затараторила женщина, обращаясь к Сасаки, который разглядывал портреты. Сасаки забыл спросить у Макиэ ее «гэндзимей» ³³ и искал ее портрет.

— Вы у нас в первый раз, господин?

— Г-м...

— Сегодня многие не работают из-за учений, господин... Сасаки, ничего не отвечая, продолжал рассматривать портреты и никак не мог угадать —-на каком из них изображена Макиэ.

— Есть тут у вас девица из новых, по имени Макиэ?

— Из новых? Макиэ? А-а, такая крупная девица, с лицом европейской женщины?!.

— Да-да, наверное, она и есть!

— Ее зовут Гекую-сан. Портрет еще не готов. Только недавно к нам поступила,—сказала старуха, обмахивая себя веером.

Сасаки ничего не знал о порядках в таких заведениях, но решил, что будет уместно сунуть в руку старухе одну иену. Его провели на второй этаж. Да, заведение было действительно жалкое. Обстановка напоминала скорее убогую придорожную харчевню. Однако дзабутон (Квадратная или круглая тонкая ватная подушка для сиденья) принесли льняной, голубого цвета, сидеть было приятно. Комнат в заведении было немного. Соседняя комната отделялась бумажной перегородкой. Видимо, там уже был гость — оттуда слышался звон колечек подвешиваемого сетчатого полога от москитов. Подачка помогла — старуха принесла курение от москитов и остывший чай.

— Гекую-сан скоро придет, — сообщила она.

Старуха говорила с характерным провинциальным акцентом. Любопытно, откуда она родом?.. Сасаки лениво обвел глазами комнату. В углу была устроена токонома (Нища в стене с возвышением), в ней стояла корзина с георгинами. Наверное, это был просто жилой дом, кое-как переоборудованный под заведение. Стены были оклеены голубыми обоями с туманными разводами, но потолок так и оставался закопченным и черным. Окно и здесь было завешено темной шелковой занавеской, лампа затенена.

Кто-то прошел по коридору и остановился у двери. Послышался шепот. Сасаки вдруг почувствовал, что в комнате очень жарко, он снял свой легкий серый пиджак. Дверь отворилась, в комнату вошла женщина в широком розовом переднике. Это была Макиэ. Глаза у нее, наверное, еще плохо видели — она не сразу узнала Сасаки.

Он окликнул ее:

— Макиэ! Это я, Сасаки!

— Это вы?.. — она непринужденно уселась.— Как парит сегодня...

Сасаки был уязвлен: сразу заговорила о погоде, не сказав даже, что рада его приходу.

— Ну и долго же искал я тебя.

— Да, меня найти трудно. Днем легче: повернуть за угол у бани — сразу можно увидеть.

Она говорила спокойно; видимо, встреча ее ничуть не волновала.

— Как с глазами у тебя? Вылечила?

— Да, стало гораздо лучше. Теперь меня лечат иголками, плечи мне колют. Не знаю, может быть, от этого, но мне намного стало легче. Правым глазом совсем хорошо вижу.

— Место у тебя неважное, Маки.

— Разве? А по-моему, хорошее. Никаких забот. А вы где теперь? Все там же?

— Где там же? Ты говоришь про апато? Нет, оттуда я давно переехал. С тех пор уже третье место меняю.

Макиэ молча взяла с токонома два веера, лежавшие у корзины с георгинами, и положила один перед Сасаки. Обмахивая себя веером сквозь широкие рукава кимоно, она тихо спросила:

— Переночуешь?..

Забрезжило утро. Сасаки проснулся, когда солнце стояло уже совсем высоко. Услышав гул голосов на улице, он высунул голову из-под полога и выглянул в маленькое круглое оконце у изголовья ³⁴, которое из-за ночной духоты они оставили открытым. На ярко освещенной солнцем улице стояла толпа мужчин в защитных костюмах и женщин в белых передниках, с лентами «Союза женщин великой Японии». Все держали в руках национальные флажки. Лицом к толпе у витрин, за которой виднелись швейные машины (там была, наверное, швейная мастерская), стоял на ящике из-под пива низкорослый, остриженный наголо мужчина. Он что-то говорил, лицо его, освещенное солнцем, было синевато-бледным. Около него с почтительным выражением на лицах и потупленными глазами стояли взрослые и дети — видимо, его родственники.

Сасаки прислушался к речи человека, стоявшего на пивном ящике.

-— Самозабвенно отдаю себя на служение великой Японии! Пусть я погибну, и кости мои будут стерты в порошок ради отечества! Господа! В такую жару вы все пожаловали сюда, чтобы почтить своим вниманием самого недостойного, самого ничтожного жителя нашей улицы Тамидани Дайгоро. От всей души приношу вам свою благодарность и низко кланяюсь.

Он кончил и неуклюже поклонился. Из толпы вышел вперед толстый пьяный мужчина. Взгляд его скользнул по фасаду «Эйро» и остановился на окне, из которого выглядывал Сасаки. Сасаки почему-То испугался и спрятал голову под пропахшее потом одеяло. Макиэ продолжала спать, приоткрыв рот. Рукав ее ночного халата откинулся и обнажил плечо. В полутьме комнаты ее тело белело, как очищенный лук. Ему захотелось курить. Он потянул к себе ящичек с курительными принадлежностями, стоявший у изголовья. В нем было немного мелкого табака и новенькая дешевая трубка. Сасаки тщательно вытер мундштук трубки рукавом халата, набил ее табаком и закурил:

На улице все еще говорили. Кто-то громко повторял: «...в честь господина Тамидани Дайгоро... в честь господина Тамидани Дайгоро...» Затем раздались крики «банзай!»

— Вот надоели, даже поспать не дают...

Макиэ повернулась на другой бок, энергично почесывая плечо. От соседства Макиэ Сасаки не испытывал ни малейшего волнения. Лежит рядом кто-то, только и всего. Минуты проходили пустые, без чувства и мыслей, как во время вынужденного ожидания поезда...

Наконец Макиэ повернулась на живот и взяла из его рук трубку.

— Сегодня опять жарко.

— Г-м...

— Тыквы бы сладкой.

— Рановато еще...

— Разве? А который теперь час?..

Сасаки торопиться было некуда, но и задерживаться тут он не хотел.

— А помнишь, по утрам в Хонмоку было слышно, как копают ракушки?

— Хочу холодной лапши.

Теперь Макиэ, видно, уже не вспоминала о прошлом, все ей было безразлично. Выдыхая табачный дым, она равнодушно смотрела на Сасаки.

Под отсыревшим, плохо накрахмаленным пологом было невероятно душно.