Не могу судить её за то, что она находит светлую сторону в этой неспокойной обстановке, но женщина всё равно пугает.

– Пришельцы бродят повсюду.

Я смотрю то на один труп, то на второй, и задумываюсь: почему мы и они не стали тварями.

Мы с Эмбер и тем мужчиной с первого этажа были в бассейне. У тех, кого я встретила на лестнице по пути на третий этаж, были мокрые волосы. А тот, из фитнес-зала, который вышел проверить, что происходит, почти одновременно со мной, был в мокрой одежде.

Но я не могу сделать выводы сейчас – ещё рано.

– Где вы находились, когда всё это началось? – спрашиваю женщину слева от себя.

– Лежала в ванной. Добавляла в воду специальную соль, чтобы осветлить кожу, – она изъясняется вполне адекватно. Предаётся воспоминаниям.

– Вода, – поворачиваюсь к Эмбер.

Она ждёт пояснений. Её пальцы на моём локте сжимаются.

– Не знаю, как другие, – хочу обвести рукой зал перед столовой, но не делаю этого – как будто все те люди, что умерли и лежат тут на полу, никогда не имели личностей. – Но все живые контактировали с водой.

Эмбер воодушевляется.

Она смогла улыбнуться.

– А вдруг вода поможет излечить их?!

Я тоже улыбаюсь. Это шанс на спасение себя, выживших, и заболевших.

Женщина при этом не улыбается. Она разворачивается и начинает уходить туда, откуда пришла.

– Я возьму бутылки воды из комнаты и попробую выбить из пришельцев темноту.

На миг мне показалось, что она пришла в себя, но явление оказалось временным.

– Ты уверена, что стоит отпускать её?

Эмбер смотрит то на меня, то на спину новой знакомой.

– Не знаю, наверное, идея плохая.

Мы догоняем женщину. Она что-то бурчит себе под нос. Не разобрать, но слуховая иллюзия подкидывает варианты: там несколько слов "молитесь", "рай "мертвы". Дрожь проносится по коже, будто выбивает ритм предупреждения, что не стоит за ней идти.

– Может, вам пойти с нами?

Эмбер хочет взять её за руку, но вовремя останавливается – мы не знаем, что ещё можно ожидать от неё.

– Идите, идите, – машет она перед собой.

– Здесь опасно…

– Я сказала – валите!

Она толкает Эмбер на меня. Я врезаюсь спиной в стену, боль пронзает позвонки, но я сдерживаю стон. Покалывающие ощущения проходят через несколько секунд, оставляя за собой ноющее чувство от удара.

Женщина начинает толкать нас. Она толкает и толкает. Хватает нас за одежду, пытается вырвать куски ткани.

Мы с Эмбер пятимся, стараемся скинуть её руки с себя, жалеем, что не дали ей уйти.

– Мы уходим, ладно?

– Уходите!

Последний толчок, и она опять поворачивается к нам спиной. И, в конце концов, теряется за углом.

– Вот же… – Эмбер проглаживает ладонью складки на рубашке.

– Тем пришельцам, как она выразилась, не повезёт с ней больше, чем ей с ними.

Тру спину, и места, где женщина хватала моё платье.

Рычания разносятся из зала, куда мы намеревались пойти, чтобы попасть в столовую.

Звуки медленной ходьбы.

Монстры там. Они вернулись, пока мы пытались убедить женщину не уходить одной.

Попасть в столовую становится затруднительным.

– Это проклятье! Проклятье, чёрт его побрал!

Меня заполняет ярость. Мне хочется бить кулаками по стене. Снова плакать.

Я сажусь на корточки, стараясь удержать равновесие. Хватаюсь за голову.

Рыжая всё это время смотрит на меня, но я в отчаяние: мне всё равно, как я выгляжу. Какая я неудачница, что не могу сдерживать эмоции.

Слёзы падают на ноги, на волосы – совсем немного очищая их от крови.

– Я посмотрю, сколько их там, – спокойно говорит Эмбер.

Я поднимаю на неё заплаканные глаза.

– Первое правило выживания – не расходиться. Бывают исключения из правил, но я сомневаюсь, что в нашем случае.

Эмбер с самой первой минуты поступала правильно – дождалась, когда стихнут крики в раздевалке. Добежала до своего номера и спряталась. Будет очень плохо потерять её в бою, так и не узнав лучше.

– Тогда поднимайся.

Она протягивает мне руку. Я моргаю, чтобы выгнать слёзы. Хватаюсь за Эмбер, она тянет меня на себя. Я выпрямляюсь во весь рост.

К битве не готова. Хочется лечь и уснуть. Хочется есть и пить. Хочется закрыть глаза, открыть, и чтобы в отеле было всё как раньше: голоса довольных людей. Хлопанья дверей. Смех детей. Удары тростью по полу.

Вернулась обыденность.

Эмбер прижимается к стене, я за ней. Двигаемся в сторону тихо и осторожно. Мы долго шумели, и монстры повылезали в зал. Теперь никакого шума, чтобы не услышали.

Она прокрадывается к углу. Я останавливаюсь. Прижимаюсь к её плечу. Эмбер выглядывает в зал, немного склоняясь.

Показывает семь пальцев.

Их семеро.

Мне повезло справиться с тремя, но семерых не побить. И не обойти. Вход в столовую прямо, сумасшедшие ходят туда-сюда – сейчас медленно, но, если заметят нас, мигом ускорятся.

Они в форме официантов. Поваров.

Это трудящиеся отеля.

Мы остались без оружия?

Я не удивляюсь, что все идёт по паршивому сценарию. Мы сами виноваты: пошли за той женщиной, захотели взять ее с собой, не позволить погибнуть в длинных коридорах. Но в груди остаётся надежда – она возьмёт воду, выльет на «пришельцев», и у тех затянутся раны на щеках, глаза посмотрят прямо, а не будут скакать. Они перестанут рычат и заговорят.

Вернут человечность.

– Я видела кухонный лифт рядом с бассейном.

– И как он действует? Электричества нет – не доедем.

– Честно, я не знаю. Он едет только на первый и четвёртый. С подсобки, на этаж, ведущий в кладовую.

– Откуда ты знаешь?

Я пытаюсь вспомнить, сколько видела лифтов, но на втором и третьем только один – для общего пользования.

Появляется надежда добыть ножи, и планировать дальнейшую тактику.

Если поддамся страху, злости, напряжению, то ничего не добьюсь, кроме как впоследствии кричать в коридорах о молитвах.

– Была открыта дверь в кухню. Парень помогал тому, что стоял в лифте, заносить коробки. Потом дверь закрылась, и лифт уехал на четвёртый, а экран сверху высветил всего две цифры «один и четыре»

– Может, остальные просто не высвечивались?

– Всё возможно, но мы либо через них, – кивает в сторону зала, – или пробираемся к лифту, и там уже решаем дальше.

Наш разговор звучал тише и тише: каждое слово подобно заканчивающемуся моросящему дождю.

Либо – либо – и оба варианта так себе.

Проскочить через семерых, убивших уже немало людей, или спуститься на первый этаж, где, пока непонятно, сколько тварей.

В последний раз мужчина из бассейна убегал от двоих – утопил ли он их, или они отомстили за утопленницу?

Вопросов без ответов становится всё больше, и это плохой знак.

Приходится опять обходить трупы, чтобы попасть на лестницу.

Эмбер случайно наступает на палец парня подростка и останавливается, прикрывая глаза.

Хруст его кости проносится по коридору, как самый громкий звук, из всех имеющихся.

– Прости, – говорит она, смотря вниз, на единственный видный глаз парня, с жёлтым синяком под ним.

Я жду, когда Эмбер продолжит шагать, но ей нужно время прийти в себя.

Не каждый день ломаешь палец мёртвому человеку.

– Прости, – повторяет вновь и начинает идти вперёд.

Я за ней.

Теперь поднимаю ноги выше, внимательнее слежу, куда ступаю.

Рыжие волосы Эмбер как маяк.

У лестницы стоит та самая женщина с молитвами. В ее руках две открытые бутылки.

С коридора перед нами бежит сумасшедший ребёнок – глубокие порезы на щеках, как и у всех других. Громкое, дикое рычание.

Женщина поворачивается к нему, наклоняет бутылки воды. Струи прозрачной жидкости выплёскиваются мальчику на голову. Он не тормозит, но его ноги подгибаются. От кожи взметается дымок. Он хватает женщину за ноги: до куда дотянулся. И пытается сломать: но это не шея, и он раз за разом производит руками автоматические прокручивания.