Это так фальшиво.

– Знакомые, скорее всего… ну, может, немного друзья.

Виделись по дороге домой из колледжей – у него колледж недалеко от моего –  перекидывались фразами. Виделись в магазине около наших домов. Шли по разным сторонам тропинок – я ловила его взгляды, он моё безразличие.

Сейчас это кажется полным отстоем. Он помогал мне доносить тяжёлые пакеты до дома. Один раз сидели на лавочке перед прудом. Молчали.

Стоит извиниться перед ним.

Замечаю на стуле фиолетовую шапочку и вскрикиваю, поднимаясь.

– Так ты, фиолетовая шапочка!

– Я тебе "Кар" не называла, а ты чего обзываешься?

Она встаёт вслед за мной и закидывает шапочку подальше, будто это что-то зазорное.

– Я запомнила тебя… мы с мужчиной, – не говорю, что оценила её слежку за ним, – вышли почти одновременно и тогда поняли, что все мы в огромной заднице… но тебя я не видела.

Она смотрит в окно. В номерах они не настолько большие, как в коридорах.

– Я спряталась в женской раздевалке… – её признание не вызывает у меня эмоций, но теперь её веснушки разбросаны по красным щекам. – Когда шум стих, побежала к себе в номер.

– Ты молодец.

Похвала звучит саркастично. Лицо рыжей кривится в недовольной гримасе.

– Да, да, конечно… Вы побежали, а я осталась как трусиха!

– Ты осталась, как здравомыслящий человек. Мы кинулись с ним на непонятные звуки, даже не включив голову. Я вообще думала грабители, и, если увижу их, побегу обратно, чтобы найти укромное место, – я грустно смеюсь, – а в таком случае лучше спрятаться сразу, и не высовываться. Ну да, у меня ещё был вариант войны, – смеюсь ещё громче, но также наигранно, – ты сделала всё как надо. И спасла мне жизнь, между прочим.

Выражение лица рыжей меняется на удовлетворительное. Кажется, я смогла её убедить.

– Ну, я Эмбер, а фиолетовой шапочкой меня не называй!

– Я запомнила тебя в бассейне. Я хотела к тебе подойти.

Смущение переходит с Эмбер на меня. Но я никогда не краснею, не выдаю своего волнения.

– Зачем?

Неудобный вопрос, с неудобным ответом.

– Попробовать научить тебя плавать.

– Боже, – она закрывает лицо руками, – это такой позор.

Я подхожу к выброшенной в дальний угол шапочке. В зеркале замечаю своё отражение и замираю, не в силах поверить, что выгляжу… так плохо: волосы до плеч спутаны, пряди прилипли друг к другу из-за чужой крови. Кончики смотрятся безжизненно. На шее синяки, ссадины, покраснения. Мешки под глазами, на смуглой коже, как будто покусали пчёлы. Влажные дорожки от слёз постепенно высыхают. А губы в трещинах.

Я выгляжу болезненно.

И чувствую себя так же.

Отхожу от зеркала, стараясь не запечатлеть, что увидела, а сразу забыть.

Подхожу к Эмбер – она уже убрала руки от лица – и кладу на её ладонь шапочку.

– Пусть это будет наш флаг.

Я смотрю рыжей в глаза. Мне с ней уютно, словно мы знакомы намного дольше, чем минут десять.

Апокалипсис сближает.

– Что за флаг?

Она не опускает глаза, не прерывает наш зрительный контакт.

– Объявление войны!

В серых глазах загорается огонь.

Рыжая, конопатая, с белой кожей – она похожа на огненную воительницу.

Чистый янтарь.

Её пальцы сжимают шапочку.

– Но потом ты обязательно научишь меня плавать.

Киваю.

– Научу, не беспокойся. Но давай останемся в живых.

Кивает в ответ.

Мы поворачиваемся к двери.

Нам нужно выйти.

Нужно оказаться за стенами этого отеля.

Приоткрываем дверь и выглядываем.

Подозрительно тихо и пусто. Но это к лучшему – значит, твари ни за кем не бегут, и в данный момент не убивают.

– Куда теперь? – спрашиваю я, делая первый шаг в коридор.

– Давай в столовую. Возьмём там ножи.

– Столовая на четвёртом этаже – когда я бежала сюда, слышала крики именно там.

– Нет выбора. Нам нужно оружие.

Если подохнем, оно нам не понадобится, но мы ещё живы и будем действовать.

Убивать…

Должны ли мы убивать, или можем нанести глубокие порезы на их ноги, чтобы они не смогли бегать? Столько вариантов, чтобы люди не умирали – вдруг их можно будет вылечить… А мы поступаем как хищники – те не задумываясь прогрызают клыками кожу.

На четвёртый этаж поднялись без помех.

В коридоре настоящий ад.

Закрыв рот ладонью, беззвучно стону, смотря на гору трупов. Женщина, на ней сверху мужчина, у обоих вывернуты шеи. Дальше девочка лет десяти – оба беспроводных наушника выпали из её ушей.

Неподалёку от девочки – подросток-парень – один глаз подбит, жёлтый синяк уже никогда не пройдёт. Второго его глаза не видно – половина лица упирается в стену.

Двое лежат рядом друг с другом, уткнувшись лицами в пол – по их фигуре можно предугадать, что это двое мужчин – их густые волосы длиннее моих – мужчины, даже не видя их лиц, напоминают рокеров. Широкие спины и накаченные, крупные руки. Чёрные джинсы у обоих, и серые джинсовые куртки.

Эти трупы по правую руку, а по левую двое старых людей, до последнего державших свои трости.

А над ними возвышается здоровая женщина. Она смотрит на стариков и нервно втягивает воздух.

– Она нормальная? – шепчет на ухо Эмбер.

Я мотаю головой, чтобы вернуть ясность ума. Среди мёртвых людей мысли становятся все темнее и страшнее. Чувствуешь себя среди них – лежащим на этом полу.

Без сердцебиения.

На шёпот Эмбер женщина поднимает глаза.

– Вы так молоды, – почти пропивает она слова. – Уходите отсюда, пока они не вернулись.

– Нам нужно в столовую, там… – она не даёт договорить, перебивает:

– Там нет ничего. Только смерть! – двумя руками показывает на дедушку с бабушкой. – Одна смерть, – произносит уже тише.

– Там ножи, это оружие, – всё же договариваю я.

В горле моём рвотный ком – когда я говорю, он ощущается сильнее. Стучу себе по груди. Часто-часто сглатываю –  вот-вот вырвет.

– Оружие, – она хохочет, – Эти пришельцы и есть оружие, их не убить! Молитесь, молитесь, чтобы оказаться на небесах, занять место в раю. МОЛИТЕСЬ!

Мурашки пробегают по коже, я сглатываю слюну одновременно с Эмбер и чувствую, как рвота поднимается выше.

Я наклоняюсь. Меня тошнит и тошнит – вся еда, переваренная вчера, выходит под ноги. Пытаюсь дышать, но меня снова рвёт.

А женщина то шепчет, то вопит:

– Я бог, я вас слышу. Я займу вам места. Только МОЛИТЕСЬ!

– Тише, тише, – Эмбер держится лучше меня. Даже лицезря мою рвоту, слушая, как та выходит, не встаёт блевать на пару: – Нам надо уйти. У неё мозг поехал.

Вытираю губы запястьем. Другой рукой размазываю слёзы по щекам.

В животе всё скручивается и ноет. Сжимаю зубы до боли, чтобы никакой больше тошноты.

– Мы помолимся, спасибо, а теперь до свидания. Были рады с вами познакомиться, – голос точно бы не мой. Он жалок, тих, напуган.

Поворачиваем направо. Придётся обходить трупы, стараясь не наступать на них. Хорошо, что ещё нет трупного запаха. Но есть запах моей рвоты, от которого сложнее удерживать новый фонтан из еды.

Столько мёртвых.

Всё это как-то неестественно. Неправдиво. Как в сериалах – там тоже частенько появляются религиозные люди, принуждающие молиться.

Но всё это я вижу своими глазами. И точно чувствую пальцы Эмбер на локте.

Мы как на минном поле, только вместо мин – руки, ноги, головы.

Приходится перепрыгивать тела. Оборачиваться, потому что та женщина следует за нами, но уже молча.

– Столовая близко, – сообщает Эмбер.

Да, она близко: количество трупов увеличивается. У кого-то около уголков губ крошки. Кто-то, перед тем как умереть, собирался съесть хот-дог, сладкую булочку, выпить напиток, но теперь еда раздавлена, лимонады разлиты: и пахнут приторно сладко.

– Они все отправились в рай, – как бы невзначай сообщает женщина, поравнявшаяся с нами, когда мы останавливаемся перед мертвецами.