В покоях в такое раннее время бодрствовала только Торха, Риаллах и Мелрия спали. Крестьянка не знала, как ей быть со внезапно свалившейся на нее свободой и не спала всю ночь, размышляя о том, что же с ней будет. Торха-то этой свободы не ждала, да и не хотела. Она приходила в ужас, представляя себе, после всего виденного и испытанного уже ею, возвращение в родную деревню, в грязную, вонючую землянку. Но тут она вспомнила слова Владыки о том, что они могут оставаться при нем вольными вассалами, и облегченно вздохнула, представив себе, что бы мог сотворить с ней отец. Еще одно постоянно мучило девушку – изматывающее душу желание, удовлетворить которое она могла только сама, никто ее никогда не хотел… А девушек всегда было много и Торхе оставалось лишь молча страдать, смотря, как ласкают других. Она, конечно, понимала, что ей ничего и не светит с ее неказистой внешностью, что надеяться ей не на что, что ей, вероятнее всего, так и предстоит на всю жизнь остаться девственницей, но все-таки надеялась. А особенно теперь, когда ее взял к себе Повелитель и поселил с собой в королевском дворце. Она опять вспомнила родную деревню и вздохнула – ведь там даже в дни Всеобщей Любви к ней не подошли ни разу, хотя многих ее подруг уводили в кусты по пять-шесть раз подряд. А она, теребя себя за это, молча плакала в сторонке… Торха опять вздохнула и налила себе вина – такого вина она никогда не пила дома, да никогда бы и не попробовала, бочонок его стоил больше, чем зарабатывал крестьянин за годовой урожай. А здесь его пили вместо воды. В это утро она привычно проснулась на рассвете и собралась по привычке бежать доить корову, не сразу сообразив, что она в роскошной постели в своей отдельной! комнате во дворце. Что она уже не подневольная скотина для семьи, которую могут в любой момент убить и кормят остатками со стола мужчин, если там что-нибудь остается. Что она теперь рабыня самого Серого Убийцы. И тут же заплакала, вспомнив, что он освободил своих рабов, с ужасом представив возвращение домой. Нет! Домой она не вернется! Ни за что! Надо будет постараться обязательно быть полезной своему господину!

Стук в дверь оторвал ее от размышлений, ноги девушки сводило от желания, пока она шла к двери, между ними просто хлюпало. Она открыла одну из створок и увидела двух донельзя бледных и трясущихся, как осиновый лист, некрасивых служанок. Торха удивилась, не понимая, что им здесь нужно в такую рань и спросила:

– Вы что-то хотели, девочки? Еще же очень рано…

– Н-н-а-а-м д-должны п-по п-прик-каз-зу В-влад-дык-ки от-трез-зать все ж-жен-нск-кое… – запинаясь и продолжая дрожать, пролепетала длиннолицая служанка. – Н-нам ск-каз-зал-ли ид-дти с-сюд-да и т-тут все сд-дел-лают… Эт-то в-вы г-госп-пож-жа Р-риаллах?..

Торха с жалостью посмотрела на бедняжек, но ее распаленное желанием воображение тут же подсказало ей, что раз служанкам все равно отрежут, то она имеет полное право заставить их лизать себя. Представив себе это, крестьянка чуть на месте и не кончила. Возбуждающие картины заметались в сознании, и она даже затанцевала на месте. Но еще раз взглянув на лица девушек, перекошенные беспросветным отчаянием и ужасом, Торха вдруг ощутила столь жгучий стыд, что все ее желание смыло, как будто проточной водой. А посмотрев внимательнее на их некрасивые лица, крестьянка с чувствительностью, обостренной собственной неудовлетворенностью, вдруг поняла, что у них та же самая проблема – девочки еще никогда не знали любви. И никогда больше не узнают…

– Да как же вас угораздило-то, девчонки? – с сочувствием спросила она у служанок, открывая дверь и впуская их. – За что?

– А мы не знаем за что… – тихо и как-то безразлично ответила длиннолицая, подходя к столу, ее била дрожь, а конопатая подруга цеплялась за нее, тихо плача. – Владыка приказал… Увидел нас и приказал… Просто так… Ни за что…

– Да вы садитесь, девочки, вот выпейте вина, – засуетилась вокруг них Торха, наполняя бокалы. – А я сейчас Риаллах позову.

Продолжаю описание:

Риаллах пожалеет несчастных, никогда не знавших любви девчонок и найдет им двух парней для расставания с невинностью перед урезанием. Но девочки так понравятся ей, что она станет искать способ не урезать их. Потом только отрежет обеим груди.

Йаарх, не подозревавший о последствиях своих неосторожных слов, встретит плачущую кровную сестру – она страдает от желания, которого невозможно удовлетворить. Он возьмет ее в свою комнату и там ждавшая его урезанная рабыня подскажет ему альтернативный способ. Проголодавшись, они вызовут главную горничную и закажут обед. Та решит подсунуть Владыке свою ставленницу, и ей это удастся. Пораженный злой, ведьмовской красотой Диланы, Йаарх страшно захочет ее. Но после всего примет девушку в свою свиту. Дилана имеет большое значение в последующих событиях, и потому нельзя было упустить ее появление. Она окажется ведьмой, и Хранитель возьмет ее в ученицы.

А тем временем Исана:

Девочка прибежала в новый дом своей семьи, радуясь, что не зря пожертвовала собой. Увы, ее никто не ждал. Испугавшись, что «недорезанная сучка» сбежала, и у них отберут деньги, дорогие родственнички избили Исану, отобрали новое платье, и родной брат поволок ее по Домам Удовольствий. Хотели отобрать и медальон, но не смогли – медальон Владыки мог брать в руки только его владелец, если помните. Девушке повезло, что этот медальон углядел на ней едущий с обходом принц Свирольт. Он освободил девушку, определил на учебу ее младших братьев и сестер, сделав так, чтобы их скоты-родители не смогли помешать своим детям. А потом забрал девушку вместе с указанными ею подругами во дворец.

Йаарх сидел на парапете одной из летящих, невесомых на вид башен дворца Светоча Древа в эльфийской столице и с немым восхищением смотрел на расстилающийся внизу невероятный город. В который уже раз он видел это зрелище, но никак не мог налюбоваться, нечеловеческой была эта выдирающую душу красота, никак не человеческой. Чем-то божественным веяло от нее, мудростью и опытом тысячелетий. Так тяжело было понимать, что человек никогда не будет в состоянии создать что-либо столь же прекрасное и тревожащее. Ибо именно тревогу почему-то вызывал город у любого видящего его, тревогу за то, что все преходяще, как ни смешно это звучит. Не было ни одного здания, повторяющего друг друга. Город и лес столь органично сплетались друг с другом, что казались единым целым, столь странно выглядящего для глаза того, кто не вырос здесь. «Алларн-Ара… Алларн-Ара…», – Йаарх катал на языке название города как конфету, пробовал на вкус и ощущал его. Аллорны были одними из тех немногих, которые ухитрились сохранить свой собственный язык, на удивление мелодичный и певучий. И этот язык очень понравился Хранителю Меча, он был мало того, что красив, так в нем с помощью двух-трех слов можно было выразить столько, что в любом другом для того же понадобилось бы несколько сложносочиненных предложений.

Он вновь бросил взгляд сверху на предвечерний город. Впрочем, с точки зрения обычного человека, Алларн-Ару и городом-то назвать было трудно – поди разберись с непривычки где заканчивается лес и начинается жилье, настолько плавно и органично они перетекали друг в друга. Гигантские деревья, на ветвях которых и расположилась столица эльфов, покачивались под легким ветерком и казались издали призраками самих себя. Йаарх глянул на стоявших у входа на лестницу хралов и тихонько хмыкнул. Близнецам за те несколько часов, что он был здесь, уже пришлось отправить обратно десятка два жаждавших видеть Владыку аллорнов. Да, те были мудры, прекрасны и бессмертны, но Господи боже до чего же они были развратны… Для Хранителя настоящим потрясением было увидеть непрекращающиеся оргии, которым предавались все, наверное, эльфы, не обращая никакого внимания на пол партнера. Казалось, что они не занимаются ничем, кроме любви. Но ведь как-то же выращивались хлеб и овощи, строились дома, тренировались молодые воины… А вот как и когда все это происходило, так и осталось для Йаарха загадкой. Он спрашивал, но эльфы смеялись, в ответ приглашая его поучаствовать в очередной оргии или пире. Хранитель ранее думал, что после всего увиденного им на Мерхарбре его уже ничем не удивить. Но это оказалось не так… Эльфийская привычка устраивать шабаши прямо на том месте, где их застигло желание, весьма и весьма смущала его. Хотя Йаарх должен был признаться себе, что они ухитрялись делать самые дикие вещи настолько красиво и элегантно, что оставалось только диву даваться. Он ухмыльнулся про себя, вспомнив некоторые акробатические шуточки аллорнов, которые он сперва было принял за нечто типа пантомимы. Но когда подошел поближе… Но даже подобные сексуальные излишества в исполнении эльфов не вызывали отвращения и казались абсолютно естественными. Правда, сам Йаарх с тех пор, как позволил себе расслабиться во дворце Морхра и изнасиловал несчастную служанку, даже думать запретил себе об удовольствиях. Ему было стыдно за совершенное, стыдно перед самим собой, и он таким образом себя наказал. Вот и отказывал любой женщине, хотя желание порой становилось совершенно нестерпимым. Нельзя было отвлекаться от дела, слишком уж многое ждало его впереди…