Петровский путевой дворец. Часть фасада.
Допущена ошибка и энциклопедическим словарем «Москва», утверждающим, что название, Петровское, село приобрело после строительства местной церкви Петра и Павла. Формулировка «село Семчино, по новому названию Петровское» применяется в документах 1676 года, тогда как строительство церкви должно быть отнесено к середине – второй половине 1680-х годов. Единственный вклад самого Петра в Петропавловскую церковь – изданный в Москве в 1684 году Богослужебный Апостол – явно относится уже ко времени правления молодого царя. Сделанная на книге полистная надпись почерком XVII века гласит: «Сия книга, глаголемая Апостол Великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича... Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич всеа великия и малыя и белыя России самодержец из хором приложи в подмосковную вотчину боярыни Анны Леонтьевны Нарышкиной, в село Петровское, к церкве Петра и Павла».
Трудно судить и об отношении Петра к бабке. В придворной жизни она никакого участия не принимает. Самая ее смерть проходит незамеченной. Анна Леонтьевна пережила Наталью Кирилловну, умершую в 1694 году сорока трех лет. Надгробная надпись в Высокопетровском монастыре называет датой кончины А. Л. Нарышкиной 2 июня 1706 года. Только и здесь документальные материалы Семчина-Петровского вступают в противоречие с этим текстом. Один из колоколов Петропавловской церкви Семчина, сохранявшийся до 1890 года, имел надпись: «Лета от сотворения мира 7199 года, от Р. X. 1691 года, июня в 28 день, положила сей колокол боярыня Анна Леонтьевна в подмосковную свою вотчину в село Петровское в церкви святых Апостол Петра и Павла в помин души по муже своем, боярине Кирилле Полуехтовиче Нарышкине и по детех своих и по всех родителех своих в вечное поминовение».
Во время своего освящения, годом позже, Петропавловская церковь связывается уже с именем сына Анны Леонтьевны. Это первое упоминание о церкви встречается в 149-й и 151-й Окладных книгах Патриаршего Казенного приказа: «В нынешнем в 7201 (1692) году, ноября в 1 день, по указу св. Патриарха к помете на выписке Андрея Петровича Владыкина велено: новопостроенные церкви св. Апостол Петра и Павла в вотчине боярина Льва Кирилловича Нарышкина, в селе Петровском, на попа с причетниками дани положить». Отсюда следует: либо Анны Леонтьевны в 1692 году не стало, чему противоречит надгробная надпись, либо она отказалась от вотчины в пользу одного из двух остававшихся к тому времени в живых сыновей – пятерых детей она похоронила. Доставшееся Льву Кирилловичу Семчино имело в 1704 году, согласно Переписной книге, «церковь каменную... двор вотчинников, в нем 5 человек, и дворы конюшенной и скотной, в них 18 человек, да к тому деревня Семчина, в ней 12 дворов крестьянских, людей в них 37 человек». Упоминаемых в работе И. П. Токмакова и в многочисленных газетных заметках летнего дворца Петра и выстроенных якобы в течение 1699–1700 годов «голландских домиков» здесь не числилось. Оказывается неоправданным и другое высказывавшееся краеведами предположение, что Семчино-Петровское перешло к Петру.
Петр мог бывать у бабушки. Тем более бывал он у Л. К. Нарышкина, любимого брата матери, единственного оставшегося в живых к рубежу нового столетия из когда-то многочисленного потомства Анны Леонтьевны.
Направляясь в Москву на коронационные торжества, Екатерина останавливается на несколько дней в Петровском, успевшем получить по новому хозяину второе название – Разумовское, и отсюда инкогнито ездит в город. В Петровско-Разумовском впервые увидел свою будущую Фелицу стоявший на карауле вместе с другими простыми солдатами Г. Р. Державин. Имение уже и тогда больше напоминало маленький город с десятками каменных и деревянных на каменных фундаментах построек. Огромные пруды были выкопаны привозившимися с Украины крестьянами. К. Г. Разумовский возвел многочисленные теплицы, оранжереи, соединил главный дом с церковью галереей, устроил конный двор, украсил парк гротами и многочисленными статуями. По рассказам путешествовавшего в 1776 году с лордом Гербертом В. Кокса, в Петровско-Разумовском насчитывалось от сорока до пятидесяти домов, а особенное впечатление производил превосходный, принадлежавший хозяину крепостной оркестр.
Однако заботой новой императрицы было не только награждение пришедшихся ей по душе придворных, но и ограничение власти тех, кому она все же полностью не доверяла. К. Г. Разумовский так или иначе принадлежал к предшествующему царствованию, а власть гетмана при всей своей условности давала ее носителю возможности определенной, недопустимой, с точки зрения Екатерины, независимости или по крайней мере автономности. Чин фельдмаршала должен был заменить К. Г. Разумовскому сан и власть гетмана, послужить утешением. Насколько неравнозначным оказалось утешение, можно судить по одному тому, что бывший гетман тут же отпросился за границу и провел несколько лет за рубежом, стараясь заглушить обиду. Только и по возвращении на родину обида продолжала давать о себе знать. Похоронив в 1771 году жену, К. Г. Разумовский перебрался на постоянное житье в Батурин, где и умер в 1803 году.
...Москва негодовала, и Москва мирилась. Негодовала по поводу неслыханных вольностей – брака сына бывшего гетмана с княгиней М. Г. Голицыной при живом муже княгини. К довершению скандала Голицына не только разошлась с мужем к обоюдному удовольствию, но и сохранила с ним самые добрые отношения – он продолжал бывать запросто у новой четы. Мирилась же Москва с изысканными обедами и великолепными балами в московском доме Разумовских на Тверской, где позже разместился Английский клуб, тем более со сказочными праздниками в Петровско-Разумовском. Одно дело осуждать за глаза графиню «отпущенницу», совсем другое – не попасть на ее приемы, собиравшие весь высший свет, начиная с членов царской семьи. Примирился же старик свекор с красавицей невесткой, хотя поначалу и слышать не хотел о ней, а Александр I на балу у Разумовских нарочито громко назвал ее графиней, подчеркивая свою благосклонность к совершившемуся браку. Но все-таки главным оставались деньги, которым, казалось, хозяева не знали счета. Они-то и делали свое дело.
Петровский путевой дворец. Ворота внутреннего двора.
«Лев первой руки мот», говаривал о четвертом и самом любимом сыне Кирила Разумовский, испытывавший к нему особую слабость. При колоссальном состоянии Разумовских вряд ли была необходимость наследникам всерьез заниматься образованием или службой. Тем не менее Лев учится в Геттингенском университете, пополняет свои знания в Лозанне и мечтает встретиться с Вольтером, что, впрочем, могло быть и простой данью моде тех лет. Он едет в свите русского посланника в Константинополь, а по возвращении поступает на военную службу.
Петровский путевой дворец. Главный фасад.
Если отец получает чин фельдмаршала, не выиграв ни одного сражения, – сын ищет участия в боях. Он начинает как адъютант Г. А. Потемкина, удачно командует егерскими частями в армии самого А. В. Суворова и получает одно за другим отличия за бои при Мячине, Сакче, за взятие Измаила и Бендер. Генерал-майор в тридцать с небольшим лет, он уходит в отставку сразу же по вступлении на престол Павла I с его новыми, прусскими порядками. Не испугавшись гнева императора, Лев Кириллович Разумовский уезжает за границу, чтобы в дальнейшем навсегда поселиться подальше от императорского дворца – в Москве. Вся его жизнь замыкается между домом на Тверской зимой и Петровско-Разумовским летом.
По словам П. А. Вяземского, «много оставил он в памяти знавших его; долго жил в допотопной или допожарной Москве, забавлял ее своими праздниками, спектаклями, концертами и балами. Человек высокообразованный, он любил книги, науки, музыку, художество... он был любезный говорун и при серьезном лице часто отпускал живое и забавное слово; несколько картавил, и даже его вечный насморк придавал речи его особенно привлекательный диапазон». Для Л. Н. Толстого он стал прообразом отца Пьера Безухова, и писатель подробно описал его московский дом.
