Но на ее голос и стук профессор больше не ответил.
С тяжелым сердцем де Круа распахнула книгу на месте, из которого торчала странная закладка.
Ею оказались прикрепленные к корешку деревянные четки. В тусклом свете колеблющихся свечей вдруг померещилось, что узоры на бусинах выглядят смутно знакомыми. Уж не такие точно отметины с детства непостижимым образом проступают на ее собственной спине? Казалось, что линии на четках пришли в движение, и Селин зажмурилась, чтобы прогнать наваждение.
На развороте открылась выцветшая, затертая от времени огромная карта поросшего лесами острова Да-Гуа с причудливым рельефом гор, рек и водопадов.
Улыбка Селин сквозь слезы впервые за всю жизнь отдавала робкой надеждой.
Глава 2
Мечты и кошмары
Красота пронизывает каждую клетку тела.
Серебряные и золотые птицы сверкают на солнце механическими крыльями и взмывают в бездонные небеса.
Его сапоги мягко отпружинивают от пушистых холмиков изумрудной травы, и Витал щурится, ослепленный блеском. Он следует за звенящей стаей до тех пор, пока не оказывается у обрыва на самом краю острова, что парит в облаках. Глянцевые русла синих рек сливаются книзу и исчезают в далекой белой дымке под ногами.
Страха нет.
Есть только бесконечная свобода ветра, и, запрокинув голову, Витал ловит ее расставленными руками.
За спиной слышится знакомая музыка с новыми нотами чистейшего сопрано. Она обгоняет его секундную нерешительность, играет и свивается с самим воздухом пестрыми нитями.
Капитан оглядывается.
Словно часть фантастической симфонии, позади мерно звенят сияющие разноцветные шестерни и зубчатые колеса. Доселе неведомая мелодия рождает приятное волнение и вдохновляет чудом и тайной.
Вперед!
Шаг к краю обрыва – и из-под ног взлетают отрезки уходящего в небо чертежа. Еще шаг – к ним присоединяются новые штрихи, и давний набросок обретает новые проекции. Витал улыбается и закрывает от счастья глаза. Руки рисуют в воздухе и вынимают из небытия рождение неведомого, но отчаянно знакомого. Взмах за взмахом – и одной силой мысли перед ним в мельчайших подробностях из столбцов вычислений прорываются в реальность элементы того самого эскиза, что ему видится из раза в раз.
Совершенные гармония и равновесие, что он так долго ищет и все никак не может найти, становятся материей и конструкцией.
Вот он поднимается на палубу, чей каркас складывается из многочисленных сопряжений формул и числовых величин и стекает вверх выверенными линиями чернил по клочьям исписанной бумаги. Пальцы касаются нарисованных бортов, и они мгновенно становятся материей в реальности: его идея обрастает лоснящейся на солнце древесиной.
– …Капитан…
Знакомый голос доносится издалека. Из другого мира.
И убивает его симфонию.
Палуба под ногами перестает существовать.
Тщетно хватаясь за поручни, он проваливается и летит вниз, к далекому солнцу на глади моря.
Но он полон надежд.
Он знает, что и там его ждут.
Небеса оказываются у ног. В безмятежном полете Витал складывает руки над головой и стрелой пропарывает толщу вод.
«Где ты? Ты видела, Уна? Посмотри, наконец я это создал!»
Две сияющие звездочки в черноте воды зигзагом поднимаются из глубины к самому его лицу. Глаза морской девы смеются, улыбка серых губ обнажает очаровательную щербинку между зубов, а руки накладывают на него охранный жест.
«Моя милая девочка, я падаю в бездну, чтобы принести тебе жемчуг, кораллы, актинии и морские звезды. Тебе будет чем поиграть».
Взмахи ладоней продвигают Витала все глубже, мысли его и чувства заняты русалкой, и мерцающее дно все приближается и манит. До поверхности слишком далеко. Но он спокоен, он доплывет.
Большие хитрые глаза оказываются прямо напротив. Она избегает прикосновений и вьется пестрой змейкой вокруг. Шипы на плавниках русалки жгут и колят, но Витал ловчее. Он прижимает ее к своей груди и целует, языком нащупывая милую щербинку на передних зубах. От соленого жгучего поцелуя сыплются вверх жемчужины воздуха. Глаза закрываются в согласии отпустить сознание в вечный простор океана.
«Дыши со мной», – показывает знаками дева.
Она нежно кусает кончик его языка, и радость дыхания наполняет хмельное тело.
Над ними медленно кружит косяк крупных рыб, одаривает тусклыми бликами серебряных боков.
Словно коридор между мирами.
«В ночном небе я уже видел много глаз, похожих на твои. Однажды мы вместе будем читать их, обещаю».
– …Витал! Д-дафна?! Ты что творишь!!! А ну слезай с него сейчас же! С ума сошла?..
Проклятье! Эти голоса! Вода выплевывает его на грязный берег другой, ненавистной, реальности. Вместо симфонии в ушах гремят барабаны. Тело становится ватным. Возвращается злая мигрень.
«Уна?..»
– …И ты этой дряни нанюхалась, что ли?.. Ой-ой, прикрой срамоту-то!..
Солнце бьет прямо в глаза. Голову и грудь пронзает боль. Мучительно щурясь, Витал пытается разглядеть что-либо вокруг в едком пороховом дыму. Горят корабли. От боли хочется разрыдаться.
– А я не… дышите же, родненький! Фаусто, ну хорош зенки на меня таращить!
«Нет!»
Изо всех сил Витал сбрасывает с себя изуродованные картечью тела и приподнимается на трясущихся локтях. Ему в лицо смотрят мертвые глаза молодого корабельного плотника. Совсем мальчишка. Из разорванного рта его медленно ползет красная пена. Дрожащие пальцы проводят по лицу и закрывают глаза мертвеца.
Как и тысячи раз прежде, как и всегда, немой крик застревает в горле, когда он остается единственным живым среди десятков тел вокруг.
«Нет!!!»
Вместе с головной болью сознание возвращается в грязную кальянную.
* * *
Лучше бы воды подали.
Но нет, они его трясли.
Отдать распоряжение: впредь никогда в кальянных с ним так не поступать…
– Дафна, целоваться с капитаном?! Да слезь ты уже с него! Иди-иди, окна давай открывай!
– А может я воздух в него вдувала… Живой он! Живой! – послышался радостный девичий голос.
Он не помнил, чтобы расстегивал рубаху накануне, и теперь онемевшие с дремы пальцы безуспешно пытались нащупать пуговицы. От пережитого мутило. Пересохший рот жадно глотал воздух. – Витал, тихо, тихо… Все хорошо. Мы в Вердене. Воды хочешь?
Из дымного сумрака выступил смуглый черноволосый молодой мужчина с повязкой на кудрявой голове и витиеватыми рисунками на точеных скулах. Восточная красота его отдавала такой нервной надменностью, что, казалось, передалась даже видавшей виды кружке.
– На, попей. И давай поскорее убираться отсюда, пока и нас опять не потащило в этот твой дурман. Ох и смрад… Непонятно, почему эту отраву прозвали «черным молоком»? Больше напоминает какую-то смолу… – Моряк брезгливо покрутил в руках кальян и подбоченился: – Дафна, да открой ты скорее еще одно окно! Уж до того в глазах двоится – и прям с порога! – что мерещатся чудища в трещинах стен этого притона… А… – молодой человек хитро прищурился и навис над спутницей, – так вот как действует эта дрянь… Тебе, похоже, привиделась свадьба с нашим бедным капитаном, да?.. Помилуй, он слишком молод, чтобы попадать в такую кабалу…
– Фаусто!!! Заткнись!!! Че ты врешь! Капитан, ей-ей, брешет он все! Никаких свадеб не было! Это он сам нанюхался, вот и бредит! Да!!! – покрасневшая до корней рыжих кос Дафна сорвалась на отчаянный визг.
Квартирмейстер же едва не расплескал протянутую кружку под градом тумаков от разъяренной юнги.
– Угомонись! – засмеялся моряк. – Я пошутил. Правда-правда…
Пару шлепков он все же для приличия пропустил, иначе девчонка не оставила бы его в покое, и примирительно поднял руки.
