Она не позволяла себе комментировать случившееся. После того, как Кристина исповедовалась, мама, будто не услышав что говорила ее дочь до этого, переводила тему и рассказывала последние новости их магазинчика, истории своих подруг, что купила вчера и что приготовила. Глубоко внутри себя она закрыла на сотню замков страх, что ее дочь может развестись. В ее мире можно было смириться со всем: побоями мужа, изменами, финансовыми тяготами, пьянками, разногласиями. Исключение составляло лишь одно самое большое несчастье – остаться одной с ребенком на руках и за это быть презираемой обществом.

Конечно, для Кристины было недопустимо рассказать о трудностях с мужем кому-то из подруг. Тем более что большинство из них с наступлением декрета отпало. Самой близкой до сих пор оставалась Краля. Но пожаловаться ей Кристина считала самой невообразимой идеей. Она оправдывала это тем, что всегда должна оставаться авторитетом в глазах подруги, должна выполнять роль опытного наставника, коим была и в школьные годы. В моменты отчаяния Кристина признавалась сама себе, что не может позвонить подруге, потому что боится просесть в глазах Крали. Ее рассудок мутило от одной мысли, что подруга ответит задорным голоском и начнет лепетать о своей беззаботной жизни – именно такой ее считала Кристина.

Такое случалось, когда в один из дней полных отчаяния Краля звонила и рассказывала сплетни района или просила совета для смски новому ухажеру – крайне редко она интересовалась жизнью Кристины. Это происходило потому, что Краля считала, что ничего интригующего в ней не происходит, а бытовизм ее не интересовал. Она была чиста в своей наивности и не понимала, что Кристина уже давно отыграла роль психолого-подростка.

Кристина всегда была девушкой, о которой говорили «хорошая». Она хорошо училась, хорошо себя вела, была хорошим другом, хорошей дочерью, хорошей женой. Ее хорошесть требовала многих затрат: молчать тогда, когда внутри бушевал ураган, прощать, оправдывать, думать о том, о чем не хотелось, но было нужно, помогать даже тогда, когда она не желала. Для каждого человека у нее существовала отдельная маска. Даже для себя самой.

После позднего разговора с Кралей Кристина почувствовала, как начала раздражаться. О каком Глебе могла идти речь, если Краля уже состояла в отношениях. Сначала она думала, что из себя ее вывела инфантильность подруги. Но мимолетом в ее голове проскользнула мысль, что этой самой инфантильностью она и восхищается, даже больше – этой инфантильности она завидует. От этой мысли у Кристины похолодели кончики пальцев, и она решила, что срочно нужно вернуть себя в русло реальной жизни.

Она вернулась в комнату, где сонливо конючил Лешка. Родители Кристины старались баловать внука: покупали ему одежду в детских магазинах – были моменты, когда Кристина приносила ее из сэконд хэндов, но никому не говорила об этом. Покупали машинки – их Лешка очень любил.

Пашка практически не бывал дома. Жене он говорил, что нашлась какая-то работа и уходил допоздна. А бывало и так, что она случайным образом обнаруживала его в соседнем дворе с другом и бутылочкой пива. В такие моменты он с сальной улыбочкой ласково рассказывал, что «дельце внезапно отложилось, потому что пацан, заказавший работенку, куда-то свалил». Кристина не верила, но понимала, что сознайся она в этом, кроме семейной ссоры она ничего бы не получила в ответ. С каждым годом Пашка все больше и больше зарывался в собственном вранье. Иначе как можно было объяснить его постоянное отсутствие на подработках, но при этом голые карманы?

Он часто уходил на квартирники к друзьям, летом – на шашлыки. После этих встреч он возвращался пьяным, раскрасневшимся и веселым. В таком состоянии он обычно скользко приставал к жене. Кристина настолько свыклась с алкоголизацией мужа, что секс в такие моменты стал для нее само собой разумеющимся.

Перерывы в близости с мужем постепенно увеличивались. После рождения Лешки Кристина сильно набрала в весе. Теперь ее основной одеждой стали лосины и спортивные штаны, кофты-разлетайки и бесформенные свитера. Вещи, в которых когда-то ходила на работу, Кристина сохранила и берегла до случая, когда решит прийти в форму. Несколько раз она старалась этим заняться. Но ничего не получалось. Дешевле было покупать хлебобулочные изделия и сладости, чем фрукты и овощи для салатов, тем более в холодное время года, сохранявшееся десять месяцев в году. В итоге ее красивое от природы лицо так и оставалось расплывчатым. А теперь на нем еще и заметно выделялся второй подбородок, перетекавший в широкую шею.

Недовольная собой, она редко хотела близости. Беспросветные ложь и безденежье мужа убивали желание проявить к нему хоть какую-то женскую ласку. Пашка тоже не стремился забраться на жену. Казалось, что его вообще не интересовал секс, особенно в трезвые дни. Но даже эту строну совместной жизни Кристина пыталась оправдать своей виной. Она вросла корнями в пол этой маленькой темной комнатки, провоняла грудным молоком и детскими испражнениями и совершенно безоговорочно смирилась со своим положением.

В воскресенье рано утром Анжела зашла в общий чат прочитать вчерашнюю переписку. По названию беседы она сразу поняла, зачем ее сюда добавили.

В списке приглашенных были в основном ребята из «А» класса, с которыми Анжела никогда не общалась и даже не здоровалась. Из всех них она была лично знакома лишь с Денисом. Они встретились в общей команде на турслете и с тех пор несколько раз на бегу обменивались парочкой дружелюбных фраз в столовой или на общешкольных мероприятиях.

А вообще Анжела мало с кем контактировала и в своем классе – старалась держаться по-свойски, но особнячком. Увидев в списке Лику, она обрадовалась, потому что они давно не общались, хотя Анжела периодически заходила на страничку давней подруги. С Ликой она с удовольствием встретилась бы, как и с Денисом. Ее не смущало присутствие большинства ребят из параллельного класса. Анжела крайне дружелюбно отреагировала на то, что ее позвали на вечер встреч выпускников. И поэтому она решила, что в отличие от своих школьных лет – самых неуверенных лет своей жизни – должна поучаствовать в переписке и таким образом заранее влиться в коллектив.

Она прочитала последние вчерашние сообщения и написала: «Привет всем! ☺». Было еще около девяти утра и сообщение висело непрочитанным. Анжела несколько секунд следила за ним и два раза обновила страницу. Она отложила телефон и принялась помешивать почти закипающий в турке кофе. Перелив его в большую кружку, Анжела заглянула в спальню проверить, не проснулся ли муж. Но он еще крепко отсыпался после шестидневной рабочей недели.

Они снимали светлую двухкомнатную квартирку на другом конце города. Здесь было мало мебели, но имелось все необходимое. Анжела, будучи сильно привязанной к родному дому, постаралась придать первому совместному с мужем жилью максимальный уют. Она украсила полки гирляндами, расставила фотографии, цветы на подоконники, купила автоматический освежитель воздуха с тем же ароматом, с каким покупала ее мама. Анжела регулярно и тщательно убиралась – ей позволял рабочий график.

Она уже долгое время работала администратором в частном детском садике. Сюда приводили детей разных городских шишек. Здесь их обучали плаванию и английскому языку. А для сотрудников садика по вечерам проводились бесплатные языковые курсы, а иногда разрешалось поплавать в бассейне. Анжела плохо плавала, и поэтому не ходила в него. Курсы английского она посещала до того момента, пока учительница не перешла к тренировке разговорной речи. Анжела поняла, что ее языковой барьер настолько высок, что она даже имя свое на английский лад произнести не может. Она по-тихому отдалилась от курсов, а сотрудникам сказала, что по вечерам ей якобы всегда нужно быть дома – муж теперь возвращается с работы именно в тот час, когда начинаются занятия. Конечно, это была неправда.