Я уже ничего не слышал. Обхватив девушку за бедра, продолжал медленно продвигаться вперед, пока не соприкоснулся с ее аппетитной задницей. Почти теряя сознание, я почувствовал, как она сильными движениями обхватила меня за ягодицы, рванула на себя. Третий оргазм потряс нас одновременно. Марва в изнеможении плюхнулась на живот:

– Какой же ты классный!

Я погладил ее по взмокшей спине. Каждая женщина имеет внутри себя Афродиту. Ее можно распознать по переполняющей женственности, которая бросается в глаза, но не имеет конкретного отношения к реальности.

– Отнеси меня в душ!

– С удовольствием.

– Как классно… Меня никто еще в душ не носил.

Приятно, что хоть в этом я у нее первый.

Мы стояли под теплыми струями душа, прижимаясь друг к другу. Я ощущал щекочущее прикосновение сосков, массирующее касание грудей, живота, бедер, скользящее движение рук, которые забираются в самые интимные места, и бесконечные поцелуи…

Через пятнадцать минут моя Афродита превратилась в обыкновенную, поверхностную, слегка испорченную питерскую девушку с типичным молодежным сленгом и налетом псевдонезависимости. Она словно сбросила с себя маску нежности и теперь злилась на себя за то, что забылась и обнажила не только тело, но потаенную часть своей души. Судя по всему, в ее планы это не входило.

Когда я возвратился из кухни, держа в руках поднос с дымящимися пельменями – классика холостяцкого жанра, – Марва ковырялась в своем кожаном рюкзачке. Оттуда она извлекла спичечный коробок и пачку «Беломора».

– Пыхнешь? Китайская ганджа.[12]

У меня не оставалось выбора. Хотелось заглушить зарождавшееся чувство вины к Маше, к той, кого я по-настоящему любил. Странно, почему ничего подобного я не ощущал рядом с Кристи?

Мы передавали друг другу косяк, постепенно перемещаясь на другую планету, а я совсем забыл, что там, в глубине коридора, жила гремучая змея, которая тщательно фиксирует все запахи и звуки.

Марва окончательно размякла. Теперь можно задавать вопросы.

– Кстати, как там Кристи?

– С «финиками» замутила. Конкретно. Поехала за своим гитаристом на гастроли в Швецию. Так и будет ездить, пока не сольют.

– Как это?

– Там вообще анабиозная тусовка. В каждом городе по парочке новых группиз. Покувыркаются вволю и, если она сама не слиняет, накачают какой-нибудь дрянью, оставят в гостиничном номере, оплатят его на пару дней, евростольник оставят за все труды – и бай-бай!.. Сама через это прошла. А могут бучу устроить и просто выкинуть где-нибудь по дороге. Тогда придется ноги раздвигать, пока до дома доедешь.

– Мне казалось, у них серьезно с этим «фиником».

Марва криво усмехнулась:

– У них у каждого дома своя законная лейла есть. Это тебе готик-группиз, там не побалуешь. Но только страшные они там все, вот горячих парней и тянет на наших герлушек…

– А почему так мало, всего сто евро?

– Это на сцене они «колбаса», а в жизни – бакланы и жмоты. Гитарист этот сначала друзьям, потом обслуге ее отдаст, а те все правильно устроят.

Я начал подозревать, что Марва не так глупа, как я думал.

– Кристи всегда презирала этих группиз.

– Ну да. Но этот «финик» конкретно на нее запал. Стопудово соплей на уши навешал. Типа, поедем в евротурне, потом я тебе дом куплю, машину… Уроды!

Что-то тут не сходилось. Не такая Кристи девушка, чтобы ее просто так взять на финский понт. Скорее всего, эта поездка носила экспериментальный характер, как продолжение суицидально-мистической тематики. Впрочем, по-любому чухонская тема продлится недолго.

Мы еще посидели, и она засобиралась домой.

– Я подвезу.

– Не надо. Сяду на маршрутку, зависну в каком-нибудь клубешнике.

Да, вот это энергетика! Мне бы только до койки добраться…

Она задержалась в дверях, посмотрела мне в глаза долгим задумчивым взглядом:

– Не провожай меня…

– Почему?

– Не хочу. Просто закрой за мной дверь и… Если захочешь, позвони.

– Ты забыла…

Я протянул пакет с «бедным йориком».

Марва грустно улыбнулась:

– Спасибо тебе.

Она встала на цыпочки, целомудренно поцеловала меня в щеку и, не оглядываясь, побежала вниз по лестнице. Женщины со своими вечными загадками… Нам не суждено их разгадать. Во всяком случае, в этой жизни.

Утром я обзавелся упаковкой пива и засел за телефон, обзванивая знакомых. В медицине не любят интернов, особенно тех, что с улицы. Почему я не зубной врач? На кой черт я вообще подался в эскулапы? Сидел бы сейчас в адвокатской конторе, рубил «капусту».

«Скорую помощь» я оставил на тот крайний случай, когда отсутствие денег станет невыносимым. В «скорой» сплошная маета – люди со слабой нервной организацией либо уходят, либо спиваются. А я даже разрыв с девчонкой достойно пережить не могу.

В конце дня в списке значились три адреса и столько же фамилий людей, с которыми мне следовало переговорить.

Раздался телефонный звонок. Битву за параллельный аппарат выиграл я. Красавец стоял в моей комнате, второй, естественно, в коридоре. Послышался чуть слышный, почти мышиный шорох тапочек. Это Павлина, наша вездесущая бабулька. Пусть слушает – хоть какое-то развлечение.

– Да…

Трубка отозвалась легким щелчком – к линии подключилась еще пара ушей.

Телефон ответил полным молчанием.

– Слушаю, говорите…

Какой-то легкий треск, напоминающий радиопомехи в разгар грозы.

– Проблема с речью? Тогда вставь новую челюсть.

Я бросил трубку, откупорил банку, но тут снова раздался звонок.

– Говори, не стесняйся. Или простучи что-нибудь, если немой.

Молчание, треск, сквозь который мне послышалось какое-то слово, как будто звонили из потустороннего мира.

Я быстро подбежал и распахнул дверь, ожидая застать врасплох соседку. В таких ситуациях она делала вид, что сметает пыль с телефона. Мне хотелось увидеть растерянность в ее глазках-буравчиках, но коридор был пуст.

Я взял в руки трубку и услышал долгий гудок.

Во мне шевельнулся страх. Неужели очередная «перезагрузка системы»? Что-то слишком часто… С другой стороны, за эту неделю произошло слишком много всего.

Снова звонок, на этот раз – в дверь.

На пороге стояла Зина Полякова, соседка по лестничной площадке. Глаза выпучены, волосы всклокочены, исхудавшее спившееся лицо пошло фиолетовыми пятнами. Я сразу понял: случилось что-то страшное.

– Владик… – выдохнула соседка. – Помоги! Ради бога!.. Лена умирает!

– Что стряслось?!

– У нее лицо посинело… И… кажется, она не дышит…

Слезы брызнули из глаз, словно кто-то выдернул невидимые тампоны из ее слезных желез.

Я рванулся вслед за Зиной, но вместо того, чтобы повести меня в квартиру, она устремилась вверх по лестничному маршу.

– Она там!..

Девушка лежала на чердачной площадке. Рядом валялся использованный одноразовый шприц. Похоже, тот или те, кто находились рядом, испугались и сбежали, оставив девушку на произвол судьбы.

– Это он, сволочь!.. Я знаю: это он, Валерка, ее опять подсадил. Неделю как из больницы. Целых три месяца держалась. Говорила: мама, я обязательно брошу… Владик, помоги! Ей ведь шестнадцать всего!

Дело дрянь. Кожа очень бледная с синюшным оттенком, зрачки расширены, пульс нитевидный. Дыхание редкое, слабое, с нарастающей гипоксией.

– «Скорую» вызвала?

– Да!

– Про наркотики говорила?

Она кивнула:

– Думала, быстрей приедут.

– Да уж… Быстрей.

Я закатал рукав. Старая «дорога», несколько свежих инъекций. Ситуация хуже некуда. Похоже на передоз, причем неясно, какой дрянью ее накачали. Состояние критическое – это очевидно. Коллеги могут ехать полчаса, могут час, а коммерческая «скорая» исключалась по определению.

Я поднял девушку на руки. Она казалось почти невесомой, и от этого еще острее ощущалось, как жизнь уходит из худенького тела, с которым так жестоко обошлась его хозяйка.