Святослав взглянул на Игоря – тот поджал губы и посмотрел в сторону, словно не было ничего более интересного, чем открывшийся из окна вид. Горскому было невероятно сложно считывать эмоции людей. Ему нужны были откровенные разговоры, без преувеличения действительности и намеков. Важно, чтобы человек проговаривал то, что чувствовал на самом деле, при разговоре с ним. Конечно, не было гарантий правдивости этих слов. Но Горский не был идиотом.

Святослав стремительно двинулся к Дубовицкому. Мгновение – и он уже стоял напротив. Склонился, уперся руками в подлокотник дивана и пытался поймать его беглый взгляд. Смотрел пытливо, не моргая, словно вынуждая Игоря говорить. И неважно, что именно.

– Что произошло? Расскажи мне. – Голос, твердый и уверенный, растоптал последние крохи привычного самообладания. Игорь опустил глаза, поджал губы в тонкую линию. Горский ударил пальцами по щеке друга. Не хлестко. Не больно, лишь чтобы привлечь внимание. – Говори. Что ты ей сделал? – Игорь стоически молчал. Святослав крепко сжал его подбородок, впился пальцами в щеки и заставил смотреть на себя. – Говори же!

– Я не сделал ей ничего, о чем бы ты не знал, – с трудом выдавил Игорь, глотая тугой ком в горле. Светлые брови свелись к переносице, щеки налились стыдливым румянцем, а в глазах появился влажный блеск.

Святослав невольно опустил взгляд и заметил, как между острых ключиц сверкнул знакомый медальон. Игорь поспешил спрятать его, лихорадочно застегивая пуговицы. Пальцы Горского в мгновение ослабли.

В комнате повисло гнетущее молчание. Коваленский скользнул задумчивым взглядом по безжизненному лицу Горского, напряженной спине Игоря, затем торопливо отвел глаза. Тихий вздох. Равнодушное покашливание. Так он пытался скрыть свое странное душевное волнение. Но трясущиеся пальцы, что так рьяно терзали перламутровую пуговицу на манжете, выдавали его истинное состояние.

– Горский, объяснись перед нами тоже. – Белавин напряженно поджал губы и, посмотрев на Натана, отчаянно шепнул: – Что происходит?..

– Вчера около полуночи на четвертом этаже общежития обнаружили труп второкурсницы, – зычно и достаточно буднично начал Горский. – Соня Василевская. Факультет живописи. Очевидно, суицид. – Святослав чуть поджал губы и отстраненно посмотрел в окно. – По крайней мере, на первый взгляд.

– Что это значит? – подал голос Емельянов. Он лежал на спине, подложив руки под голову, и буравил взглядом сводчатый потолок, украшенный каменными декоративными нервюрами. – Может, сама, а может, и нет?

– Следователь упомянул о необходимости проверить версию доведения до самоубийства. Якунин на фоне всего этого словно оголенный нерв. – Горский устало потер переносицу. – Надеюсь, – он скосил взгляд на заметно поникшего Игоря, – это просто суицид.

– Почему? – Белавин удивленно вскинул брови. – Что же в этом хорошего?

– Могут возникнуть вопросы к нашей системе и Уставу, – терпеливо пояснил Емельянов. – Обвинят в аморальности наших методов или же, наоборот, в бездействии.

– Вот еще! – возмутился Белавин и сел вполоборота, чтобы видеть Емельянова, который лежал за его спиной. – Это с какого перепугу? Мы никогда и никого не обижали! У нее были какие-то проблемы со студентами, о которых мы не знали, но должны были знать? – Внезапная догадка ошпарила сознание Белавина, словно кипятком, и он вскочил на ноги. – Предсмертная записка?! Кого она обвинила?! Кого-то из нас?!

– Саш, – Даниил мельком посмотрел в сторону Игоря и тихо вздохнул. – Не было никакой записки. Успокойся. Еще ничего не известно…

– Ну конечно… – вяло отозвался Емельянов и перекатился на бок, подперев голову кулаком. – У них с Васькой периодически какие-то проблемы были с другими девчонками. Несколько раз я даже видел раскрашенное лицо у Колычевой.

Емельянов поймал на себе удивленные взгляды старост.

– Откуда знаешь? – первым отмер Горский и свел брови к переносице.

– Да ладно-о-о, – наигранно протянул Емельянов, но, заметив стальной взгляд Святослава, объяснил уже более будничным тоном: – Васька практически каждый вечер приходит в клуб. Сложно было не заметить, да и врать она не особо умеет. Прямо ничего не говорила, но и так все понятно.

– Почему ни разу не упомянул на собрании?

– А должен? – Емельянов раздраженно фыркнул и вновь перекатился на спину. – Это не мой факультет, да и она не жаловалась.

– Со… – Игорь прокашлялся, прочищая горло. Голос его предательски дрогнул, когда он вслух хотел произнести ее имя. – А Василевская? Ты ее тоже видел?

– Побитую? Не, – безразлично отозвался Емельянов. – Один раз Вася сказала мне, что заступилась за подругу с факультета живописи и попала под раздачу. А позже я видел их вместе на предновогоднем розыгрыше Тайного Деда Мороза. Они довольно мило общались, кажется, даже обменялись секретными записками.

– Пф, – Игорь еле сдержался, чтобы не закатить глаза. – Это вообще ничего не объясняет. Речь могла идти о ком угодно…

– Да, – не без сожаления согласился Емельянов. – Но я склонен доверять своей интуиции. Кроме того, Васька толком ни с кем подружиться не успела, видел ее только с Вишневским и умершей. Все.

– А соседка? – поинтересовался Горский. – Может, речь шла о ней?

– Ее соседка учится на моем факультете, – Емельянов чуть сморщился. – Настоящая язва. Всю плешь мне проела… Сомневаюсь, что Колычева смогла бы найти с ней общий язык.

– Вообще не понимаю, о ком вы все говорите… – растерянно произнес Белавин.

Натан, не выдержав, прыснул в кулак, но через секунду прокашлялся и решил задать вопрос, который уже давно вертелся на языке:

– Кажется, мы отошли от темы. Игорь-то какое отношение имеет к Василевской, не считая того, что он староста ее факультета и куратор?

Горский пропустил вопрос Натана мимо ушей, осторожно сел на подлокотник дивана рядом с Игорем, широко расставил ноги и опустил голову. Невероятная слабость накрыла его тело. Он сам не понимал, как вся эта ситуация с Игорем приобрела такой багряный оттенок. Предположения Емельянова не имели для Святослава никакого веса. Конфликты Василевской являлись лишь следствием безалаберного и ветреного поведения Игоря. В отличие от других старост, Горскому об этом было известно наверняка.

Дубовицкий нередко вел себя вне рамок дозволенного, пересекал все мыслимые и немыслимые границы, но никогда его поведение не приводило к тяжелым последствиям. И если Игорь не врал ему, а Горский был уверен, что не врал, то его поступки по отношению к покойной при жизни были достаточно невинны на фоне того, что он делал обычно с другими. Здесь было что-то еще. Либо это «еще» не было связано с академией в принципе.

– Свят? – напряженно позвал Натан.

– М? – Горский поднял голову и слегка нахмурился, пытаясь вспомнить, о чем его спрашивал Натан. – У Игоря с Василевской была интимная связь. Ничего особенного.

– Что такое? Очередная слепая влюбленность? Василевская не смогла пробудиться от сладких грез? Как банально. Но это не проблема Игоря, – резонно заметил Натан и подпер подбородок кулаком. – Можно ли это приравнивать к доведению до самоубийства?

– Чувствительная девочка попалась. Не повезло, да, Игоречек? – язвительно заметил Емельянов, который мирно лежал на полу возле камина, и смежил веки. – Я говорил тебе, Светик-семицветик, держи этого дурня на привязи. Его игры ни к чему хорошему не приведут, но ты меня не послушал.

– Я тебе что, пес, Емельянов? – рыкнул Игорь.

Роман едко усмехнулся и в ответ лишь прошептал себе под нос: «Псина безмозглая». Однако оскорбительной реплики в свой адрес Игорь не услышал. Впрочем, Емельянов был этому только рад.

– Подождите, а как ее труп оказался на этаже первокурсников? – заинтересованно спросил Натан, который пытался оценить ситуацию со стороны.

– Без понятия, – Коваленский неопределенно повел плечом. – Тело нашли в восточном крыле четвертого этажа после комендантского часа. Что она там делала в такое время, лишь ей одной известно.