Соня торопливо подняла глаза. Игорь в ответ на ее немой вопрос коротко мотнул головой в сторону, намекая, чтобы та ушла. У него не было ни желания, ни сил продолжать этот бессмысленный и достаточно болезненный разговор. Особенно в присутствии Горского.

Вдруг Горский подошел ближе, легким движением руки освободил две пуговицы из петель рубашки Сони и пальцем выудил цепочку, на которой висел круглый медальон в виде совиной головы с двумя драгоценными камнями василькового цвета на месте глаз.

– Ношение аксессуаров запрещено, – Святослав вцепился в цепочку и резко вырвал ее, сломав замок. – Ты уже на втором курсе, но все еще не знакома с Уставом?

– Я больше не буду носить! Обещаю! – Василевская лихорадочно дернулась, чтобы вернуть дорогую сердцу вещь, но Игорь остановил ее. Прижал тяжелой ладонью к стене и беззвучно шикнул губами. – Это единственное, что осталось мне от матери, – она умоляюще посмотрела на Игоря. – Игорь…

Но не успели они опомниться, как Горский подошел к окну, широко его распахнул и вытянул вперед руку, в которой сжимал медальон. Игорь чуть подался вперед, намереваясь остановить Святослава, но именно в тот момент на пороге показалась взволнованная белокурая девушка.

– Вам не кажется, что это уже слишком?

Игорь тихо усмехнулся, почувствовав необъяснимое облегчение. Он узнал ее – все утро во время завтрака Горский не сводил с нее взгляда. Игоря разрывало любопытство, ведь друг никогда раньше не проявлял такого явного интереса к кому бы то ни было, но они не успели об этом поговорить.

– Беги! – Игорь опешил, когда Горский неожиданно разжал пальцы, выбросив медальон, и отпустил Василевскую, которая, недолго думая, рванула с места и сбила Колычеву со своего пути.

Дубовицкий лишь растерянно смотрел вслед, досадно прикусив нижнюю губу. Не таким он видел их расставание. Все должно было сложиться иначе. Горький привкус на языке и острая боль дали ему понять, что пути назад уже нет.

«Прости…»

Февраль. Год поступления Колычевой

[18.02.2023 – Суббота – 12:10]

«не могу больше находиться здесь. Мне хочется уйти. Я потеряла голову в тот же день когда впервые встретила тебя. Ты занял мои мысли и полностью овладел мной сам того не ведая. Я знаю что мои чувства – бремя для тебя. Знаю. Тебе тяжело день ото дня. Прости. Но я поняла кое-что важное для себя: твои чувства мне дороже своих. Я отпускаю тебя любовь моя».

– Мы оба знаем, что это про тебя. – Горский стоял спиной к Игорю и не мог видеть его лица. Но в этом не было необходимости, он слышал прерывистое дыхание и тихое шмыганье носом.

– С чего ты взял? – спустя некоторое время ответил Игорь, вытирая подступившие к глазам слезы. – Не думал, что у нее мог быть кто-то еще?

– Брось, – Горский скрестил ноги и оперся руками о край стола. – Я вспомнил наш с тобой разговор полгода назад, проанализировал твои странные отношения с Василевской. Ты то убегал от нее, то вновь возвращался. Не похоже на тебя. И еще… ты носишь ее медальон. Я заметил вчера. Почему не сказал, что все было так серьезно? Сомневаюсь, что у нее был кто-то, помимо тебя.

– Такой наблюдательный, – Игорь горько усмехнулся. – Сам же сказал, что вспомнил наш разговор. Я спрашивал совета, и ты сказал, что отношения не имеют смысла, если они заведомо обречены.

– Ты серьезно спрашивал совета о любви у такого, как я? Глупец. – Святослав посмотрел на Игоря, склонив голову к плечу. – Поумнее ничего не мог придумать? Что я могу знать о чувствах?

– У кого еще я мог спросить? – Игорь откинулся на спинку стула, запустил пятерню в волосы, убирая резинку. – Ты мой единственный друг.

– А другие старосты? Они тоже твои друзья.

– Брось! – удивился Игорь. – Они думают, что я псих.

– А это не так?

Дубовицкий лишь сдавленно усмехнулся.

– Почему не сказал прямо, что влюблен? Почему задавал абстрактные вопросы об отношениях? Как я должен был понять?

– Влюблен… – прошептал Игорь после недолгой паузы. – Влюблен? Я ненавидел ее, – нервно усмехнулся и закрыл тетрадь. – Ненавидел за то, кем я стал. Ненавидел за то, как она смотрела на меня, когда я причинял ей боль. Ненавидел за заботу, сочувствие и доброту. И сейчас ненавижу за то, что ушла, оставив груз ответственности на моих плечах. Что это за забота такая?! Я не хотел!.. – голос Игоря сорвался, горло сдавило из-за подступивших слез. – А-а-а-а! – он издал гортанный вопль, запрокинув голову, чтобы удержать соленые ручьи.

Горский подошел к Игорю и сел напротив, на край стола, широко расставил ноги. Собирал холодными пальцами редкие слезы, что срывались с глаз Игоря и оставляли на коже влажные следы. Зачесывал назад выбившиеся на лоб светлые пряди и терпеливо ждал.

– Я не хотел влюбляться. Никогда. Свят, я не хотел… Мне нравилось быть с ней, но я… Не могу и не хочу быть привязанным к кому-то. Не хочу этой болезненной привязанности. Больше никогда…

Горский накрыл затылок Игоря ладонью, привлекая к себе. Дубовицкий уткнулся лицом в тонкую ткань рубашки, пропитывая ее горячими слезами, и обвил руками талию. Прижался крепко, чтобы подавить судорожное рыдание. Святослав водил ладонями по волосам и спине успокаивающе, умиротворенно.

– Поплачь. Станет легче, – соврал Горский и прижался губами к светлой макушке.

«Любовь не должна быть сложной».

Февраль. Год поступления Колычевой

[21.02.2023 – Вторник – 22:15]

Игорь расположился на диване в общей гостиной и тщательно вырисовывал в альбоме очки в оправе панто, что так ненавидел. Линии были небрежными: он обводил их множество раз, повторяя эскиз, рьяно вдавливал грифель, будто вырисовывал образ не столько на бумаге, сколько в своем сознании. Переносил на страницы своей памяти, прятал глубоко в черепной коробке.

Последние несколько дней после смерти Сони Игорь проводил лишь в своих мыслях. Писал картины день и ночь, пропускал лекции и практические занятия. Пытался закончить проект, который декан поручила им двоим. Ему и Соне. Но выходило из рук вон плохо. Они не могли найти понимания тогда, когда Соня еще была жива, а теперь ему уже не с кем было обсудить эту работу. Игорь чувствовал сильную потребность в живом общении, в решительных действиях, что помогли бы ему остаться на плаву. Но у него не было подходящих людей, чтобы разделить свою боль. Горский был его лучшим и, откровенно говоря, единственным другом, но он ничего не смыслил в чувствах. Именно поэтому Игорь уже не первый месяц, и даже не первый год, испытывал жгучее одиночество и абсолютную беспомощность.

Портрет Сони, набросанный графитным карандашом, покоился на коленях. На него смотрели до боли ненавистные, но в то же время уже родные глаза, которые он не мог выкинуть из своей памяти. Очистить разум от этих, казалось бы, неудобных чувств. Игорь смотрел на портрет с некоторой тревогой, словно опасался, что это может пробудить в нем боль и тоску по ушедшей. Но одновременно не мог оторваться от этого образа, который так точно передавал эмоции и характер Василевской. Продолжал смотреть на изрисованный лист, точно искал ответы на вопросы и решения своих проблем.

Игорь вздрогнул, когда голова Горского аккурат легла на альбом, а мягкие волосы небрежно рассыпались на коленях. Дубовицкий был настолько потерян, что даже не заметил, как в гостиной появился кто-то еще.

– Устроят шабаш – не заметишь, – пробормотал Горский, прикрыв глаза и чуть поерзав, чтобы лечь удобнее.

– Ц! – недовольно цокнул Игорь и накрыл тяжелой ладонью макушку, зарылся пальцами в смоляную копну. – В отличие от тебя, у меня есть чувства, придурок.

– У меня тоже они есть, – Горский потер нос костяшкой указательного пальца. – Просто я не знаю, что они значат. Чувствуешь разницу?

– О, – в голосе послышалось наигранное удивление, – значит, ты тоже можешь страдать? Неожиданно.

– Как и все. – Послышался тяжелый вздох, и Святослав приоткрыл один глаз. – Ты же знаешь, я говорил тебе, что не распознаю своих чувств и эмоций, а следовательно, не понимаю чужих.