– Можно ли говорить, что на самом деле тебе все равно, что происходит со мной?

– Нет, не совсем так, – ответил Святослав. – Я не до конца понимаю, но распознаю изменения на неком физическом уровне, – он посмотрел на друга, словно желая убедить его в своей поддержке, и добавил: – Но верь мне, я всегда здесь, если тебе нужна будет моя помощь.

– Как это? – удивился Игорь и вскинул брови. – Что значит «изменения на физическом уровне»?

– Например, – Горский нахмурился, поджал губы, – когда у меня перехватывает дыхание, появляются головная боль, сильный шум в ушах, тело холодеет, дрожит, а иногда даже возникает спазм в кишечнике – это все признаки страха. В такие моменты я понимаю, что боюсь.

– Но это все твои личные ощущения, – Игорь задумчиво потупил взгляд, устремив его на огонь в камине. – Ты же не знаешь, что чувствую я.

– Я заметил, что ты пропускаешь занятия, хотя раньше никогда так не делал. Даже когда болел. Много рисуешь, практически не выходишь из мастерской, пропускаешь завтраки, поскольку не спишь всю ночь и засыпаешь под утро, а иногда и ужины. Ты рассеян, задумчив и необычайно тих, – Горский тихо усмехнулся. – Тебя перестали бояться младшие. Я вижу, что тебя что-то беспокоит, и, учитывая последние события, несложно догадаться, что именно.

– Кто бы мог подумать, что ты такой внимательный, – Игорь вытащил из-под головы Горского альбом, накрыл рисунок широкой ладонью, сжал пальцы и смял бумагу с ненавистным изображением.

– Гор, это правда, что я многого не понимаю. Но я всегда готов выслушать тебя и быть рядом, если ты захочешь поговорить. Это важно, чтобы ты не чувствовал себя одиноким.

– Просто… Просто я не хочу, чтобы об этом кто-то узнал, – прошептал Игорь и торопливо провел кулаком по щеке.

– О чем именно? – Святослав поднялся с колен Игоря. Сел рядом, откинулся на спинку дивана.

– О том, что написано в дневнике.

– Думаешь, это случилось из-за тебя? Ты же знаешь, эта запись не делает тебя виноватым. И, если быть честным, – Горский сел удобнее, – многим в академии известно, что ты спал с Василевской. Это в общем-то не секрет.

– Тебе не кажется, что запись похожа на предсмертную записку? – Игорь нервно фыркнул. – Ты прав, многие знали, что я спал с Васильком, но никому и дела не было до того, что на самом деле происходило между нами. Кроме…

– …Колычевой, – закончил за него Горский.

Игорь уверенно кивнул.

– Кроме твоей несносной, чрезмерно любопытной и жутко раздражающей Колычевой, – зло отчеканил Дубовицкий. – Вечно лезла не в свое дело. Она лишь распаляла Соню! Внушала ей ненужные мысли. Между нами все было предельно просто и понятно. Но эта девчонка все испортила. Соня после знакомства с ней совсем изменилась…

Горский взглянул на друга с укором, заметив, что тон его голоса изменился на слове «твоей». Почувствовал, как в нем затрепетали эмоции, которые он не испытывал уже долгие годы, и невольно связал их с Василисой, поскольку они возникли вновь лишь с ее появлением. Эти чувства Горский ощущал на физическом уровне, поэтому не мог просто игнорировать их.

– Чушь несешь… Она не моя.

– Ты сказал, чтобы я больше не смел обижать ее, – Игорь усмехнулся. – Это впервые. Не похоже на тебя.

– Глупости, – Горский нервно сглотнул. – Я сделал это ради тебя. Лишние проблемы не нужны… К тому же, что значит «внушала ненужные мысли»? О чем ты? Василевская не была дурой, Гор. Может, ей просто надоело твое к ней потребительское отношение? М? Она, как и многие, была лишь вещью для тебя. В этом только ты виноват. Заигрался. А сейчас что? – Святослав с вызовом посмотрел на друга, чуть нахмурив брови. – Боишься общественного осуждения?

Воздух в гостиной наполнился гнетущей тишиной, что накрыла темным тяжелым пологом. И Святослав, и Игорь – каждый из них погрузился в свои мысли, размышлял о произошедшем и о возможных последствиях, которые могли наступить в ближайшем будущем.

– Я никого не боюсь, – вдруг признался Игорь, нарушив тишину. – Меня не страшит мнение людей, а особенно тех, кто мне безразличен. Меня не волнует, если за моей спиной начнут шептаться или кто-то рискнет осудить меня, – он тихо усмехнулся. – Я даже не переживаю за то, что могу остаться совсем один.

– Тогда почему?

Игорь проигнорировал вопрос, встал с дивана, взял с собой скомканный лист бумаги и не спеша подошел к камину. Он замер на мгновение, поглядел на танцующие языки пламени, которые обволакивали и сжигали лицо Василевской. Словно взвешивал свои мысли и эмоции.

– Свят, – тихо позвал Игорь, не отрывая взгляда, – ты поймешь, когда влюбишься?

– Если влюблюсь, – поправил его Горский.

– Когда, – усмехнулся Игорь. – Если не уже.

– Не знаю, что чувствуют влюбленные, – соврал Горский. – Думаю, я просто буду игнорировать эти эмоции от незнания. И они сами пройдут.

– Пройдут? – Игорь горько расхохотался, пятерней зачесывая назад светлые волосы. – Умник.

– Гор, я не могу находиться в отношениях, – признался Святослав и тяжело сглотнул. – Кто захочет быть одиноким рядом с кем-то? Такие отношения создадут лишь проблемы и лишние переживания. Я уже через это проходил. Все бессмысленно, помнишь?

– Любовь не должна быть сложной, да, цветочек? – Игорь вспомнил излюбленную фразу Емельянова, подошел к Святославу и так по-отечески потрепал по голове. – Я пойду. Спокойной ночи.

Дубовицкий поспешил покинуть гостиную, не дожидаясь ответных пожеланий, и даже не заметил, как за дверью притаился Коваленский. Даниил так и не решился войти, когда увидел столь уединенную картину. А затем услышал то, что не должен был слышать.

Горский тяжело встал с нагретого места и подошел к книжным полкам. Достал фальшивый корешок, в котором ранее спрятал дневник Василевской. Святослав так и не прочитал ничего, кроме последней записи: не видел смысла или просто не хотел знать подробностей. Казалось, что целую вечность он разглядывал невзрачную тетрадь, серьезно взвешивая все за и против. Понимал, что его решение может быть неверным и даже аморальным, но небрежно бросил дневник в камин и спешно вышел из гостиной, не оставив возможности для сомнений.

Как только дверь, ведущая в комнату старост, захлопнулась за Горским, Даниил вышел из своего укрытия и торопливо, почти бегом, подошел к камину. Схватил кочергу, поддел ей тетрадь. Ему повезло, дневник упал чуть поодаль от огня, но пламя все же коснулось листов. Коваленский бросил тетрадь на пол, наступил на обожженные края ногой – поспешно, словно опасаясь быть замеченным, – и моментально покинул гостиную.

Ноябрь. Год поступления Колычевой

[11.11.2022 – Пятница – 14:45]

Для Василисы два месяца пролетели незаметно: лекции; практические занятия, после которых вся ее обувь была перепачкана глиной; музыкальный клуб, в котором Емельянов учил Василису играть на рояле; вечерние посиделки в общей гостиной, где они с Вишневским пили кофе, играли в шахматы, разговаривали на личные темы и ближе узнавали друг друга, отвлекаясь от учебы.

Колычева так и не занялась стрельбой из лука, как ей советовал Богдан, поскольку у нее не было наставника, а Емельянов – единственный старший, с которым она ладила – не занимался спортом в принципе, опасаясь травмировать руки. Но Василисе казалось, что староста попросту не был в этом заинтересован. Похоже, что его ничего не волновало, кроме музыки, ведь все их общение сводилось лишь к ней.

Горского и Дубовицкого Василиса встречала лишь во время завтраков, обедов и ужинов. Изредка она ловила на себе проницательные взгляды разноцветных холодных глаз, от которых по коже пробегали мурашки, а на лбу выступала испарина. Колычева не понимала, почему Горский так действовал на нее – староста ни разу не заговорил с ней, но одного мимолетного взгляда было достаточно, чтобы у нее холодели конечности. Это был не страх. Не только он. Колычева это знала наверняка.

По средам и пятницам после занятий Василиса приходила на крышу, где, как она точно знала, коротала время и оставляла бесконечные записи в своем дневнике Соня. Они много разговаривали о личном, сокровенном, но не могли назваться друзьями. Словно незнакомые попутчики, встречались на крыше, делились секретами – и после каждая из них возвращалась к своей жизни. Временами Колычева чувствовала себя странно, но каждый раз покидала крышу с облегчением, словно сбрасывая с плеч немалый груз. Кажется, это было необходимо им обеим.