За время их общения Василиса узнала, что Соня была тихой, рассудительной и доброй. Любила животных, но никогда их не заводила, потому что родители были против. Ее сводный брат Матвей учился на первом курсе факультета гуманитарных наук. Но они никогда не были близки. Василевская любила проводить время в одиночестве или в небольшой компании, избегая больших групп людей, и поэтому ей не нравилось посещать лекции. Мама умерла, когда Соня была совсем ребенком, а мачеха всегда была строга, несправедлива и предвзята к ней. Поэтому утерянный медальон был особенно важен для нее. Она, как и Василиса, не имела вредных привычек, а еще была брезглива и чистоплотна, как Липковская.

Пятница. Василиса по окончании занятий надела поверх форменной рубашки теплый свитер и пальто, взяла с собой две чашки горячего шоколада и направилась на крышу. Колычева не любила сладкие напитки, но знала, что этот нравится Василевской – и ей было несложно составить Соне компанию.

Выйдя из шахты, Колычева услышала знакомые голоса: Соня и Игорь. Они горячо спорили, но из-за порывов холодного ветра она не могла разобрать все слова и не понимала, о чем шла речь. Зная, что староста бывает чрезмерно агрессивен, Василиса поспешила на помощь своей «подруге».

– Верни мне медальон, Дубовицкий, – голос Сони прозвучал надрывисто, словно она еле сдерживала слезы. – После всего, что случилось, у тебя нет никакого права оставлять его у себя.

– У меня нет твоего медальона, – процедил Игорь и стряхнул пепел с сигареты.

– Я видела его у тебя на шее, – разозлившись, Соня вцепилась в ворот его рубашки, оторвала верхнюю пуговицу, но медальона не обнаружила. Она стала лихорадочно нащупывать пальцами острые ключицы, словно была хоть какая-то возможность, что медальон где-то затерялся.

– Говорил же! – Игорь скинул с себя худые руки, поправил рубашку. – Пуговицу порвала, паршивка, – прошептал, сжимая зубами сигарету и щурясь от едкого дыма.

– Ты просто спрятал его!

– Приди в себя, – Игорь указательным пальцем поправил очки, соскользнувшие с переносицы Сони. – Невозможная прилипала. Перестань донимать меня. Побыстрее бы закончить этот проект – и не видеть тебя больше. Сил моих нет…

– Донимать тебя? Прилипала? – Соня задыхалась от возмущения. – Когда я стала не у дел, когда просто надоела и когда ты решила выкинуть меня, словно вещь, я стала прилипалой? Ты сломал меня. Уничтожил. Растоптал! – Соня оскалилась, обнажая стиснутые зубы. На глазах выступили гневные слезы, тяжелыми каплями скатились вниз, а губы пробила крупная дрожь. – Ты просто опустошил меня…

– Прекрати истерику, – Игорь шагнул ближе. Его губы практически касались кончика носа Василевской. – Ничего не было, слышишь? – провел тлеющей сигаретой по линии скулы, опаляя ее кожу. – Ни-че-го, – отчеканил, болезненно сжал запястье Сони и притянул ее к себе. Василевская зашипела от резкой боли, но упрямо смотрела в глаза напротив. – Пустая кукла. Ты всегда была пустой. В тебе не было ничего, кроме моего члена.

Колычева, которая все это время пряталась за шахтой и безвольно стала свидетелем разговора, не сумела удержать нахлынувшие эмоции и, не задумываясь о последствиях, подбежала к Игорю. Со всей силы, на которую была способна, Василиса ударила ногой Дубовицкого в бедро. Она крепко сжимала в руках уже остывший горячий шоколад, но темная жидкость все же выплеснулась из чашек и потекла по пальцам, спряталась в рукавах пальто, оставила за собой липкие следы.

Игорь с трудом удержался на ногах, не столько от силы удара, сколько от неожиданности. Злость захлестнула с головой. Он не мог мыслить здраво и даже понять, кто стоит перед ним.

Василиса с ужасом наблюдала, как над ее головой поднялась тяжелая ладонь, и не могла сдвинуться с места. Спустя мгновение в глазах за плотно прикрытыми веками замелькали яркие звезды, а в ушах оглушительно зазвенело. Время словно замедлило свой шаг, а затем галопом двинулось вперед, принося с собой жгучую боль. Она обжигающей и тягучей смолой разливалась по лицу, выворачивала скулу. Увесистая звонкая пощечина опустилась на раскрасневшуюся щеку. Колычева не удержалась на ногах и упала, ударилась спиной о каменную шахту и выгнулась от боли. Тихо застонала. Пальцы разжались, выронили чашки – и те разбились на осколки.

– Что ты делаешь?! – Соня испуганно вскрикнула, оттолкнув Игоря, поспешила к Василисе и опустилась рядом на колени. – Совсем выжил из ума?!

– Пусть не лезет не в свое дело! – Игорь яростно взглянул на Соню. Его лицо окрасила багровая краска, а челюсть была сжата так сильно, что, казалось, могла треснуть. – Выбираешь ее сторону, а не мою?!

– Ты слышишь себя? – Василевская шептала, словно в бреду, не веря своим ушам. – Проваливай! Видеть тебя больше не могу.

Дубовицкий хотел было возразить, но что-то во взгляде Сони его остановило. Что-то, чего он не смог объяснить. Зарычав от злости и безысходности, Игорь поспешил к шахте, но не удержался и по пути ядовито бросил: «Чертова девка».

Василиса вздрогнула, непроизвольно накрыла место удара ладонью, словно получила еще одну пощечину. Она понимала, что ее поступок не прошел бы бесследно, но не ожидала, что Игорь поднимет на нее руку.

– Прости за него, – когда Дубовицкий скрылся в шахте, прошептала Соня и коснулась пальцами ссадины на щеке. – Тебе бы приложить что-то холодное, а лучше сходить к академическому врачу.

– Ты не должна извиняться, – прошипела Колычева и села удобнее. – Знаешь, я не хотела подслушивать, но…

– Все слышала? – Соня досадно усмехнулась и села рядом, прислонившись спиной к холодной шахте. – Я бы не хотела вдаваться в подробности. Притворись, что ничего не было и… – она сделала паузу и посмотрела на Василису, постаралась максимально убедительно продолжить: – Не вмешивайся больше. Он будет просто срываться на тебе. Такой уж он человек…

Колычева повернула голову и встретила печальный взгляд васильковых глаз. Ноябрь. Практически сумерки. Ее линзы все реже темнели вне помещения, и Василиса все чаще видела этот взор. Знала, что слышала. По крайней мере, верила своим ушам. Колычева была далеко не глупа, поэтому все поняла без лишних объяснений. Понимала, но не принимала. Любовь не должна быть такой.

– Она не должна быть такой болезненной, – прошептала Василиса, прикрыла глаза и лишь услышала отрывистый, наполненный глубокой печалью смешок.

Февраль. Год поступления Колычевой

[28.02.2023 – Вторник – 15:25]

Прошло больше недели с того дня, как в академии проводили обыск в рамках доследственной проверки по факту смерти Василевской. Сейчас все успокоилось. Следователь больше не приходил, что не могло не радовать администрацию академии, а особенно проректора Якунина. Он очень беспокоился из-за произошедшего, опасался, что это может привести к непредсказуемым последствиям.

Якунин был убежден, что долгое молчание следователя Морозова, который раздражал проректора лишь своим видом, – это хороший знак. Значит, уголовное дело не было возбуждено. Все же это был просто случай суицида – и при таком раскладе академия должна была понести минимальные потери. Это облегчало Якунину жизнь, так как он хотел избежать любых скандалов и проблем.

Проректор сидел за массивным дубовым столом в просторном кабинете для совещаний в окружении высоких полированных шкафов, наполненных документами, папками и книгами. Стены были увешаны дипломами и наградами. Теплое, уютное освещение от настольной лампы создавало приглушенную, практически интимную атмосферу. Якунин читал служебные записки, скрупулезно проверял каждую строчку и делал пометки ручкой на полях бумаги. Рядом стояла чашка с ароматным кофе, над которой клубился пар, привлекая запахом свежей молотой гущи.

В тот момент, когда Якунин подносил желанный напиток к губам, в дверь постучали.

– Войдите, – ровно и громко произнес проректор.

В дверном проеме появилась голова следователя, на чьем лице красовалась невероятно широкая и счастливая улыбка. Якунин застыл на месте, горячий пар нагло щекотал ноздри.