— Берганца, сеньоры, — сказал он, нежно гладя присевшего у его ног пса и ласково ему улыбаясь, — должен был участвовать в одном эксперименте. Некоторые люди при дворе, такие, как Дюк де Сартоза, дюк де Молина, кардинал Гонсалес и другие страстные охотники, утверждали что ни одно животное не сможет уцелеть, если в него попадет стрела или копье, смоченное специальным отваром — им пользуются стрелки из арбалета. В оправдание их невежества нужно заметить, что с помощью этого отвара в Сьерра-Морене и других местах действительно было убито много свирепых животных. Достаточно смочить отваром лишь кончик стрелы или копья, как любой зверь, получивший даже пустяковую рану, будет повержен.

— А что собой представляет «отвар стрелка»? — спросил я.

— Отвар представляет собой… — начал было объяснять доктор Бернард, но доктор Монардес перебил его, нетерпеливо махнув рукой.

Не время сейчас углубляться в фармакологию. Мой ученик будет изучать это позже. Продолжайте, сеньор.

«За это время он успел бы мне объяснить», — подумал я, но вслух ничего не сказал.

— Разумеется, сеньоры, — с готовностью ответил доктор Бернард, — я расскажу вам эту интересную и поучительную историю. Ознакомившись с вашими действительно превосходными трудами о табаке, — доктор Бернард поклонился доктору Монардесу, — а также руководствуясь своими собственными заключениями, я пришел к выводу, что табак может действовать как противоядие упомянутому отвару. В конце концов, раз он может действовать как противоядие столь большому перечню ядов и залечивать раны, убирая из них гной, подобно хирургическому скальпелю, или быть превосходным антисептиком, то следует согласиться, что он сможет нейтрализовать и «отвар стрелка». Это стало главной темой бесед в королевском дворце на протяжении целого месяца. Хочу заметить, что разговоры при дворе могут касаться разных тем. Наконец нашим спором заинтересовался король и предложил провести эксперимент. Мы решили поймать на мадридской улице какого-нибудь пса, а лучше двух, чтобы испробовать отвар на них. Но произошло нечто такое, что изменило наши намерения. Должен вам заметить, что в последнее время у Филиппа часто возникают неприятности со своими родственниками в Вене. Я не стану раскрывать суть этих неприятностей, могу лишь сказать, что они касаются Маргариты.[8]

— Уф! — сморщил нос доктор Монардес и махнул рукой.

— Вот именно, — кивнул доктор Бернард. — Это настолько огорчило доброго Филиппа, что он решился подвергнуть опыту собаку, которую еще щенком ему подарила Маргарита. А именно Берганцу.

— Бедный пес, не повезло ему! — воскликнул я.

— Ну, не совсем так, — ответил доктор Бернард, и мне показалось, что мои слова задели его. — Кроме того, оказалось, что Филипп уже тогда решил сделать нечто, во что он нас не посвятил. Приблизительно месяц назад эксперимент состоялся. Это случилось утром 3 мая нынешнего лета Господня. Чтобы опыт выглядел убедительным, а также по настоянию дюка де Леона, принявшего мою сторону и заложившего свое имение в Падритосе в споре с дюком де Молиной, я не должен был ставить опыт на лапах или другой части тела, удаленной от жизненно важных органов. Дюк де Молина категорически потребовал сделать надрез на шее и на этом условии отдал под залог свой охотничий парк в Эстремадуре, утверждая, что собака умрет. Между прочим, как потом выяснилось, из-за неоплаченных долгов парк давно уже должен был перейти к вашему соотечественнику, торговому магнату сеньору Эспиносе. Но это к слову, ибо почти каждый при дворе что-то должен сеньору Эспиносе. Я сделал тонкий надрез на шее Берганцы, кстати, намного короче и тоньше того, что вы видите в настоящий момент, но дюк де Молина настоял, чтобы его расширили, дабы эксперимент был более убедительным, в противном случае он угрожал выйти из спора. Поскольку и другие участники спора со стороны охотников сделали в этом пари ставки, дюка поддержали. Под конец и мои единомышленники присоединилась к ним, потому что пари могло вообще не состояться. По этой причине я был вынужден расширить надрез до той величины, которую вы сейчас видите.

— Интересные люди при нашем королевском дворе, — задумчиво протянул доктор Монардес.

— О, без сомнения, — кивнул доктор Бернард. — Итак, после того, как я сделал надрез, я капнул внутрь раны немного «отвара стрелка», после чего Берганца почти сразу же стал качаться, терять сознание, а тело его задрожало мелкой дрожью. Потом и лапы у него подкосились. Как вы сами понимаете, сеньоры, каждый миг был важен. Дюк де Леон и его сторонники, как вы уже сами, наверное, догадались, торопили меня. Я быстро смазал рану соком табака, а потом покрыл ее мелко нарезанными листьями растения. Это сразу дало результат. Сначала состояние Берганцы стабилизировалось, а спустя приблизительно час заметно улучшилось. Среди наших придворных тут же разгорелся спор. Так как дюк де Леон хотел поддержать собаку, он решил закурить сигару, чтобы наполнить окружающий воздух целебным ароматом. Разумеется, это было нелегко, так как мы не находились внутри помещения, но надо иметь в виду, что сторонники дюка де Леона были достаточно многочисленны. Они тут же одновременно закурили сигары — и сделали это с невероятной готовностью. Видимо, именно этот факт вызвал желанный эффект. Разумеется, дюк де Молина и охотники тут же горячо возразили, а кардинал Гонсалес даже произнес пространную речь, почему не следует так делать. При этом он опирался, к моему вящему удивлению, на два теологических постулата Фомы Аквинского, которые я мог бы припомнить, если пожелаете. Доктор Бернард потер лоб, и, как мне показалось, сделал это неосознанно.

— Нет, нет, меня подобное вообще не интересует, — ответил доктор Монардес.

— Очень хорошо, — сказал доктор Бернард и продолжил: — Вспыхнул такой жаркий спор, что некоторые даже предложили обратиться за помощью к королю. Но это было невозможно, потому как в эти часы Филипп обычно совершал утреннюю молитву, и спорящие решили обратиться к первому министру дюку де Леке, который, в принципе, не интересовался происходящим, а просто работал у себя в канцелярии. Дюк де Лека явился лично и заявил, что стыдно в Испании запрещать кому-либо курить табак в любом количестве и в том месте, где он пожелает, поскольку — и эти его доводы я отлично запомнил — именно Испания является первооткрывательницей табака, а очень многие ее подданные именно ему обязаны своим благосостоянием. А если учесть торговые интересы страны, то курение нужно сделать даже обязательным, а не заниматься «абсурдом», как он выразился, и запрещать кому-либо курить. При этом он лично показал пример, закурив сигару, за ним последовали все сторонники дюка де Леона, а также я.

— Сеньор де Лека очень умен. Я всегда это утверждал, — констатировал доктор Монардес.

— Несомненно, сеньоры, — согласился королевский лекарь. — К нашей радости, спустя полтора часа Берганца полностью пришел в себя и встал, хотя взгляд у него все еще был мутный. Торжествующие сторонники дюка де Леона окружили его, каждому хотелось погладить животное и потрепать его за уши. Несмотря на мои возражения, они начали бросать ему кусочки мяса и сладости, горячо желая подкрепить. Хорошо, что Берганца был на привязи и не мог дотянуться до еды, к тому же, он был еще очень слаб и не проявлял к ней особого интереса. А там, надо заметить, образовалась целая куча мяса и пирожных.

— Последние особенно вредны для его зрения, — обеспокоенно заметил доктор Монардес.

— Абсолютно уместное замечание, — согласился доктор Бернард. — Но так или иначе, спустя два часа и пятнадцать минут после начала эксперимента Берганца выглядел так, будто он полностью восстановился. Прежде чем его отвязать, я настоял, чтобы всю еду убрали, и подчеркнул, что пока Берганцу не отвяжут, эксперимент нельзя считать завершенным. Меня решительно поддержал дюк де Молина. Но надо заметить, впоследствии я понял, что это была плохая идея.

Однако не будем забегать вперед. Дюк де Леон первым стал быстро собирать разбросанные остатки еды и уносить их. За ним последовали все наши единомышленники, так что скоро от кучи еды ничего не осталось. Берганца уже окончательно пришел в себя, он рвался, сильно натягивая цепь, поэтому я не видел причины, чтобы не отвязывать его и не пустить свободно играть в королевском саду. Так я и сделал. И вот тогда-то, сеньоры, Берганца и скрылся из вида. И то, как он это сделал, подсказало мне, что он не остался в королевском саду, а убежал далеко. Мне кажется, что и дюк де Молина подметил это. Во всяком случае, он настоял, что надо найти собаку и убедиться, что улучшение ее состояния не временное, а стабильное, что и на следующий день она будет живой и здоровой. Только тогда эксперимент можно будет считать законченным. Тут снова вспыхнул спор, но поскольку уже никто не смел беспокоить дюка де Леку, мы решили подождать, пока Филипп закончит свои утренние молитвы, и спросить у него. В то же время люди дюка де Леона разбежались по парку в поисках Берганцы, их крики прервали молитву Филиппа, и он неожиданно появился среди нас. Узнав, в чем дело, раздраженный Филипп категорически заявил, что дюк де Молина прав и эксперимент можно будет считать законченным, лишь когда собаку найдут и убедятся, что с ней ничего не произошло. Конечно, собаку не нашли. Позже я узнал, что сторонники дюка де Леона тайно собрались в его покоях в Эскориале и решили начать активные поиски Берганцы. Все опасались, что охотники дюка де Молины также разошлют повсюду своих людей с целью найти и убить Берганцу, тем самым доказав, что они выиграли пари, или попытаются, по крайней мере, покалечить животное.