А как бороться с дурной привычкой лошади надувать живот, когда ты затягиваешь подпругу? Заклинатель не сразу научился распознавать эту хитрость и в первый же день очутился на земле из-за съехавшего седла. Так и воевал с упрямым копытным всю дорогу. А ещё лошадь может вдруг чего-то испугаться и пусть не понести, но внезапно подпрыгнуть или встать на дыбы на ровном месте. Или начать козлить просто потому, что ей так захотелось. И ещё тысяча тонкостей и хитростей, о которых он понятия не имел, спасибо, конюхи на постоялых дворах иногда подсказывали. Слишком быстро не гони, отдохнуть столько-то времени дай, тем и этим не корми, сразу после скачки не пои…

В общем, каким бы трудным ни был путь вдвоём на одном мече, пожалеть о потере у Линьсюаня не получалось. Меч — штука послушная. Отполируй, наточи, позанимайся с ним или помедитируй, чтобы укрепить связь, и вот вы уже в полной гармонии.

Интересно, что крестьяне сделали с уведёнными у них лошадьми? Вообще-то для здешних простолюдинов украсть лошадей примерно то же самое, что в мире Андрея гражданским угнать БТР — выдать за приобретённых законным путём не получится никак. Линьсюань даже допускал, что несчастных лошадок просто забили на мясо — а что, тут кое-где, если верить слухам, ослятину едят, почему бы тогда и конину не съесть. Ну а если не съедят, то останется только выгнать куда-нибудь подальше, и если власти прознают и спросят, то спрятать глаза и развести руками: понятия не имеем, откуда взялись, господин начальник…

Инчжоу путники достигли ко второй половине третьего дня. Недалеко от ворот спешились и в город вошли пешком. Город выглядел как город, ничего особенного.

— Ну, и где тут живёт ваш человек? — спросил Гусунь, едва они оказались за стенами.

— Эм… Кажется, где-то в северо-восточных кварталах. А впрочем, спросим.

И Линьсюань свернул в ближайшую чайную. Гусунь последовал за ним.

— Скажите-ка, а где у вас тут живёт почтенный господин Ань Чэнши? — спросил заклинатель у прибежавшего к их столу хозяина, после того как они сделали заказ.

— Тут недалеко. У господина бессмертного какое-то дело к этому старому евнуху?

— Да, у нас к нему письмо, — соврал Линьсюань. — Взяли проездом из Цуйпу.

— А-а, — закивал хозяин. — Если пойдёте прямо по нашей улице, то за третьим поворотом направо будет сад Весны, а прямо за ним квартал Вечного Процветания. У господина Аня там самый большой дом.

— Благодарю, — кивнул Линьсань.

— Так это евнух? — спросил Гусунь, когда хозяин чайной отошёл, всё ещё удивлённо поглядывая на Линьсюаня. Видимо, господин бессмертный в роли почтальона был ему в новинку.

— Ну да. Служил во Внутреннем дворце императрице, хорошо знал и её, и императора.

Они наскоро перекусили и двинулись в указанном направлении. Указания были предельно просты, так что найти нужный квартал, а в нём нужный дом труда не составило. На всякий случай уточнив у прохожего, точно ли они пришли по адресу, Линьсюань постучал в окрашенные красной краской ворота. Он сам не знал, что будет говорить, разве что повторит ложь с письмом, но говорить ничего и не пришлось. Приоткрывший ворота пожилой слуга тут же с поклоном пригласил их внутрь, ни о чём не спрашивая. И вот они оказались в довольно богато убранной комнате, хозяин которой не заставил себя долго ждать. Линьсюань с любопытством смотрел, как из внутренней двери выплывает, опустив глаза, сухонький старичок с почти полностью белыми волосами, выглядывающими из-под надетой, несмотря на домашнюю обстановку, шапки. Где-то он слышал, что евнухи к старости из-за проблем с гормональным балансом либо расплываются, либо, напротив, высыхают как щепки. Ань Чэнши явно принадлежал ко второму типу.

— Приветствую господ бессмертных, — хозяин поклонился, скромно сложив руки на животе. — Этот Ань слышал, что у вас к нему имеется письмо?

Линьсюань едва не присвистнул. Прочистил горло, собираясь заговорить — но тут Ань Чэнши наконец поднял взгляд на решительно шагнувшего вперёд Гусуня.

Если бы у Линьсюаня имелись какие-то сомнения, сейчас они бы развеялись. Глаза старичка округлились, челюсть отвисла — теперь заклинатель точно знал, как выглядят люди, встретившие привидение. В какой-то миг ему показалось, что евнух сейчас упадёт. И тот действительно сделал движение, явно собираясь повалиться на колени.

— Ваше вел…

Линьсюань торопливо закашлялся. Ань Чэнши вздрогнул, моргнул, и его взгляд стал более осмысленным. Он всё ещё выглядел поражённым до глубины души, но теперь, похоже, сознавал, на каком он свете. Снова глядел затаившего дыхание Гусуня, облизнул губы.

— Этот Ань осмелится спросить, — тихо произнёс он, — сколько молодому господину лет?

— Семнадцать, — хрипло отозвался Гусунь. — Мне семнадцать.

— Молодой господин родился двадцать четвёртого числа третьего месяца?

Гусунь кивнул. А потом решительно полез за ворот.

— Этот И родом из Линьаня. Я не знал своего отца, мне сказали, что он умер раньше, чем я стал сознавать себя. От родителей мне досталась только одна вещь.

Ань Чэнши принял медальон обеими руками, его ладони явственно подрагивали. Он внимательно рассмотрел нефритовый диск с обеих сторон.

— Сколько лет… Ничтожный уже и не надеялся, — прошептал он. — Но этот Ань должен спросить кое-что ещё. У молодого господина должны быть родимые пятна на бедре, числом пять. Может слуга на них взглянуть?

Гусунь замялся, косясь на Линьсюаня.

— Вы можете выйти в другую комнату, — уверил тот. — Этот Хэн подождёт.

— Благодарю господина, — евнух и в момент потрясения не потерял хороших манер. — Этот Ань распорядится, чтобы вам подали вина.

Осмотр не занял много времени — Линьсюань даже не успел продегустировать обещанное вино. Ань Чэнши вышел к нему один, оставив Гусуня где-то в глубине дома. Или теперь имя И Гусунь следует забыть и называть его не иначе, как Чжэн Жуйин?

— Этот евнух должен от всей души поблагодарить вас, господин, — торжественно произнёс хозяин дома. — Вы принесли ему надежду, до которой он уже и не чаял дожить.

И всё-таки бухнулся на колени. Пришлось поднимать. Выпрямившийся господин Ань наконец-то прямо посмотрел в лицо Линьсюаню — и снова, такое впечатление, на какое-то время завис. Во всяком случае, смотрел куда дольше, чем предписывают приличия, Линьсюань даже успел ощутить некоторую неловкость.

— Простите, этот ничтожный не знает имени гостя…

— О, прошу прощения, я не представился, — Линьсюань поклонился. — Хэн Линьсюань, заклинатель ордена Линшань. К вашим услугам.

— Прошу, будьте как дома, — Ань Чэнши сделал приглашающий жест. — Жилище вашего слуги в вашем распоряжении. Через полстражи подадут ужин, а пока не желаете ли отдохнуть и освежиться с дороги?

Линьсюань желал. Приятно после путешествия расслабиться в горячей ванне, приготовленной специально для тебя, и дать помассировать себе мышцы спины и ног, изрядно уставшие за время полёта с двойным грузом. Молчаливая массажистка своё дело знала, и, переодеваясь в чистую одежду, Линьсюань чувствовал себя если не заново родившимся, то изрядно обновлённым.

Всё-таки жизнь весьма хороша, когда можешь позволить себе маленькие, но дорогостоящие радости, вроде умелой прислуги, нагретой воды, шёлковой одежды и вкусной обильной еды. Каким бы образом бывший гаремный евнух ни сумел сохранить приобретённые на службе богатства, он отнюдь не стеснялся пускать их в ход и ни в чём себе не отказывал. Роскошный стол был тому подтверждением. Поглощая кусочки гуся, которого зажарили, предварительно нафаршировав ягодами, Линьсюань прислушивался к разговору Гусуня и Ань Чэнши. На него эти двое почти не обращали внимания, так что ничто не мешало распробовать и гусятину, и черепаховое желе, и каких-то моллюсков, перемешанных с фаршем и запечённых в собственных раковинах, и османтусовое вино, к которому прилагались пирожки с начинкой из подслащенного лука.

— Расскажите о моём отце.

— Ваш отец… Его величество был обликом подобен дракону. Силён и величественен, стремителен и неукротим, а лицом точь-в-точь как вы, ваше высочество… Я ведь могу вас так называть? Государь был великодушным человеком и любил оказывать благодеяния и услуги другим людям. Он всегда был занят грандиозными планами и потому мало обращал внимания на повседневные мелочи. Мог подписать документы не глядя, например, и иногда иные этим пользовались. Но он заботился о благе народа, выдвигал достойных, принимал справедливые законы, не давал притеснять слабых, и народ любил его.