Хмыкнув, консул благочестиво перекрестился: Деву Марию почитали не только ортодоксы, но и просвещенные протестанты.

— Все же у короля Джона поистине императорские амбиции… Но вернемся к принцу-наследнику: он ведь говорил что-то еще?

Агент Дженкинс отчего-то не торопился продолжать рассказ: довольно странно тряхнув головой и по примеру начальства богобоязненно перекрестившись, Энтони нехотя выдавил из себя признание:

— Я стоял слишком далеко от помоста, и не расслышал завершение его речей.

— Вот как? А что же собравшиеся перед королевским замком?

Дернув рукой так, словно хотел еще раз наложить на себя крестное знамение, очевидец глубоко вздохнул:

— Толпа… Она сначала молча внимала, затем тихо плакала от жалости, потом рычала в гневе, а под конец ревела от воодушевления так, что заглушила колокольный звон. Это было… Очень страшно, сэр: сам воздух дрожал так, что сердце готово было вырваться из груди. И одновременно — невероятно воодушевляюще!..

Не выдержав и все же несколько раз перекрестившись, Энтони пробормотал короткую молитву-обращение к небесам, прося даровать спокойствие духа и разума — чтобы он наконец смог похоронить в памяти лившиеся по щекам жгучие слезы печали, и то, как он умудрился незаметно для себя сорвать голос в криках восторженной радости.

— Н-да. Все же эти ортодоксы… Странные. Публично каяться в том, что слишком мало рубил голов и отправлял людей на виселицу — и вызвать этим неподдельное сочувствие у знати и черни?..

Покачав головой, Мэррик кинул взгляд на собственного сына, явно притомившегося осматривать московские достопримечательности.

— Впрочем, королеве Елизавете наверняка понравится эта история: ей до сих пор припоминают тех бродяг, которых развешивали вдоль дорог при ее отце, короле Генрихе. М-да…

Придержав за плечо чуть прихрамывающего Джонни, консул кивнул на него левому охраннику — тот же, приблизившись, привычно подхватил и усадил повеселевшего хозяйского сына себе на плечи.

— Энтони, в своих докладах ты часто упоминал о том, как принц Димитрий исцелял разные болезни одним лишь прикосновением рук. То же самое я слышал и от заслуживающих доверия негоциантов и путешественников. Некоторые даже сравнивали его с первой династией французских королей: по преданиям, Меровинги тоже могли что-то подобное.

— Я сам был тому свидетелем, правда, всего один раз.

— Тогда почему же принц не исцелит свое увечье? Или подобное не в его силах?

Пожав плечами, Дженкинс спохватился и озвучил се словами:

— Это мне неизвестно, сэр Уильям. Но по Москве ходят слухи, что дар исцеления теперь хранит его сестра принцесса Евдокия — до той поры, пока наследник трона не вернет себе неустанными молитвами и богоугодными деяниями потерянное от яда зрение.

От удивления Меррик резко остановился и уточнил:

— В каком смысле — хранит?!?

— Сэр, это всего лишь слухи. Которыми со мной, увы, с недавних пор делятся очень неохотно.

Свернув в очередной переулок, четверка мужчин (и один повеселевший юнец, оседлавшийчужие плечи) вышли на широкую улицу — став невольными свидетелями того, как ее еще больше расширяют.

— Н-навались, православные! И-и?

— Ух!!!

— И-и?..

— Эх-х!!!

На глазах англичан десятка полтора крепких работников по обе стороны улицы деловито валили и куда-то утаскивали ровные бревнышки усадебного тына. Еще столько же, рассыпавшись по двое-трое, аккуратно разбирали кровли опустевших надворных построек, тут же распиливая деревянные балки на чурбаки, и попутно тщательно выискивая и собирая любой ржавый гвоздь или скобу. Невдалеке от этого разрушения чинно стоял мастер-землемер, неторопливо выставляющий по отвесу треногу с зрительной трубкой — и покрикивающий на четырех своих помощников-учеников, что растягивали вдоль улицы веревки с навязанными через равные промежутки мерными узлами. Где-то невдалеке лениво перелаивались дворовые псы и мычали коровы, потом все перекрыл жалобный скрип дерева и молодецкое уханье разрушителей, закончивших с крышами и добравшихся до бревенчатых стен… Четверо (с половиной, ага) зевак как-то разом почувствовали себя лишними в происходящем перед ними действе.

— Сюда, сэр Уильям.

Отступив, гости Москвы пристроились вслед за проводником: разговор на некоторое время затих, потому что узенькая улочка изобиловала лужами неясной глубины, которые требовалось огибать и перепрыгивать. Однако вскоре небольшой отряд выбрался на вполне приличную улицу с дошатыми мостками-тротуарами.

— Энтони, в твоих отчетах упоминались особые кольца из темного янтаря, дающие возможность…

— Да, сэр.

— Я правильно понимаю, что теперь они стали бесполезными украшениями?

— Нет, сэр. Теперь обладателей этих редких и драгоценных вещиц ведут к леди Дивеевой.

— Личной врачевательнице короля Джона? Хм-м-да, я о ней наслышан. Скажи, Энтони, а эти кольца можно купить? Или получить как-то иначе? Несколько очень уважаемых джентльменов попросили меня узнать о такой возможности.

— Я… Поговорю со сведущими людьми, сэр Уильям.

— Вот и прекрасно!

Огладив бородку, Мэррик поглядел вперед, и улыбнулся при виде большой улицы с уже готовой каменной мостовой. Следом за ним оживились-обрадовались и охранники с сыном, уставшие ломать ноги по ненадежным доскам и ежеминутно рисковать падением в очередную подозрительную яму. Выйдя на ровную брусчатку, мужчины разом остановились и скучились — уж больно разительной была разница между прежними улочками-переулками, и широким светлым проспектом. Ко всему, еще и многолюдным: обрусевший Энтони тут же замахал рукой, подзывая к себе разгуливающего невдалеке мелкого уличного торговца:

— Сбитель, кому сбитень⁈ С пылу, с жару!..

Перекинувшись с ним парой коротких фраз, Дженкинс вытянул из камзола болезненно тощий кошелек и кинул торговцу блеснувшую тусклым серебром монетку. Ловко подхватив копийку и сунув ее за пазуху, тот снял со спины плетеный короб, поставил его у своих ног, немного повозился — и прямо на виду у удивленных англичан начал наливать в берестяные стаканчики какой-то исходящий паром напиток.

— Попробуйте, сэр Уильям: этот напиток зовется сбитнем. Мед, вода, и немного трав. Со специями он еще вкуснее…

— Да?

Осторожно понюхав содержимое своего стаканчика и подождав, пока агент Компании с видимым наслаждением сделает пару мелких глоточков, консул пригубил горячее питье.

— Хм, неплохо!

У торговца сбитнем нашелся напарник, промышляющий пирожками с рыбой и мясом, так что вскоре вся компания с удовольствием ими чавкала — присев перед этим на каменную лавку, возле которой тянулись вверх тоненькие стволы недавно высаженных лип. Немного отдохнув и набив желудки горячей и вкусной выпечкой, англичане с резко поправившимся настроением продолжили прогулку: и надо сказать, что шагать по светло-серой мостовой, разделенной в середке узкой полоской темной брусчатки, было сущим удовольствием! Да и приятных глазу видов резко добавилось: улица Святой Варвары была одной из первых, с которых началось «Большое каменное устроение», так что гости с туманного Альбиона могли наконец уяснить, к чему же стремился владыка московитов.

— Хм! Очень похож на палаццо одного дожа, которое я видел в Венеции… Разве что отенок песчаника на стенах чуть светлее, и само строение на этаж выше. Энтони, неужели это тоже какая-то торговая контора?

— Нет, достопочтенный сэр, это будущие палаты боярина Морозова.

— Неплохо, очень неплохо, чувствуется рука итальянских зодчих. А вон тот дом? Я же правильно понимаю, что весь первый этаж отведен под какую-то большую лавку?

— Именно так и есть, сэр Уильям: здесь служащие Аптекарского приказа будут торговать лечебными снадобьями и притираниями. А вон там, если я все правильно помню, откроют большую таверну…

Сморщившись от солнечного блика, отразившегося от стекла в несуразно-больших окнах третьего-четвертого этажа высоченного дома, консул оглядел доступные его взору строения, оценил обилие дорогого (ибо прозрачного и большого) стекла, и с непонятной интонацией заметил: