— Томас.

Понятливо кивнув, помощник отправился на поиски московского представителя Компании, пока сам консул осматривал местные достопримечательности — в основном видневшиеся невдалеке характерные купола явного храма.

— Это храм Василия Блаженного, сэр Уильям.

Хотя консул Меррик и не относился к титулованной аристократии (он даже эсквайром или джентри не являлся), но его влияние и высокое положение в Правлении с успехом заменяло отсутствие герба и длинной вереницы благородных предков. Для понимающих людей, разумеется — и подобравшийся к начальству откуда-то со стороны главный московский агент Дженкинс был именно таким.

— О, Энтони! Рад тебя видеть…

Благожелательно слушая на диво искренние заверения служащего Компании о его несомненной радости от его прибытия, ну и прочие положенные благоглупости, Меррик не мог не заметить, что Дженкинс заметно постарел с их прошлой встречи в Лондоне. Осунувшееся лицо с отчетливыми мешками под глазами, пряди седины в аккуратной бородке и на висках — да и выражение глаз скорее подходило не преуспевающему негоцианту, а измученному настырными кредиторами торговцу на самой грани полного разорения. Про «ароматы» крепкого и давнего перегара, разбавленного привкусом недавно выпитого виски, можно было и не упоминать: впрочем, консул и сам имел слабость к хорошей выпивке, отдавая предпочтение дорогому арманьяку.

— Энтони, пошлите человека к… Нашему другу с радостным известием, и назначьте ему встречу. После чего я жду от вас полный отчет о здешних делах, и… Черт побери, Дженкинс, что вы мнетесь, как монашка перед ротой валлийских лучников? Если у нас в Московии какие-то неприятности, то я желаю знать о них все!!! Наш друг передумал?

— Нет, сэр Уильям.

— С ним все в порядке, он здоров, его положение при короле Джоне не изменилось?

Младший сын консула было встрепенулся при звуках своего имени и полез из кареты — но увидев сердитого отца тут же передумал и тихо исчез в ее сумрачном нутре.

— Да, сэр Уильям.

— Ну а что тогда?!? И распорядитесь наконец, чтобы моих людей начали устраивать, а особый груз перенесли в ваш кабинет.

— Кхм-гм… Сэр Уильям, пять дней назад царским указом наша компания лишена подворья в Москве и других городах Русии, а так же посольского содержания.

— Что?!?

За спиной консула его крепкие «слуги» обменялись озабоченными взглядами и начали крутить головами по сторонам, выискивая возможные неприятности. Хотя, что может их десяток против хотя бы роты городской стражи? На них и трети ее будет более чем достаточно…

— Кхм… И теперь новое место нашего представительства — в Иноземной слободе за пределами Москвы.

Видя, как багровеют щеки и шея приехавшего начальства, Дженкинс быстро добавил важных подробностей:

— Туда же переселяются все голландские, испанские и прочие иноземные негоцианты, за исключением персидских купцов: для них еще с прошлого года строится большое торговое представительство. Кхм. Я упоминал о этом в своих предыдущих отчетах…

— Ф-фф!!!

Шумно выдохнув и успешно задавив вспышку гнева, консул Меррик почти спокойно уточнил:

— И когда же мы должны освободить этот дом?

— Срок истекает через десять дней.

— О? Так это же куча времени! Энтони, дайте кого-нибудь, кто покажет моим людям дорогу до нашего нового представительства, и… Надеюсь, там уже можно жить?

— Вне всяких сомнений, сэр.

— Вот и прекрасно. Джон!

Уже давно мучимый любопытством младший сын тут же вылез из кареты, и начал энергично крутить головой — совсем как охранники его почтенного родителя недавно. И так же как и они, довольно быстро обнаружил, что горожанам абсолютно плевать на Английское подворье вообще, и очередных чужеземцев в частности.

— Эй, ты и ты — заносите вы-знаете-что внутрь!.. Энтони, покажи им надежное место для… Ну, ты понимаешь.

Обрадованный тем, что гроза миновала, Дженкинс поспешил провести консула с его отпрыском и двух покряхтывающих носильщиков в свой кабинет, где охранники с большим облегчением брякнули о плахи пола небольшой, но на диво увесистый сундучок, оббитый железными полосами. Хотя… Вернее было бы сказать, что это плотно сбитые железные полосы обшили изнутри крепким корабельным тисом, и снабдили хитроумным итальянским замком с двумя затейливыми ключами.

— Джонни!!!

Дернувшись от неожиданного крика, Меррик-младший все же остался стоять возле отца, наблюдая за тем, как в кабинет на втором этаже торопливо зашел явный слуга.

— Джонни, пусть один из тех, кто грузит наши дрова на повозку, покажет людям почтенного сэра Уильяма дорогу до нашего нового представительства.

— Да, сэр.

— Сам отправляйся к лорду Найфену Кондратьеву, передай вот это приглашение на сегодняшний ужин, и… Гм, тихо шепни, что желаемое им уже прибыло.

— Да, сэр.

— На обратном пути зайди в трактир и купи все необходимое для достойного угощения. И обязательно хорошего рейнского, Найфен его любит!

Ловко поймав брошенный ему кожаный кошель, едва слышно звякнувший монетной медью и серебром, верный слуга коротко поклонился и уже в третий раз невозмутимо подтвердил, что все прекрасно запомнил и обязательно выполнит:

— Да, сэр!

Подождав, пока верный слуга удалится, Дженкинсон выглянул в узкое оконце и досадливо поморщился: до заката было еще порядком времени, и желательно его было потратить с наибольшей пользой. Те же мысли пришли в голову и консулу, властно распорядившемуся в сторону охранителей драгоценного груза:

— Вот что: вы остаетесь здесь, из кабинета никуда не выходить, с сундучка глаз не спускать! А мы с Энтони пока прогуляемся по городу, и обсудим… Последние новости.

Предчувствуя неприятные вопросы, агент Дженкинс на это лишь уныло кивнул. Разумеется, к осмотру московских достопримечательностей присоединился и консульский сын: его участие вообще предполагалось по умолчанию — как и пара «слуг» с короткими кинжалами на поясах, топавших на некотором удалении. Четверо мужчин и юный мальчик покинули подворье и направились к видневшейся впереди главной площади столицы, которую горожане с давних времен называли целой кучей прозвищ. Поначалу она была для всех просто Торгом, потом стала Большой, затем у москвичей укоренилось название «Пожар» — а в последнее время, когда ее основательно выровняли и замостили светло-серым и розовым гранитом, люди начали ласково именовать ее Красивой. Ну, или по-простому Красной…

— Можете начинать.

Откашлявшись и бросив по сторонам несколько настороженных взглядов, порядком обрусевший и постаревший англичанин выдал довольно удивительное признание:

— Всему виной наша жадность, сэр Уильям.

— О?!? Я уже заинтригован, Энтони: прошу, говорите смело и прямо.

— По условиям жалованной Компании царской грамоты, наши агенты имели право заниматься скупкой товаров и прочими торговыми делами только в разрешенных для этого городах и землях. Это очень не нравилось русским купцам, и они подали жалобу…

— Насколько я помню, уже не в первый раз. Почему же сейчас столь неприятные последствия?

— Кхм! Расследовали жалобу наши недоброжелатели, и им удалось схватить множество английских, голландских, любекских, испанских… Одним словом, множество иностранных торговых агентов, которые занимались скупкой и торговлей там, где им этого не разрешали. И кроме того, десяток из них неудачно пытались проникнуть в железоделательные мануфактуры в Туле, и в царские фарфоровые и стекольные мастерские. Поднялся слишком большой шум…

— Вот как?.. М-да, действительно, такая неумеренность не могла не окончится плохо. Но ведь не все так печально, не правда ли, Энтони?

Признательно кивнув, Дженкинс уже увереннее продолжил.

— Возможно, мне бы и удалось со временем как-то все сгладить и восстановить, но один из наших торговцев набрал множество займов у голландских и испанских торговцев. И затем уже в царской казне — взял дорогие товары под обещание скорой и весьма щедрой оплаты. Загрузил все на свой корабль в Нарве, и декаду назад благополучно отплыл, подделав разрешительное письмо для воеводы порта.