После нескольких чашек кофе настроение у обоих расцвело всеми цветами радуги, и Валька рассказала Сигги про свою идею увезти домой пару банок исландского воздуха и про то, как пела песню океану.

— А мне ты споёшь? — тихо спросил Вальку хозяин фермы.

— Спою. Я много песен знаю, меня бабушка научила. Женщины сету просто обязаны уметь петь и знать много песен — сто или больше, да ещё импровизировать на ходу. Конечно, сотни песен я не знаю, но штук пять помню.

И Валька запела песню о летнем поле, согретом ласковым солнцем, о травах, колышущихся по воле ветра, о синем небе, что раскинулось в вышине. Голос у Вальки был не особенно сильный, но «богатый», как говорила бабушка. Сигги смотрел ей в лицо, пока она пела, а Вальке казалось, что в его серых глазах отражается то золото солнечных бликов, то зелень мягкой муравы, то синь летнего неба.

Вот над полем летним

Солнышком согреты

Колыхались травы,

Расшумелись ветры.

Небо вышней синью

Обнимало землю,

Зеленью богату

В ту благую пору…

Мягкий полог травный

Нежно греет солнце.

Знать, колосьев славных

К осени дождёмся.

Небо вышней синью

Обнимало землю,

Зеленью богату

В ту благую пору.

Когда песня закончилась, Сигги некоторое время молчал. Валька видела, что он хочет что-то сказать. Но он то ли не нашёл слов, то ли не решился их произнести. Наконец, Сигги высказался:

— Ты очень хорошо поёшь. И песня твоя прекрасна.

Валька почувствовала, что он сказал не всё. И главное — совсем не те слова. Но Сигги больше не смотрел ей в лицо, что было на него совсем не похоже. Он встал и сказал тихо:

— Спасибо тебе за всё, Валька. Сегодня был очень насыщенный день, думаю, нам пора отдыхать.

И обоим было очевидно, что разойтись вот так сейчас по своим комнатам — самая последняя вещь на свете, которую им бы хотелось сделать. Однако они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.

[1] Исландцы действительно до сегодняшнего дня сохранили свойственный им со времён саг интерес к предкам и генеалогии в целом.

[2] Коровий желудок

День третий

На фоне водопада ветер

Трепал зелёную траву.

Мужчина, волосами светел,

Но хмур как будто по лицу,

Смотрел, как овцы щиплют травку,

И беспокоился. С чего?

А девушка, слегка украдкой,

С тревогой смотрит на него.

На острове беда обычна,

Но от того не меньше зла.

Болезнь овечья, что критична.

Недалеко, уже пришла.

Обеспокоен Сигги, мрачен,

«Твой страх, я думаю, напрасен…», —

Заметила тут гостья вдруг

С заботой, словно лучший друг.

«По поведению не сказать,

Что б овцам завтра умирать».

Но едут, осмотреться нужно,

Понять, чего на деле есть.

Ведь если что вдруг обнаружить,

Хоть даже малый самый след…

Печали, счастья перепады,

Надежды всё же верный свет…

С тревогой смотрят на ограды

И видят, что там шерсти нет.

Утро третьего дня начиналось, как обычно. Когда Валька вошла в столовую, Сигги уже приступил к завтраку.

— Привет, помощница, — сказал он без малейшей иронии.

— Привет, — Валька улыбнулась.

— Приятного.

Небо за окном было хмурым, но в душе у Вальки расцветали те самые желтенькие цветочки, россыпь которых так часто заменяла на этой земле блики солнечного света.

Однако к концу завтрака атмосфера в столовой заметно изменилась.

Телефон Сигги звякнул, он прочитал сообщение, его лицо потемнело и закаменело. Он быстро нашёл какой-то номер телефона в списке контактов, и последующий разговор отнюдь не стёр печать напряжения с лица хозяина фермы, скорее, оно становилось всё более мрачным.

—Что-то случилось? — спросила Валька, когда Сигги закончил разговор.

— Боюсь, что так. На юге почесуха, — последнее слово прозвучало чуть ли не как вердикт «виновен» в суде присяжных. — Формально регион не наш, но смежный.

Вальке стало страшно. Она прекрасно знала, что почесуха овец — пожалуй, самый жуткий ужас овцевода, фактически, приговор для фермерского хозяйства. И, несмотря на забавное название, в этом явлении точно нет ничего забавного. Возбудитель болезни до сих пор точно не установлен (сейчас наука всё больше склоняется к прионной[1] природе инфекции), но она на сто процентов заразная, и выявить её сразу не удаётся — симптомы могут не проявляться несколько лет. А когда заболевание становится заметным — в первую очередь потому, что овцы начинают часто и с упоением чесаться о любые пригодные для этого предметы, например, ограждения, отсюда и смешноватое название — с этого момента жить животным остаётся несколько недель. При выявлении почесухи всё поголовье овец на ферме утилизируется, а на местность накладывается многолетний карантин. Как дипломированный специалист по разведению скота Валька, конечно же, знала об этой напасти, в частности, то, что случаи суицида среди невезучих фермеров — отнюдь не редкость.

— А ты что-то замечал? — спросила Валька, в её голосе звенели и тревога, и надежда.

Сказав это, Валька краешком сознания отметила, что, думая по-русски, она обратилась к Сигги именно на «ты». Конечно, он этого не понял, язык, на котором они общались, такого нюанса передать не мог, да и само множественное «вы» было для исландца всего лишь грамматическим аспектом инглиша, однако для Вальки стало ясно, что какая-то преграда между ними рухнула, как будто души их в предчувствии беды соприкоснулись…

— Нет, но я об этом не думал.

— Давай посмотрим, — тут Валькин голос упал до самой низкой ноты, какую она была в состоянии взять. — Если что, на ограждении найдётся хоть один клочок шерсти.

Сигги посмотрел ей в лицо не то чтобы с облегчением, скорее, с благодарностью за выдержку и умение конструктивно мыслить в критической ситуации.

— Пошёл седлать лошадей. Жду тебя у ворот, — сказал он уже на выходе из столовой.

У ворот разделились — Сигги поехал на юг, Валька — на север. На востоке — океан, оттуда зараза не придёт, на западе — горный кряж, а овцы всё же не мастера спорта по альпинизму.

Объезд территории фермы и внимательный осмотр ограждения занял полдня. Обратно Валька возвращалась с более спокойным сердцем. Сигги уже ждал её на подъездной дороге. Его посветлевшее лицо без слов сказало Вальке, что и он не нашёл ни клочка шерсти — ни на стойках забора, ни на проволочной сетке.

У обоих отлегло от души.

Валя тихонько предложила

Проверить записи, мол, вот

Болезни вероятность/силу

Определяет генов код.

А дед вёл тщательный учёт

Не просто общий вес и счёт.

На сердце стало ладно-складно,

И даже захотелось петь

И, правда, с радостью звучало:

«Выходит, им не заболеть».

И Валя чувствует победу,

Как будто нечто «удалось»,

И улыбается рассвету

Сознания: «ура, сбылось!»

За обедом оба всё же молчали, пока Валька не выдала тираду, больше подходящую для научной конференции, но таковы уж были её мысли:

— Слушай, восприимчивость к почесухе у овец зависит от последовательности аминокислот белка приона и конкретной комбинации аллелей белков прионов.

Сигги согласно кивнул.

— Овцы, гомозиготные по аргинину, имеющие двойной набор «ARR» аллели, можно сказать, обладают иммунитетом, — продолжил он Валькину мысль.