— Мне уже готовка совсем не в радость, — взывал он, — пальцы в кровь стёр о тёрку, да и масло кипящее уже не обжигает — привык. Скоро я сам стану, как те овощи, что чищу ему на салат!

И правда, бедняге приходилось трудиться без устали, без возможности даже присесть. Разве что на пол, когда ноги отказывались держать его измученное тело.

Но ведь я не виноват, что он готовит божественно, а мой желудок — бездонная пропасть. Мог бы и поблагодарить меня: иногда я заказывал доставку, давая ему шанс отдохнуть!

Так что при виде меня у Даниила Петровича скорее случится нервный тик, чем всплеск радости. Да и фиг с ним, главное, чтобы испёк мне лимонный пирог в честь моего приезда.

Единственный плюс в карму отцу: успел спасти повара и увезти его на базу, куда мы сейчас и направляемся. Не удивлён, что он выбрал именно это место для семейства. Вернее, раньше это была не «база», а загородный дом нашего деда. Дед, в отличие от отца, не был тюфяком и построил его на славу, как и подобает главе достойного Рода. Денег у него тогда было — куры не клюют, вот он и разошёлся.

Домом это место назвать сложно: настоящая крепость. Высокие каменные стены со рвом вокруг. В бойницах торчат дула пушек, словно мы вернулись в средневековье. Правда, выглядят они древними, но это артефакты, и довольно опасные. Хотя толку от них сейчас, как от зонтика в шторм — заряды-то давно кончились.

Мы всё так же в гнетущей тишине въехали во внутренний двор. Я сперва надеялся выпить чаю и перекусить, но, похоже, не судьба: отец уже всех созывает в зал Совета. Да-да, в этом «домике» точно было нечто похожее. Дедушка, похоже, в своём семейном гнезде думал только о силе и величии.

Потащился я в зал для семейного Совета — место, где родственники собираются, чтобы поругаться и посплетничать.

Первым по лестнице ковыляет дядя Фёдор, опираясь на костыль. Он терпеть меня не мог: в детстве я нашёл его вставную челюсть в стакане и намазал её самым жгучим перцем. До сих пор смотрит на меня так, будто хочет отомстить. Ну пусть смотрит, злопамятный старикан.

А это кто по коридору с глупой улыбкой идёт? Неужели мой троюродный братец Лёва? Туп, как пробка, но всегда на позитиве. Такое ощущение, что он постоянно под кайфом.

Даже бабуля здесь — и, поверьте, она настоящая королева стиля, если стиль — это мода прошлого века. Как же мило седая старушка выглядит: розовая шляпка с цветочками, перчатки такие же, и бездонная сумочка, в которой можно найти даже редкий артефакт.

— Бабуля, привет! — махнул я ей рукой. В ответ мне в лоб прилетел огненный шар, который подпалил мои брови. Мог бы уклониться, но зачем разочаровывать её?

— Кто впустил сюда этого обжору⁈ — бабуля хрипло выкрикнула на весь коридор и пригрозила мне кулаком.

И это я обжора? Кто бы говорил! Бабуля сама ест за семерых, будто участвует в чемпионате по поеданию пирогов. Видимо, злопамятство у нас семейное, ведь она до сих пор вспоминает, как на её юбилее я съел торт из редких ингредиентов, добываемых в далёкой Австралии. Ну, съел и съел. Зато никому другому не достался. А чего злиться-то? Хотя, возможно, я действительно причина пары семейных драм на почве обжорства. Похоже, мы с бабулей слишком похожи. Люблю её! Только ей можно в меня швырять огнём без последствий.

Под любопытные взгляды родни я завалился внутрь. И стоило мне это сделать, как атмосфера сразу стала напряжённее. Отец, сидящий во главе длинного стола из тёмного дерева, бросил на меня разгневанный взгляд.

— Зачем ты приехал без приглашения? Ты забыл, что я приказал тебе делать? — его голос был холоднее арктического льда, и температура в комнате мгновенно снизилась на несколько градусов.

Я неспешно оглядел собравшихся: мать сидела с неизменной маской спокойствия, однако побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в подлокотник, выдавали её желание кого-нибудь придушить. Братец Артур задумчиво уставился в окно. Все остальные суетливо переминались с ноги на ногу, ожидая очередного семейного скандала.

— Ну, как для человека, который проигрывает войну, ты удивительно уверен в себе, — я позволил себе улыбнуться, зная, что для отца это как красная тряпка для быка.

В зале повисла такая тишина, что я начал подозревать: может, мои слова вызвали массовый обморок? Можно было услышать, как эго отца треснуло с звуком разбивающегося фарфора. Кто-то нервно прокашлялся, другие же превратились в статуи, словно надеясь раствориться в обивке кресел.

Я невинно поднял брови, изображая на лице удивление:

— Что-то не так? Я сказал что-нибудь неправильное?

Отец медленно поднялся, его лицо стало багровым. Но мне было всё равно, и я продолжил:

— Я прав, и вы это прекрасно знаете. Два клана — и даже не самых сильных — напали на нас, и мы ничего не делаем.

Никто не решился возразить — ещё бы. Опровергать очевидное так же бесполезно, как спорить с земным притяжением. А я ещё не закончил свою маленькую речь.

— Победа, возможно, будет за нами, но что потом? Сможем ли мы все выжить? А если даже победим, то что тогда? Ведь на восстановление могут уйти годы, если не десятилетия… — я с удовольствием наблюдал, как вытягиваются их лица от удивления.

И пока у всех закипали мозги, мой серьёзный братец Артур вдруг решил внести свою лепту:

— Да брось, Добрыня, всегда можно открыть сеть ресторанов с тематикой «Проигранные войны». Представляешь, каким хитом это будет!

Мать метнула в него взгляд, острый, как бритва, но промолчала. А мне, несмотря на абсурдность ситуации, захотелось подыграть брату.

— Блестящая идея! — кивнул я Артуру. — Можно ещё продавать сувениры под названием «Обломки нашего былого величия». Народ обожает истории падений — особенно, если они не их собственные.

— А ещё, если всё пойдёт прахом, снимем фильм: «Как спустить состояние в трубу». Уверен, «Оскар» наш, — ухмыльнулся Артур.

— Главное — правильно подобрать актёров, — рассмеялся я. — Отец, конечно, сыграет самого себя. Правда, режиссёр может не выдержать его режиссуры.

Отец вскинулся со стула так резко, что тот жалобно заскрипел:

— Вон отсюда! Оба! Клоуны! Если вам больше нечего сказать, убирайтесь!

Ну, сейчас либо начнётся буря, либо семейные разборки. Я ставил на оба варианта сразу.

Отец гневно прокашлялся, его глаза метали молнии. Я бы, может, и начал нервничать, если бы меня не мучил голод. Но тут отец начал постукивать пальцами по столу, и монотонно произнёс:

— Ладно, я услышал тебя, Добрыня. У меня сейчас совсем нет желания обсуждать этот вопрос.

Что⁈ Он это сказал? Удивил… Неужели в него вселился разумный человек?

— Я был рад тебя видеть, — продолжил он, — но ты посмел ослушаться меня, и на мою благосклонность можешь больше не рассчитывать!

Дальше он начал разглагольствовать о моем недостойном поведении, как будто я — главный виновник всех бед, а не их собственная недальновидность. Это уже даже не смешно!

— Сейчас тебя проводят в твою комнату. А утром ты отправишься обратно в академию и будешь там продолжать свою учебу, — сказал он в конце с ядовитой улыбкой.

Я глубоко вздохнул, пытаясь выдохнуть весь абсурд происходящего, и с легкой усмешкой ответил:

— Знаешь, отец… Ты снова, как всегда, уходишь от серьезного разговора, даже когда я стою прямо перед тобой. Мои слова, наверное, тебя задевают? Но нужно делать что-то прямо сейчас, ведь ситуация у нас критическая. И я хотел спокойно обсудить наши дальнейшие действия.

Отец, избегая встречаться со мной взглядом, уставился в окно. А в комнате снова повисло напряженное молчание.

— Ваши апартаменты, — сухо произнёс слуга, закрывая за мной дверь.

Что ж, я будто под домашним арестом, но зато нет шумных соседей. Во всём ведь нужно искать свои плюсы, верно? Хорошо, что хоть ужин мне принесли.

Так я и провёл время до самого утра, прислушиваясь к тому, как где-то в стенах мыши устраивали ночные гонки. Хоть кто-то здесь ведёт активную жизнь.

Отлично, брошенный собственными родителями в комнате с уютом тюремной камеры. Кажется, моя семья решила сыграть в «Кто лучше всего игнорирует сына». Интересно, есть ли у них приз за первое место? Возможно, медаль равнодушия. Или почётное звание «Родители года».