Юрий Николаевич:
– Не знаю. Мне ничего не приходило.
Вика:
– Значит, через год вы встретили свою будущую жену и у вас сложилась семейная жизнь?
Юрий Николаевич:
– Да, тогда я женился в первый раз. Мы прожили недолго совсем, но сына успели родить. Во втором браке тоже родился сын. А в третьем уж никого не родилось. Правда, с третьей женой мы растили моего первого, старшего сына, потому что Мадина Темуйразовна умерла, когда Тимуру исполнилось тринадцать лет.
Вика:
– Сочувствую. Как хорошо, что ваша жена согласилась принять в семью ребенка от первого брака…
Юрий Николаевич:
– Да, согласилась. Но ей несладко пришлось. Да и мне тоже. Тимур же подростком уже он к нам жить перешел. Характер у него был тяжелый. Маму потерял да переходный возраст еще… Все трое мы натерпелись. Потом он вырос, уехал от нас, почти не общается.
Вика:
– И сейчас вы живете с женой вдвоем?
Юрий Николаевич:
– Нет. Так сложились обстоятельства. Отец заболел, мне нужно было поехать ухаживать за ним. Я поехал. Думал, вернусь к жене потом, но не вышло. Сейчас живу один. Снимаю комнату в Судаке. Мы ведь с третьей женой там все годы жили. Работаю в охране санатория.
Вика:
– Юрий Николаевич, если бы Анна Михайловна попросила бы сейчас прощения за тот неожиданный разрыв, что бы вы сказали?
Юрий Николаевич:
– Да за что особо просить прощения? Она полюбила другого человека. Ну что ж… Так бывает. Но вот, конечно, надо было позвонить… Поговорить, чтобы я не метался там, в Симферополе, не обрывал телефоны…
Вика:
– Ну да, вот если она попросила прощения за это?
Юрий Николаевич:
– Да я потом обиды уже не держал.
На этих словах Юрий Николаевич коротко махнул перед собой рукой и улыбнулся. Тут же задышал и завозился у камеры Дима. Вика поняла, что будет остановка.
– Стоп, – сказал Дима, – последний вопрос надо переговорить, был блик.
Вика догадалась, что у Юрия Николаевича сбликовал один из золотых зубов. Дима сдвинул камеру чуть вбок, потом еще – искал положение. Это, наверное, было бесполезное занятие. При таком количестве золотых зубов у героя не один блеснет, так другой. Лучше бы Юрию Николаевичу не улыбаться.
Возобновили съемку.
Вика:
– Юрий Николаевич, вот если бы Анна Михайловна попросила прощения у вас за тот неожиданный, резкий разрыв, что бы вы ей сказали?
Юрий Николаевич:
– Я бы сказал, что обиды не держу. Все было хорошо.
Вика:
– Как вы вообще считаете, это важно для людей – просить прощения и прощать?
Юрий Николаевич:
– Не знаю… Раньше я думал, что важно. А сейчас я по-другому стал думать.
Вика:
– Как же вы теперь считаете?
Юрий Николаевич:
– Восемь лет назад, 18 января 2008 года, умерла моя мать. Отец сильно болел тогда уже. Нужно было поехать на Украину за ним ухаживать, к нему в деревню. Я говорил вам… И я поехал. Я же пенсионер уже был. В армии на пенсию раньше выходят… У меня даже случай был… Ну или не случай, а так… У нас организовали встречу выпускников школы. Все, значит, одноклассники хвалились достижениями: я то, я сё. А я спросил: кто из вас пенсионер? Они все молчат. Никто не пенсионер. А я уже пенсионер был. Вот так! Да… И я, значит, поехал ухаживать за отцом. На столько времени, на сколько понадобится. От жены уехал. На год, может, на два… Не знал, на сколько. И мы прожили вместе с отцом семь лет. Нормально жили, но с деньгами у нас очень плохо было. У меня пенсия – восемь тысяч. Это сейчас, раньше еще меньше было. У отца вообще копейки, он на государство никогда не работал, всегда на себя. А расходов на одни лекарства сколько было – у-у! Перебивались с ним кое-как. На огороде все выращивали, кур я держал. Как только приехал к отцу, можно было продать скупщикам корзину яиц и купить на эти деньги блок сигарет. Отец курил много. А через год надо было уже две такие корзины привезти, чтобы блок купить. А корзины эти такие большие, пока их наберешь… Или вот с курицей иногда приедешь на рынок, чтобы продать, а там такого народу с курицами – тьма. Продавцов больше, чем покупателей. Часто приходилось отдавать то, что привез, за столько гривен, сколько стоил проезд, чтобы хоть не в убыток съездить. Иногда и это не удавалось…
Вика:
– Юрий Николаевич, вы хотели о прощении сказать…
Юрий Николаевич:
– Да-да, я к этому и веду. Примерно за месяц до смерти отец стал задумываться: курит на крыльце, думает и иногда на меня смотрит. А я-то за работой все. Потом опять курит и думает. Я не понимал, что такое. Он ведь почти слепой был, не видел меня, что ли? Пытался как будто разглядеть… Но я знал, что видит он меня… Потом отец наконец сказал, что хочет попросить у меня прощения. За все, что было в жизни. За деньги тоже. Знаете, от отцовских денег же нам с братьями ничего не досталось.
Вика:
– Почему? Из-за деноминации?
Юрий Николаевич:
– Нет! Он сам, своими руками отдал их какому-то проходимцу, который обещал купить где-то золото, ковры, хрусталь и привезти в деревню. Вложение денег вроде. Соседям этот аферист привез уже хорошие ковры. А потом насобирал с деревенских еще больше денег и не вернулся. Отец его все ждал. Долго ждал. Ходил к соседу, который был вроде родственником этого проходимца. Почти год ходил. Все бесполезно! Ну а потом чуть с ума не сошел, заболел… И мы с братьями долго без своего жилья были. Саша и Сергей получили потом, конечно, жилье. Но трудно, долго это было. А у меня так и не случилось своего жилья. Не знаю, может быть, поэтому отец и стал просить прощения. Даже заплакал. Но я ничего не почувствовал.
Вика:
– Ничего не почувствовали?
Юрий Николаевич:
– Совсем. Даже так почувствовал, что не нужно все это, лишнее.
Вика:
– Может, это от обиды?
Юрий Николаевич:
– От обиды? Нет… Я же на него не обижался. Ну, конечно, досадно тогда было, что деньги зря пропали. Но обиды потом я уже не чувствовал. Он просил прощения и за детство. И я тоже ничего не почувствовал. Это ненужные слова.
Вика:
– Наверное, это было важно для него самого.
Юрий Николаевич:
– Да, для него самого… наверное… Но он думал, это важно мне тоже. Он так и сказал: думаю, тебе нужно услышать эти слова. А я вообще об этом не думал. Понимаете? Я не думал об этом. Мне не нужно.
«Эти рассуждения тоже придется выбросить», – решила Вика.
Вика:
– Но все-таки мы часто видим примеры, когда попросить прощения и простить жизненно необходимо людям…
Юрий Николаевич:
– Да, конечно, для других это может быть важно. Я согласен. Я сам удивился, когда со мной так произошло. Не ожидал даже.
Вика:
– Так как вы считаете теперь: прощения просить вообще не стоит?
Юрий Николаевич:
– Нет. Не стоит. Я так думаю.
Вика:
– Спасибо за интервью, Юрий Николаевич.
Юрий Николаевич:
– Пожалуйста.
Он снова улыбнулся, и снова, наверное, в камере был блик, но это не было уже неважно: прощание в интервью, конечно, не войдет.
Пересадили Юрия Николаевича на диван, Вика села рядом. Они будут рассматривать фотографии, а Дима их в это время снимет в несколько планов.
– Юрий Николаевич, – спросила Вика перед тем, как начать просматривать фото, – вот получилось так, что вы правильно, хорошо поступили с отцом, ухаживали за ним в старости, но ваш брак разрушился?
– Да, не сохранился мой брак с третьей женой, с Татьяной Константиновной. Я хотел сначала взять отца к нам. Но она была против. Квартира у нее – маленькая двушка. Это ее квартира полностью. Было бы всем тесно. Да и курил отец без конца. А Татьяна Константиновна не выносит. Я думал, что досмотрю отца и вернусь. И вернулся. Но она сказала: «Зачем ты приехал? Уезжай».
– Она отвыкла за эти годы?
– Да. Ну и я тоже непростой по характеру. Вредный, можно сказать. Мне надо, чтобы все на своих местах стояло. Даже стул, например. Если он стоит здесь, то не надо, чтобы он в другом месте оказался. Или чтобы его задвигали, например, в угол. Все должно быть на месте. Татьяну Константиновну это всегда раздражало.
