– Мне плевать! – кричит на него отец. – Это жизнь, и каждый должен уметь постоять за себя!

– А на что тогда друзья? – нахмурившись, смотрит на него Маркус. – Друзья ведь должны прикрывать спину друг друга.

– У тебя нет друзей, ты сам себе друг, хотя в твоем случае ты враг, – усмехается До. – Только семья стоит того, чтобы ради них умереть.

– Они моя семья, – бурчит Маркус и, спрыгнув вниз, идет к себе.

Заснуть долго не удается, и когда он уже впадает в дрему, он чувствует запах, которым пахнет только один человек в этом доме, и видит пытающуюся взобраться на кровать девочку.

– Уже полночь, какого хуя ты не спишь? – севшим голосом спрашивает парень, у которого нет сил на скандалы.

– Я принесла бинт, буду тебя лечить, – нагибается над его лицом ребенок. – Это больно?

– Белль, иди к себе, – твердо говорит Маркус.

– Хорошо, – бурчит девочка и сворачивается калачиком рядом.

– Белль, – вздыхает Маркус и, смирившись, поворачивается на другой бок.

***

Маркус приходит ко второму уроку и сразу же вызывает друзей на задний двор. Мо продолжает благодарить парней за помощь, а они по-одному, притянув его к себе, обнимают.

– Мой отец говорит, что убиваться можно только ради семьи, что дружбы не существует, и друг сегодня – завтра твой враг, – смотрит на парней Маркус. – Я ему верю, поэтому отныне я считаю вас своей семьей. Когда мы были маленькими и играли у нас во дворе, мы рычали, выли, прекрасно изображали всех зверей, которых только по ящику видели. Мы не думали тогда, что за нами это закрепится и нас будут звать «Зверьми».

– Даже директор теперь нас так зовет, – угрюмо говорит Кристиан.

– А мне нравится, – усмехается Матео.

– Мы ведь банда, пусть нас всерьез не воспринимают и считают детьми, но мы стоим друг за друга, мы как семья, – говорит Маркус, и парни кивают. – Так давайте будем настоящей семьей, будем всегда вместе и не дадим никому поводов в этом усомниться.

– На крови клясться будем? – достает раскладной ножик и задирает рукав толстовки Матео.

– Убери нож, – смеется Маркус. – Можно обойтись малой кровью. Я вырасту и набью себе на спине лицо, которое вижу в огне. У него есть рога, значит, он зверь. У него есть имя, значит, и меня будут так звать.

– Я и так всю жизнь считал вас своей семьей, и я буду носить на своей спине «тигра», – говорит Матео и ожидающе смотрит на Кристиана.

– Я волк, они ведь всех порвут ради стаи, – после раздумий отвечает Кристиан. – Я готов.

– А я просто чудовище, – потупив взгляд, тихо говорит Мо.

– Нет, – восклицает Маркус, – в тебе сила медведя, ты бы и вчерашних уложил. Но они подло дрались, они напали всемером на одного.

– Мне нравятся медведи, – счастливо улыбается Мо.

– Ты не урод, я не вижу ожогов на твоем лице, потому что ты мой брат, и те, кто их не видит, – любят тебя, а со всеми остальными нам помогут наши дубинки, – хлопает его по плечу Маркус.

– Значит, семья, – смотрит на сгущающиеся над головой тучи Кристиан.

– Семья, – кивает Маркус.

Два года спустя.

Вчера Кристиану исполнилось четырнадцать лет. Свой день рождения он провел у Матео. Парни подарили ему новую толстовку с волчьим принтом, а Лэй устроила праздник и накрыла стол. Крис взял с собой Аарона, который задул свечку на торте с заварным кремом, а потом до самого сна катался на плечах Мо.

Кристиан стоит у кассы магазинчика, ждет своей очереди, чтобы купить сигареты, и все никак не может избавиться от гнетущей его обиды на маму. Вчера Чинаэ не появилась дома, а с утра прошла мимо в ванную с опухшим лицом и даже не поздравила. Кристиану надо бы давно привыкнуть, ведь это продолжается с момента, как погиб отец, но он все равно, как дурак, ждет, что в этом году все поменяется. Он берет пачку дешевых сигарет в мягкой упаковке и протягивая деньги продавцу, замечает топчущуюся слева от него девочку, голова которой даже до прилавка не доходит.

– И сколько ты здесь торчишь, малая? – усмехается парень, расплатившись за покупку.

– Мне молоко, пожалуйста, – протягивает руку с купюрой ребенок, и продавец, выхватив деньги, идет за молоком.

Ребенок одет в дырявую на локтях джинсовую курточку, штаны на два размера больше перевязаны веревкой, чтобы не спадали, и он, не отрываясь, смотрит на разноцветные конфетки в стеклянной банке на стойке. Ребенок в лохмотьях, грязные спутавшиеся волосы свисают на лоб, но Кристиан взгляда увести не может, будто бы из малышки наружу свет валит, своей яркостью его очаровывает. У Кристиана нет лишних денег, дела в последнее время совсем плохи, он уже даже курьером для картеля подрабатывать стал, чтобы прокормить себя и Аарона, и надо бы выйти прочь и забыть про худого со впалыми щеками ребенка, на лице которого видны только большие непропорциональные губы, но в груди слева жжет, а на языке горечь чувствуется.

– Эй, Чикко, – обращается он к вернувшемуся с молоком продавцу. – Дай ей эти конфеты, положи булочек, колбасу и вон те печенья, – тычет пальцем на полку за стойкой парень.

– Деньги вперед.

– Чикко, я заплачу, просто дай ей то, что я сказал, – твердо говорит Кристиан.

Продавец, который знает, что Кристиан расшибется, но заплатит, вытаскивает бумажный пакет и начинает собирать в него заказ.

– Это всё мне? – распахнув глаза, смотрит на парня шокированный ребенок, от которого пахнет топленым молоком.

– Тебе, ангелочек, а теперь топай домой, – треплет ее волосы Кристиан.

– Спасибо, – бурчит малышка и, развернувшись, бросается к двери, будто бы боится, что парень передумает, и продукты отберут. Кристиан смотрит ей вслед и усмехается, чувствует, как вся его обида и злость на маму разом улетучиваются. Плевать, что его не поздравила с днем рождения собственная мать, эта малышка сегодня впервые, наверное, вкус конфет узнает.

Джиджи, которую по паспорту зовут Жизель пять лет, и она живет со старшей сестрой Аминой. Мама бросила их, когда Джиджи был годик. Она просто вышла из дома одним из вечеров и больше не возвращалась. Амине четырнадцать лет, она не ходит в школу и работает на шахте по добыче угля. Амина зарабатывает гроши, которых еле хватает на еду. Сегодняшнее утро Джиджи запомнит на всю жизнь, точнее, молодого парня, благодаря которому она сидит на матрасе на полу их лачуги и ест конфеты, поглядывая на колбасу, которую не хочет трогать, пока не вернется с работы сестра.

– Фух, блин, успел, – опирается о колени запыхавшийся Матео, который бежал до друзей пять кварталов. – Это здесь случ… – осекается, смотря на старую и неровную кирпичную стену, отделяющую чей-то двор от дороги.

Покрытая грязью и плесенью стена сплошь в отверстиях от пуль, но не они заставили Матео умолкнуть, ведь кто знает, сколько лет этим отверстиям и сколько человек отдали свою душу Богу именно здесь. Он видит брызги потемневшей крови, заляпавшей старый кирпич, и сам дорисовывает картину.

– Говорят, он Хьюго двадцать кусков задолжал, – кивает на лежащий на обочине с газетой на лице труп Кристиан.

– Сколько мы уже тут торчим, а его не забирают, – опускается на тротуар Маркус.

– Опять мы хоронить будем? Мы что, могильщики? – возмущается Матео и, подойдя к трупу, убирает газету. – Ебать, у него лица нет, – морщится парень. – Мо, брат, он твоя копия.

– Нахуй иди, – орет Мо и, засучив рукава, бросается к Матео. Крис хватает младшего поперек и, смеясь, толкает к стене.

– Остыньте, – обращается он к парням. – А ты закрой уже его лицо! – кричит на Матео.

– Мы позвонили в службу, его заберут, – подходят к парням двое мужчин, живущих на этой улице.

– Если не заберут, то позвоните мне, – Кристиан берет телефон одного из мужчин и вбивает свой номер. – Вот карточка погибшего, чтобы имя и фамилию написали, – протягивает им карточку. – Только не бросайте в мусорные баки, прошу. Уверен, у каждого человека есть хоть кто-то, кто будет искать его могилу, чтобы оплакивать.