– Перестань, Джек, – поспешно возразила я. – Мои причуды сводили тебя с ума. Ты знаешь, что это правда. Просто, оглядываясь назад, ты видишь все через розовые очки. Кроме того, – добавила я самонадеянно, – я уже не такая рассеянная, как раньше. Я выросла, изменилась и стала более собранной.

Джек прищурился с добродушным скептицизмом. Взгляд его голубых глаз скользнул по моей сумке из потертой, выцветшей коричневой кожи и вороху потрепанных салфеток, распиханных по кармашкам. Сверху высовывалась пустая деформированная бутылка из-под воды, кипа измятых бумаг торчала сбоку, а на моей руке еще виднелись бледные следы шариковой ручки – напоминание о вчерашних неосуществленных планах. И наконец, Джек уставился на мой темно-синий джемпер, который я надела задом наперед (сей факт я осознала только дома, когда увидела спереди ярлычок, просвечивающий через материю).

– Да, я понимаю. Сегодня ты выглядишь особенно элегантно и подтянуто. Я восхищен.

Я поблагодарила его за любезность и быстро перевела разговор на другую тему. Вскоре мы уже искренне хохотали как в добрые старые времена. Но это была лишь кратковременная передышка. Немного погодя он снова предпринял настойчивую попытку вернуться к теме примирения.

– Джек, – устало сказала я, – я предупреждала тебя, что не хочу об этом слушать. Разве мы не можем просто общаться как друзья?

– Пожалуйста, Ами, дай мне три минуты.

Я подумала одно мгновение.

– Если тебе так хочется… Будь по-твоему, – смягчилась я. – Но ни секундой больше.

Видимо, в глубине души мне все-таки было любопытно.

– Слушай, постарайся понять меня правильно, – начал Джек с таким видом, словно прохаживался по залу суда, готовясь перейти в решительное наступление. – Я недавно размышлял о последних неделях, которые мы провели вместе. И должен сказать в свою защиту, что, как мне кажется, в этот период ты вела себя как-то отстраненно. Ты все время была занята работой. И даже если ты не сидела за своим рабочим столом, все равно твои мысли были только о ней. У тебя совсем не оставалось времени на нас двоих.

Широко раскрыв глаза, я слушала его разглагольствования.

– И когда я звонил, чтобы узнать, как ты, или пригласить тебя куда-нибудь, ты всегда старалась как можно быстрее отделаться от меня. Мне казалось, что я занимаю последнее место в списке твоих приоритетов. Я чувствовал себя заброшенным… Думаю, ты понимаешь, почему мне было нелегко устоять перед искушением.

«Пора звонить в колокольчик, – подумала я. – С меня хватит».

– Ладно, Джек, сомневаюсь, что я стану слушать дальше эту чушь. Твое время вышло.

Я огляделась в поисках сумки и шарфа. Я была пьяна, но еще не утратила способности понимать, что мне следует держаться подальше от его бредовой логики.

– Однако я не закончил. Дай мне договорить. Я не сказал главного в свое оправдание…

Я еле сдерживала смех:

– Мы не в суде, Джек! Ты не можешь УГОВОРИТЬ меня, чтобы я снова впустила тебя в свою жизнь. Здесь не поможет ни твоя продуманная аргументация, ни витиеватая и убедительная риторика.

Услышав мою отповедь, он, казалось, был готов расплакаться.

– Ладно. К черту рациональные рассуждения и увещевания. Но как мне быть с моими чувствами?

Я отвернулась, избегая встречаться с ним взглядом. Я не могла посмотреть ему в глаза. Я не желала его видеть, пока он рассказывал мне, что ни к одной девушке не испытывал тех чувств, которые испытывает ко мне. Я уставилась на свой почти пустой бокал вина, третий по счету. Мое внимание сосредоточилось на крохотной щербинке на краю бокала и на пузырьках, поднимающихся со дна. Тем временем Джек вещал, что никогда не любил и не сможет полюбить другую женщину так, как меня. Я почувствовала приступ головокружения и тошноты. Покачнувшись, я начала натягивать пальто. Собираясь в спешке, я уронила на пол сумку, шапку, шарф, бумаги и салфетки.

– Всего хорошего, Джек. Было приятно с тобой встретиться.

Я присела на корточки, быстро собрала самые важные из моих вещей и направилась к двери. Джек вскочил и бросился за мной, неся мою красную шерстяную шапочку, которую он надел мне на голову почти с отеческой нежностью.

– Просто скажи мне, что ты ничего ко мне не испытываешь, Ами. Просто скажи это.

Он пристально посмотрел мне в глаза и, мягко прикоснувшись ладонью к моей щеке и шее, задержал руку на мгновение в том ласковом жесте, от которого я всегда млела.

Я взглянула на него молясь, чтобы решимость не покинула меня в этот миг.

– Джек, ты разбил мне сердце! – услышала я чей-то крик.

Я огляделась и заметила, что шум в баре внезапно стих. Потом до меня дошло, что это кричала я. Прочистив горло, я добавила уже спокойнее:

– Послушай, никакие адвокатские речи, даже самые трогательные, не могут исправить того, что случилось.

В его глазах неожиданно появилась грусть, которой я никогда прежде не замечала.

– Я никогда не смогу относиться к тебе как раньше. Мне жаль, что у тебя еще сохранились чувства ко мне, но Я ничего не чувствую. Слишком поздно.

У Джека на глаза навернулись слезы, у меня тоже. На прощание я поцеловала его в щеку. Мне было ужасно жаль причинять ему боль. Мне было неприятно видеть его расстроенным, точно так же как детям тяжело видеть своих родителей плачущими. Но именно тогда я осознала, кем Джек стал для меня отныне. Он превратился в кого-то вроде родственника или друга. В человека, который очень хорошо меня знает. Может, даже лучше, чем я сама. Но теперь я понимаю, что он не был создан для меня. Причина? Искра. Джек сорвал с моих губ поцелуй, прежде чем я успела выбежать за дверь, но, несмотря на всю страсть, которую он вложил в него, я не ощутила прежней искры. Она погасла.

Через двенадцать часов Дункан и Амели сидели за своими рабочими столами и разглядывали ботинки друг друга, слушая громкую музыку в стиле инди, которая доносилась из студии. До презентации осталось менее двух недель, однако желанный миг озарения был, как никогда, далек. Дункан бросил взгляд на часы, затем огляделся. Его взору предстали большие листы с загнутыми углами, разложенные на столе, мячики из скомканной бумаги, раскиданные по полу, и загадочные записки, приколотые к стене. Молодой человек поморщился.

– Значит, Дайана Росс, – уныло сказал он. – Ладно, я схожу за кофе. Тебе принести, Ами?

Амели размышляла о вчерашнем свидании с Джеком. Ее голова гудела – от спиртного, которое она снова пила на голодный желудок, и от пугающего сознания того, что она послала подальше единственную любовь всей своей жизни и велела никогда не возвращаться.

– У тебя все в порядке, Амели? Ты выглядишь бледной, – заметил Дункан.

«Все к лучшему, – убеждала себя Амели, – несомненно. Вперед и вверх, – подумала она, – нужно сосредоточиться на рекламной кампании для „Быстрой любви"».

– Что, Дункан? – переспросила она. – Извини. У меня все хорошо. Кофе будет очень кстати.

– И рогалик, или ты хочешь что-нибудь еще? – предложил Дункан. – У тебя такой усталый вид. Ты снова забыла поесть, моя дорогая?

– Нет, спасибо. Все хорошо. Я действительно сейчас не голодна. Возвращайся скорее.

В это мгновение у Дункана запиликал телефон. От неожиданности Амели подпрыгнула.

– Алло, – ответил Дункан. – О, привет! – Он чуточку покраснел и направился к выходу, продолжая беседу: – Как твои дела?

Амели перебрала в уме возможных кандидаток, чей звонок мог вызвать румянец на щеках ее приятеля. В этот момент к ней заглянула Салли, выглядевшая обворожительно. Такой Амели ее давно не видела.

– Привет, радость моя! Как жизнь?

– Спасибо, отлично. – Подождав, пока художник отойдет на приличное расстояние, Амели спросила: – Ты не знаешь, с кем Дункан разговаривает по телефону? Он зарделся как свекла, когда ответил на звонок!

– А! Это, наверное, Си-Джей, – предположила Салли. – Он встречался с ней пару раз.