Прямые улицы были пусты. Ветер гнал по проезжей части спутанные колючие клубки перекати-поля. Прохожих не было. Машины имелись, но они стояли, приткнувшись к тротуарам. Я шел, рассматривая витрины нескольких магазинов и кафе. И чем дальше я отходил от дома, где жил Голубев, тем сильнее у меня возникало ощущение, что это не город, а декорация. Мне захотелось проверить это и я повернул к двери с вывеской «ПЕЛЬМЕННАЯ». Двери открылась легко, я вошел, но внутри не было ни души, а пельменями и не пахло. Я вышел на улицу. Огляделся и увидел, что улица упирается в площадь, а на площади, за сухим фонтаном высится здание, которое вполне можно было принять за горисполком и даже горком. Тем более, что на фронтоне висел красный флаг, поникший в безветренном воздухе.

От нечего делать, я направился к зданию. В таких на входе обычно стоит милиционер, но ни снаружи, ни внутри, в вестибюле, никого не оказалось. Я хотел было повернуться и уйти, но меня остановили голоса, доносившиеся откуда-то сверху. Все же живые люди. И я потопал на второй этаж по красивой мраморной лестнице, правда, без ковра. Поднявшись, я оказался в длинном коридоре, разбегающемся вправо и влево от лестничной площадки. Голоса доносились справа. Туда я и повернул. Никто мне не препятствовал. Я отворил дверь и увидел несколько человек, которые сидели за длинным столом и, похоже, совещались. Говорил тот, кто находился во главе стола и в нем я, без особого удивления, узнал Ортодокса. Были здесь и другие инсектоморфы, вперемешку с людьми.

— … выходит из-под контроля, — докладывал незнакомый мне инсектоморф. — Сегодняшние замеры показали, что вчера она выбросила в атмосферу сложное химическое соединение, нам доселе неизвестное. Коллега Оса считает, что это газ, один из тех, что составляет атмосферу Нового Мира.

— Оса? — перебил я Третьяковского. — Неужто это тот уродец, который меня едва не угробил в подземелье.

— Вот как! — удивился Граф. — Ты мне об этом не говорил.

— Ладно! — отмахнулся я. — Рассказывай дальше!

— Хорошо… Слушай… — пробормотал лжеписатель и продолжил: — Спасибо, Богомол! — сказал Ортодокс и поднялся. — Ну что, коллеги, мы почти готовы, — продолжал он. — Подготовительный период завершается, и у нас будет всего несколько суток, для того чтобы перебросить оборудование и все, что мы захотим взять с собой. К сожалению, незавершенных дел остается немало, и поэтому любая помеха со стороны людей Переведенского нам сейчас весьма некстати. Ручейник, попросите ваших подопечных по возможности не покидать территорию.

Длинный инсектоморф и в самом деле чем-то напоминающий личинку стрекозы, усмехнулся.

— Да я уже устал просить их уделять школе, дому, родителям побольше внимания. Ребята жалуются, что учителя, дружки и мамы с папами отвлекают их от учебы и тренировок…

— Понятно, но все-таки, Ручейник, постарайтесь подготовить своих воспитанников к тому что с нами произойдет. Мы уже сейчас мало походим на людей, а когда нам станет не до контроля над своей внешностью…

Ручейник рассмеялся.

— Вы думаете, они не готовы⁈ Наоборот, то и дело спрашивают, когда мы уж перестанем ломать комедию и притворяться обыкновенными?

Участники заседания с явным облегчением захохотали. Все, кроме Голубева. Эрнест сидел на своем стуле тихо, словно боялся, что инсектоморфы начнут превращаться в нелюдей немедленно. Я, кстати, тоже, хотя не мог поверить, что это не спектакль для одного зрителя. То есть — меня. Правда, после того, как я своими глазами увидел Башню, впору было поверить, что и другие чудеса теперь пойдут косяком, успевай только пучить глаза от удивления.

— Палочник, вы отвечаете за город, — продолжал между тем Ортодокс. — Надо, чтобы в последующие сутки не случилось никаких убийств и вообще смертей, даже — от естественных причин. Спиртное, наркотические вещества обезвредить.

О каком городе он говорит? Об этой декорации, где они все обитают?

Палочник, сухощавый, медленный и неловкий, медленно опустил и поднял голову. Я даже не сразу понял, что это он так кивнул.

— Других заданий у меня для вас пока нет, — заключил Ортодокс. — Действуйте по обстановке. Все свободны, кроме доктора и нашего гостя.

Инсектоморфы и другие сотрудник проекта, наконец-то, обратили внимание на мое присутствие. Они вставали из-за стола, кивками меня приветствовали и покидали комнату. Наконец, в ней остались только мы с Эрнестом и главный инсектоморф. Тот рассеяно собирал со стола какие-то бумаги.

— Вам тоже следует быть готовым, доктор, — негромко произнес Ортодокс. — И вам, товарищ Третьяковский.

Эрнест кивнул, а я просил:

— А я-то вам зачем?

— Кто-то же должен будет осмыслить все то, что мы успели здесь открыть и изобрести, — пробормотал главный инсектоморф.

Сложив собранные листочки в стопку, он положил ее в туго набитую папку и протянул мне. Я машинально взял ее и сунул под мышку.

— Я слышал, вы говорили тут про каких-то детей, — сказал я. — Вы что же, держите их в этом занюханном городишке, больше похожем на декорации студии «Казахфильм»?

— Мы ни кого здесь не держим. У нас не зоопарк. Просто они посещают занятия, которые мы по очереди ведем. Из ближайшего города приходит автобус, привозит их утром, а вечером возвращает обратно. Правда, один парнишка живет здесь постоянно. Да вы его знаете! Это Игорь Болотников. У него просто нет в городе родни.

— Извините, Ортодокс, вы передали моему другу результаты своих исследований. Я несколько не сомневаюсь в его возможностях. Он наверняка во всем разберется, но как же ваши воспитанники? — спросил Голубев.

— Вы имеете в виду детей? Н что ж, все они скоро вырастут и каждый пойдет своей дорогой. Большинство из них, наверняка, забудут нас.

— Вы скромничаете, Ортодокс, они только о вас и говорят!

— Говорят? Возможно… Общение с нами, безусловно, увлекает их, как любая игра, правила которой интересны. Вот только в детстве кумиром может стать, кто угодно, даже цирковой фокусник, но когда человек вырастает, творимые им чудеса перестают быть волшебством, а только лишь искусством, которому при достаточном старании может научиться каждый. Многие ли взрослые вспоминают без усмешки свою веру в факира?

— С вами трудно спорить.

— Вот и не спорьте. К сожалению, вынужден с вами проститься, товарищи. У меня еще много дел.

Эрнест потянул меня за рукав и вытащил в коридор. Я не сопротивлялся. Папка то и дело выскальзывала у меня из-под мышки и приходилось ее все время поправлять. Меня мучило какое-то не соответствие в словах Ортодокса и выйдя вслед за другом на улицу, я понял — какое. Тормознув, казал Голубеву:

— Стой! Я не понял! Ортодокс сказал, что нужно попросить детей не покидать территорию и в тоже время он утверждает, что за ними вечером придет автобус!

— И что тебя не устраивает?

— Ну как это — не покидать, когда дома их ждут родители?

— Да так. Если ты еще не понял. Их приходится едва ли не силком каждый вечер в этот автобус запихивать! Им скучно в родном городе! Ненавистна школа, тошнит от пионерских сборов, дружки во дворе противны, а родители и другие родственники кажутся унылыми занудами.

— Это понятно. Только ведь не сегодня завтра здесь что-то начнется, если я правильно понял? Может быть детишек лучше держать подальше?

— Кстати, а сам-то ты зачем сюда приехал? — подозрительно прищурился Эрнест

Раздался телефонный звонок. Граф прервал рассказ, поднялся, взял трубку.

— Третьяковский!.. Кто? А, привет, Тимка! Что случилось?.. Что⁈ Где вы?.. Да, у меня! Держитесь. Едем!

Он положил трубку. Посмотрел на меня. Я вскочил. Выкрикнул:

— С пацанами что⁈

— В городе Переведенский. Велел Илге собрать весь восьмой «Г». Выделил под это дело специальный автобус с охраной. Хорошо, у пацанов оповещение налажено. Они собираются уйти в карст под Чертовой башней.

— Он что, совсем охренел это твой академик! Зачем ему пацаны?