На улице было прохладно и темно. Наушники я воткнул в уши, но музыку не включал, а окрестные хрущевки освещали окнами первых этажей мой путь. Фонари во дворах нашего города горели редко, поэтому единственными источниками освещения оставались окна и фонарики на телефонах.
Вскоре я оказался на аллее, которая хоть как-то освещалась тусклыми фонарями и фарами редко проезжающих мимо машин. Кое-где на лавочках сидели родители с маленькими детьми. Даже поздним вечером и посреди ночи. Казалось, что таким людям было плевать на детей, потому что они сидели и пили, показывая потомству, как надо проводить время. Проходя мимо них, то и дело можно было услышать нецензурную брань в адрес как друг друга, так и своих детей. Было крайне мерзко смотреть на таких людей, поэтому я старался не замечать их, чтобы не ухудшать свое мнение о людях еще больше.
Вдруг меня кто-то схватил за руку. Я рефлекторно отдернул ее и повернулся к наглецу. Это оказался один из моих бывших друзей, с которым мы очень плотно общались все детство. Один из самых противных мне людей, подставивший меня не один раз. Несколько лет назад он увел у меня девушку и пытался делать вид, что ничего не произошло, пытался как всегда общаться со мной и искренне не понимал, почему я его игнорирую. Я заметил, что и она, бывшая, сидит рядом, только сильно потолстевшая – как в морде, так и в животе.
– Никита, это ты? – раздался прокуренный голос с пьяной интонацией. – Не пугайся, вроде не чужие с тобой. Даже давние друзья, – последнее он сказал с громкой отрыжкой, после чего громко заржал.
– Нет, вы ошиблись, – я решил сделать вид, что не знаком с этими людьми, в чем плохое освещение на аллее должно было помочь, – отпустите меня, – я старался изменить свой голос до полной неузнаваемости, выстроить предложение без единой «Р», потому что картавость могла выдать меня.
Казалось бы, такого обычному разумному человеку хватило бы, чтобы отстать от прохожего, ну или хотя бы понять, что человек, не имеет никакого желания общаться. Однако сидящий был не из понимающих человеческий язык, поэтому он продолжал докапываться до меня, не отпуская мою руку:
– Никита! Я же вижу, что ты! – Он встал, его лицо было напротив моего, из его рта перло дешевым пивом, от чего мне стало тошно. – Ты посмотри, это же мой друг детства! – он задел плечо своей пьяной спутницы и продолжил кричать не то на меня, не то на нее. – Что, не признал, что ли, меня? Это же я…
– Да знаю, знаю я, кто ты. Не узнал сразу, – пришлось солгать, потому что я помнил, каков этот «вояка» под алкоголем. Мне не хотелось конфликта. – Все так же живешь тут и попиваешь пивко на свежем воздушке?
– Ну нет, сейчас все по-другому, – ну да, оно и видно, – у меня же семья. Вот, сидим с женой. По любви! – он указал на свою девушку. – Ждем пополнение. Примерно через месяц-два, во как! – его речь была прерывистой. – Ну-ка, дорогая, встань, поздоровайся с моим другом детства! Помнишь, я тебе рассказывал про него. – Он всегда думал, что его жизнь лучше моей, что он успешнее меня во всем: в любви, в учебе, в игре – и всегда пытался меня этим как-то задеть. – Ты же помнишь его? – он уже поднял на ноги свою жену, ее глаза были стеклянными, в левой руке сигарета, а правая лежит на животе.
– Прости, у меня сейчас нет особого желания ни общаться, ни сидеть. Хочу просто прогуляться по городу.
– Все так же, как и раньше, занятого интеллигента из себя строишь? Посиди с нами, давай, выпей, поговорим за жизнь. Как вообще у тебя дела? Что нового? Отслужил уже? Я вот недавно дембельнулся, классно же. Ну, давай, не молчи.
– Да сойдет и так, я учусь сейчас. Мне сейчас правда надо идти, звонка жду, – я начал отдаляться, – потом давай встретимся, поговорим за жизнь.
– Да кто тебя ждет? У тебя же нет никого в этом городе, – вот даже сейчас он попытался ударить по «больному», – мы же вместе с тобой выросли. На бутылку, давай въебем напополам, как было раньше, – я никогда не пил с ним алкоголь, – не стоит забывать, с кем ты ползал в грязи, а вырос в князи!
– Потом спишемся, созвонимся. Посмотрим, – конечно, это тоже была ложь, но я смог вырваться. Его дама отвлекла мужа каким-то разговором, а я включил музыку и развернулся. Слышал, как он кричал мне вслед что-то, но продолжал идти, мне было наплевать на этого человека и на истории его успеха.
Свернув с аллеи в ближайший двор, я сел на скамейку у первого подъезда. На небе было мало облаков, но оно продолжало потихоньку покрываться россыпью звезд. Луна горела тускло, как и фонари. Я достал телефон и увидел, что мне писала Жанна. Она интересовалась моими делами, состоянием. Давно у меня не спрашивал такое человек, который мне интересен. Ответив что-то дико банальное, я добавил, что пока занят и не могу говорить.
Мне было немного страшно от того, что мы толком друг друга не знаем, а пытаемся показаться близкими знакомыми. С другой стороны, мне было до безумия интересно, куда нас заведет такое общение. После нашего знакомства мы обменялись парой сообщений, сославшись на то, что таким образом практически невозможно понять человека, но у меня так и чесались руки написать ей до безумия раздражающее «Как дела?», ибо на этот вопрос никогда не знаешь, как ответить. Или развернуто: «Все хорошо или плохо, потому что потому, а еще на меня давит вот это, отчего я не могу чувствовать себя в порядке…» – или, наоборот, односложно: «Нормально». Этот вопрос мной всегда воспринимается, как дань приличию. Грубо говоря, наш с Жанной разговор закончился на том, что было бы неплохо созвониться по видеосвязи, как только появится возможность.
Глава 4
Гуляя по городу, я не заметил ничего нового в нем, все было привычным для глаза, ничего уже не вызывало такого интереса, как в детстве, когда я возвращался из лагеря после дня города. Как-то так всегда получалось, что я приезжал из лагеря на следующий день, как проходит праздник. На удивление, людей на других улицах практически не было. Иногда лишь издалека можно было увидеть какое-то движение – кто-то возвращался с работы, кто-то шел в магазин, кто-то просто гулял, как и я. Вернувшись наконец домой, я сразу же прошел в свою комнату, стараясь не разбудить ни маму, ни собаку, и все-таки решил написать Жанне. Вдруг у меня резко зазвонил телефон в наушниках. Это была Жанна по видеосвязи. Ответив, я сказал ей, чтобы она подождала пару минут, и сбросил вызов. Для меня это всегда довольно затруднительно и даже страшно – общаться с кем-то по видеосвязи, поэтому мне как минимум надо было собраться с мыслями, подготовить список тем, которые нужно будет обсудить. Сунув в тапки ноги, я вышел в подъезд и позвонил ей сам. Сердце колотилось слишком сильно, мне казалось, что оно сейчас просто лопнет от наплыва крови, мой разум был затуманен, я не понимал, с чего начать диалог, о чем вообще говорить. Я ответил на звонок и увидел на своем экране лежащую Жанну, которая ела какие-то конфеты.
– Ты что, со всеми вот так общаешься? Или вообще ни с кем, судя по твоей реакции? – выдержав небольшую паузу, Жанна продолжила: – Ну и как ты там на самом деле? Я же прекрасно поняла, что с тобой что-то не так, хоть и знакомы мы с тобой всего сутки… – задумавшись о чем-то и не обращая внимания на последний факт, она заговорила: – Что-нибудь делал сегодня? – понимая, что должен хоть что-то ответить на это, я просто кивнул в камеру. – Ла-адно. Так и так, если у нас что-то получится, то привыкнешь рассказывать мне все. Рано об этом говорить, конечно, но все же есть надежда, – замолчав, она сказала мне взглядом, что сейчас моя очередь говорить.
– Да прогуливался по городу, «наслаждался» пьяными рожами местных и разваливающимися домами, – я не видел смысла приукрашивать описание своего времяпрепровождения, – встретил случайно старого… хм, «друга», общались когда-то давно с ним. После одного случая я понял, что не хочу общаться с этим человеком, и наши пути разошлись, но сегодня он все время пытался показать, будто он лучше меня во всем, а не в чем-то конкретно. Возможно, это и звучит как обида на него, но говорю тебе все как есть. То, что он сделал для меня, словами не описать, поэтому не думаю, что хоть когда-то в принципе буду рад встрече с ним. Вечные предательства с его стороны меня тогда конкретно подзаебали. Я устал прощать тогда, в подростковое и детское время, его из раза в раз только из-за своей неопытности. С радостью бы забыл его имя, но вряд ли такое возможно.