– Хотите коньяка?

Из-под пледа волшебно возникла початая бутылка «Хеннесси» и пузатый коньячный фужер на низкой ножке, еще мгновение – и он, наполненный по самую кромку ароматной золотистой жидкостью, оказался у меня в руке.

– Пейте-пейте, – подбодрила незнакомка и мило, с какими-то шкодливыми чертиками в зеленых зрачках, улыбнулась.

По этому взгляду я сразу же сообразил, что солидная часть сосуда с живительной жидкостью уже греет душу рыжеволосой симпатяге и, желая хоть чуть-чуть сблизиться с ней в восприятии окружающего мира, гусарским рывком опрокинул в себя все содержимое фужера. Через десять минут, окончательно уничтожив остатки коньяка, мы бодро покинули этот гостеприимный дом через парадный вход, чем привлекли внимание уважаемой общественности. Ядовито-гремучий взгляд моего друга беспощадно прошелся по нам обоим, но моя милая собутыльница его даже не заметила, а мне в тот миг на все было просто наплевать. Еще через минуту мы, вприпрыжку, как расшалившаяся ребятня, шлепали двумя парами ног по лужам, плотно укрывшим весь Чистопрудный, и наслаждались теплым проливным дождем, щедро поливающим Москву – то еле покрапывая, то после короткой передышки обрушивая на землю тяжелые массы воды, будто кто-то всесильный баловался высоко над нами с невидимой бездонной лейкой.

Мы были одни на давно опустевшей, поникшей под беспросветным ливнем, алее, и, наполнившее мою душу, давно забытое, ощущение безраздельного счастья вроде бы не собиралось ее покидать. Я набросил своей спутнице на плечи поверх легкого летнего платьица свою старую ветровку, но это не помогло, мы оба промокли до нитки. Когда дождь достиг своего апогея, и я уже поглядывал на витрины близлежащих заведений с мыслью о теплом сухом убежище, она впервые произнесла это:

– Ты слышишь?! Слышишь это?! Неужели ты не слышишь?!

Я не понимал, к чему этот вопрос, и потащил продрогшую, дрожащую всем телом девчонку к прибрежному ресторанчику, но ее ладошка легко выскользнула из моей, она, словно мокрую тряпку, скинула на черный блестящий асфальт куртку, швырнула на зеленый газон босоножки и в два прыжка оказалась в центре громадной, отражающей небо лужи. В этот момент солнце окончательно освободилось от серой завесы туч и брызнуло вниз изо всех сил ослепительными пучками стронцианового света. Не успел я сообразить, что происходит, как моя юная спутница закружилась в безудержном фуэте под прозрачными небесными струями посреди искрящейся золотыми бликами воды. Мокрые волосы, словно притушенный огонь, вспыхивали красным ореолом вокруг ее счастливого лица, мокрое, ставшее почти невидимым, платье плотно облегало ее стройную фигурку, открывая красивые ноги, волшебно высекающие кончиками пальцев из зеркальной поверхности яркие солнечные искры. И в этот восхитительный миг я окончательно понял, что пытался изобразить мой друг на том полюбившемся мне холсте.

Люблю ли я дождь? Странный вопрос. Я никогда не думал об этом. Не думал, так как любые природные явления воспринимал как не зависящие от нас обстоятельства, на которые мы не в силах влиять, будь то наводнение или засуха, метель, буран или оттепель, мертвое безветрие или ураган. Конечно же, к этому невозможно относиться безразлично, это может нравиться или нет (ей-богу, я не встречал людей, безумно любящих или люто ненавидящих что-либо в природе). Но дождь… ведь он может быть разным, так же как солнце, как ветер, как снегопад или туман. К примеру, моросящий дождик, он вроде бы робкий, ненавязчивый, но если зарядит на неделю, то превращается в страшного зануду, портящего настроение многим добропорядочным гражданам. Или ливень, вроде бы ничего страшного в нем нет, ну льет и льет, а сколько людских планов он напрочь перечеркивает? Вот собрался я, к примеру, с утра красить забор у бабушки, а тут, откуда ни возьмись, – ливень, да затяжной, и вся добрая задумка насмарку, а выходной заканчивается. Или пригласил девушку на свидание, принял накануне душ, освежился «Диор Саваж», выгладил брюки, надел новую рубаху – и вдруг ливень, и она звонит и говорит «давай на завтра перенесем», а завтра ты не можешь, и кто-то другой уже прогуливается с этой милой девушкой по бульвару. А солнечный дождь? Это же чудо какое-то! Название «грибной» мне не нравится, потому что я не грибник, а народное прозвище «слепой» вообще не понятно. Этот дождь радует взгляд и согревает душу, им можно бесконечно любоваться, наблюдая из окна квартиры или из-под густой кроны ветвистого клена, как сияющие сквозь солнце капли нежно, я бы даже сказал, уважительно, поливают прохожих, асфальт и траву, постепенно растворяясь прозрачной пылью в небесной синеве, и завершают свое пришествие величественной феерией красок в прекрасной палитре радуги.

Люблю ли я дождь? Может быть, и люблю. На фоне дождя, каким бы он ни был, мне легко и свободно думается. Именно в дождь, когда он размеренно стучит по подоконнику, или дробно барабанит по куполу зонта, или немилосердно хлещет в лицо, в уме всплывают свежие или незаслуженно залежалые мысли, те, которые по разным причинам когда-то возникли, взбудоражили душу, озарили своей новизной и улеглись в недолгую сладостную дрему до лучших времен. Свежесть, размеренность или неистовость дождя (все равно) пробуждает эти мысли и выпускает в небо, словно невольницу-птицу, которая, обретая долгожданную свободу, продолжает свой некогда прерванный полет. И тогда вдруг рождаются стихи, между прочим, довольно неплохие, или идеи для возвышенной прозы, или иные уже не сдерживаемые мысленными преградами откровения. Вот сейчас легкий июньский дождик скромно постукивает к нам в окошко, и в голову приходят давно полюбившиеся строки:

Она прижимается ко мне еще крепче, я с наслаждением вдыхаю ее юную утреннюю свежесть и чувствую биение маленького, но бескорыстно отдающего мне свое тепло, сердца, и нет, не слышу, а чувствую нежный, ласкающий ухо, шепот:

– Ты снова ничего не понял…

Мы были вместе все лето. Можно было бы в подробностях описать каждый из этих счастливых дней, но пусть это навсегда останется в моей и ее памяти. Счастье не бывает вечным, ведь это всего лишь миг блаженства, дарованного нам свыше по случайному стечению обстоятельств.

В начале сентября она без какого-либо предупреждения, даже малейшего намека, внезапно исчезла, улетучилась в никуда вместе со своим невеликим скарбом (два платьица, свитер кроссовки и джинсы), умещавшемся в небольшом кожаном рюкзачке. На кухонном столе под тарелкой с еще неостывшим завтраком лежал блокнотный листочек с бегло выведенными детским убористым подчерком словами: «Не ищи меня. Я сама тебя найду» и лаконичной припиской: «Люблю».

Мне до конца не верилось, что в здравом рассудке можно вот так с бухты-барахты взять и исчезнуть, когда вроде бы все хорошо. Значит, не все у нее было хорошо, значит, что-то позвало ее туда, где она сейчас. Из головы никак не выходил наш недавний разговор в Нескучном саду. Она была необычно задумчива и весь вечер, пока мы прогуливались по нашей любимой алее, не отпускала мою руку.