Вот так с первого вечера и завязалась дружба между девушками-снайперами и полковыми разведчиками, со временем переросшая у некоторых в нечто большее.

Март подходил к концу, а под Оршей еще лежал снег. За зиму его столько навалило, что, казалось, не расстает до лета. И все же, когда пригревало солнышко, белый покров на холмах, особенно с южной стороны, начал заметно уменьшаться, а потом и вовсе обнажилась суглинистая земля с островками бурой пожухлой травы, хаотично, в беспорядке усеянная воронками от взрывов, а кое-где были видны даже останки человеческих тел. Это были трупы наших и немецких солдат, убитых еще осенью и не убранных из-за сильных боев.

Когда Маша впервые увидела их и учуяла специфический запах (это притом, что ночами еще подмораживало!), ее едва не стошнило. По-хорошему, стоило бы как-то договориться с немцами и объявить хоть на один день перемирие, дав возможность похоронным командам выполнить свою печальную миссию.

Словно обидевшись на такое безобразие, солнце с того дня, как они прибыли в полк, не появлялось. Небесное светило плотно закрыли малоподвижные, навевавшие тоску и грусть тучи, с утра сыпавшие мелким снежком вперемешку с унылым дождиком. И все же в воздухе уже пахло весной. Совсем скоро, набравшись смелости и сил, она непременно возьмет бразды правления погодой и всеми природными процессами на себя, чтобы в конце мая передать эстафету власти так любимому всеми лету, до которого, впрочем, еще дожить надо.

В штабе полка решили, что двух дней для обустройства на новом месте снайпершам хватит, и, прежде чем передать их в непосредственное подчинение командирам стрелковых батальонов, организованно вывели на передний край обороны для рекогносцировки местности.

Для выхода на передок облачились в полученные накануне маскхалаты – штаны и куртки серого цвета. Сопровождал девушек уже знакомый им по соседскому расположению командир разведроты старший лейтенант Юрий Сироткин, отлично владеющий обстановкой и сведениями о противнике. Сориентировав их на местности, офицер показал очертания переднего края немецкой обороны, основные пути подхода к ней, особо обратил внимание снайперов на наиболее удобные места для засады и охоты. Чтобы скрытно там оказаться, порекомендовал еще затемно выдвинуться из окопов в северо-западном направлении, в сторону заросшей орешником лощины. Оттуда до немецких траншей по прямой меньше километра. Для прицельного огня далековато, но вести наблюдение с помощью оптического прицела винтовки и бинокля можно. Снайперская засада устраивалась еще и как заслон на пути вражеских разведгрупп, в последнее время активизировавшихся в полосе обороны дивизии, в том числе и на данном участке.

«Экскурсия» на передний край заняла около часа. Даже чисто психологически девушкам важно было побывать там, где они вскоре окажутся с боевым заданием, чтобы на себе ощутить близость так называемой линии боевого соприкосновения. Визуально увидеть и понять, что это такое, где таится наибольшая опасность, какая местность открывается перед тобой.

Вопреки распространенному мнению, снайпер не одинокий волк, охотящийся сам по себе. Война показала, что вдвоем сподручней выполнять эту специфическую боевую работу. При обнаружении цели один вычисляет ее координаты, внося поправки на метеоусловия, второй уже ведет огонь на поражение. Через некоторое время они могут меняться ролями.

На свою первую охоту младший сержант Ивушкина вышла с напарницей, тезкой и подругой ефрейтором Машей Козловой. Над землей по-прежнему нависали тяжелые серые тучи, из-за перепада температур клубился туман, что было им только на руку.

В половине пятого утра, когда, кажется, спит все живое вокруг, девушки вышли по направлению к лощине, указанной на рекогносцировке командиром разведроты. В сопровождении нескольких бойцов из боевого охранения батальона добрались до условного места, откуда на свою позицию перемещались уже короткими перебежками, пригнувшись к земле, а последнюю сотню метров – по-пластунски.

От физических усилий и волнения сердце импульсивно колотилось в груди, словно предупреждало, что сейчас не выдержит и остановится. В тумане и предрассветной темени по сторонам и кое-где впереди мерещились зловещие тени, воспринимавшиеся за вражеских лазутчиков, о периодическом появлении которых перед полосой обороны полка говорил старший лейтенант Сироткин. Но по мере их продвижения тени растворялись, действие на психику разыгравшегося воображения ослабевало и постепенно над эмоциональным страхом верх брал холодный рассудок.

Они залегли за естественным укрытием – невысоким бугорком и, немного отдышавшись, стали обустраивать свое место. Невольно вспомнились занятия по тактике в школе и слова капитана Белкина: «Где бы вы ни оказались: в болоте, на дереве или в окопе – сразу же позаботьтесь о своей маскировке, о том, чтобы быть незаметной для врага».

Около двух часов они просто лежали на сырой земле, молча дожидаясь рассвета. Маскхалат, надетый на ватные брюки и телогрейку, недолго сопротивлялся проникновению влаги и стал мокрым на груди и поясе, поэтому, а также чтобы размять начавшее затекать тело, Ивушкина повернулась на бок. Напарница тоже зашевелилась по той же причине.

«Нет ничего хуже, чем ждать и опаздывать», – вспомнилась обеим поговорка.

Когда небесный свет немного потеснил тьму, девушки слегка приподняли головы, чтобы лучше осмотреться. За орешником, в зарослях которого они укрылись, простиралось равнинно-холмистое поле, которое до войны, наверное, засевалось местным колхозом пшеницей и другими сельхозкультурами. Теперь это была серая, ничейная территория, разделявшая наши войска и гитлеровские.

Мысль о том, что они здесь напрасно пролежат весь день и ничего не увидят, первой пришла в голову Козловой. Она тихонько, почти шепотом предложила переместиться вперед еще хотя бы на двести метров, пока окончательно не рассеялся спасительный туман.

Предложение рисковое, опасное, но решение им принимать вдвоем. Ивушкина задумалась: у нее самой крутилась в голове эта смелая мысль. Но что-то сдерживало, отгоняло ее подальше. Да, надо честно признать, это был страх за свою жизнь, но не только он. Довлела, принуждала осторожничать, понапрасну не рисковать… гордость за школу, ее авторитет. Что подумают в полку или дивизии о ее выпускницах, если мы уже на первом выходе лопухнемся, станем легкой добычей врага? Нет, грубо подставиться, показать себя легкомысленными курицами и ни на что не способными солдатами они не имели права.

– Остаемся сегодня здесь. А в следующий раз выберем позицию поближе к фрицам, – сказала, как отрезала, Ивушкина.

Мартовский день уже клонился к закату, когда они заметили в прицел некоторое оживление в немецких боевых порядках. Но из-за выкопанных в человеческий рост траншей удалось разглядеть, и то мельком, лишь верхнюю часть касок. Стрелять на поражение при такой дальности бесполезно. Да и убойная сила пули будет значительно ослаблена приличным расстоянием и если даже попадет в каску, то не пробьет ее.

Злясь про себя, что так бездарно, попусту пролежали они весь день на сырой земле, Ивушкина зажевала очередной сухарь. Но ими одними не насытишься. Радовали уплотнявшиеся сумерки, под покровом которых они скоро вернутся в свою уютную землянку, где их наверняка уже ждет ужин, горячий чай и, конечно же, расспросы любопытных подруг.

Личный снайперский счет в середине апреля одной из первых открыла Зульфия. Наблюдатель со стереотрубой из первой линии окопов подтвердил: выстрел достиг цели. Ею оказался немецкий солдат, видимо, неопытный новобранец, неудачно сходивший по малой нужде.

Зульфию как героиню дня тепло поздравили девчонки, и даже майор Славнов с замполитом специально заглянули вечером в землянку и пожали ей руку, наговорив массу комплиментов. А маленькая девушка-тростиночка оказалась не готова к такому вниманию начальства и от переживаемых эмоций… заплакала.

– Тебе что, фрица жалко? – удивился комполка. И, поняв, что причина слез совсем в другом, в душевном волнении, подбодрил: