Поспешив за парнем, Дорси нагнал его, прежде чем тот достиг моста.

«Добрый вечер», – сказал Дорси.

«Мое почтение», – ответил Пробст.

Услышав акцент, Дорси спросил: «Вы голландец?»

Ответ Пробста вошел в историю.

«Нет, – сказал он. – Я француз».

«Разве? – сказал Дорси, схватив Пробста за руку. – Пройдемте со мной»[83].

Дорси повел его назад к остальным. Уэлдон, получивший от начальника полиции описание Пробста, был уверен, что они поймали беглеца, и немедленно приступил к его допросу. На вопрос о месте жительства и работе Пробст, заикаясь, ответил, что живет «на Восемнадцатой улице в Западной Филадельфии» и работает у плотника по имени Джон Гувер. Зная, как он позже свидетельствовал, что в Западной Филадельфии «нет такого места» и «нет плотника с таким именем», Уэлдон арестовал Пробста и вместе с Дорси и Аткинсоном сопроводил его в участок Шестого округа, где передал лейтенанту Джозефу Паттону. Именно тогда Дорси заметил то, на что не обратил внимания прежде: у мужчины отсутствовал большой палец правой руки. Обыскав карманы Пробста, Паттон обнаружил табакерку, трубку и большой складной нож. Следователям не потребовалось много времени, чтобы определить, что все вещи Пробста были взяты из дома Дирингов[84].

Отправленный в бар «Лекфельдт», офицер по фамилии Грин обнаружил саквояж Пробста. Он был набит вещами – пальто, жилет, красная фланелевая рубашка, щетка для обуви, бритвы, еще одни карманные часы, различные безделушки и многое другое, – которые также принадлежали Дирингам или Элизабет Долан. Даже одежда Пробста была не его. Его рубашка, брюки и пальто были найдены на кровати на втором этаже фермерского дома Дирингов. Прежде чем скрыться с места резни, Пробст снял забрызганную кровью одежду и переоделся в одежду человека, чью семью он только что зарезал[85].

Около 11 часов утра на следующий день, в пятницу, 12 апреля, начальник полиции Сэмюэл Г. Рагглс в сопровождении пары офицеров явился в тюремную камеру Пробста, чтобы сопроводить его в расположенный неподалеку офис мэра Макмайкла. Хотя газеты, сообщающие об аресте, еще не вышли, весть об этом уже распространилась по городу, и перед полицейским участком собралась толпа из нескольких сотен разъяренных горожан.

Проведя заключенного через подвал, затем по черной лестнице, Рагглс и его люди поспешили через переулок в здание, где находился личный кабинет Макмайкла. Пробста провели в комнату, примыкающую к кабинету, и усадили за большой квадратный стол. Через несколько минут вошел сам Макмайкл вместе с помощником, Джорджем Моком, иммигрантом из Германии, который свободно говорил на немецком.

В течение следующего часа Макмайкл, обращаясь к заключенному по имени, проводил первый официальный допрос Пробста, который, по словам одного из репортеров, допущенных к допросу, «проявлял величайшее самообладание», отвечая «на каждый вопрос в самой непринужденной манере». Хотя он «и говорил довольно сносно на ломаном английском», Пробст с трудом понимал некоторые вопросы и обращался к Моку за переводом.

Поначалу Пробст категорически отвергал все обвинения в свой адрес, заявляя, что ему «нечего скрывать». Однако уже через несколько минут он изменил свою историю. Он признался, что совершил убийство. Он убил молодого Корнелиуса Кэри, в чем теперь глубоко раскаивался[86].

«А остальные?» – спросил Макмайкл.

«Я их не убивал», – настаивал Пробст.

«А кто тогда?» – спросил Макмайкл.

«Якоб Янгер», – ответил Пробст.

Немец, с которым он познакомился в армии, Янгер – так утверждал Пробст – посетил его на ферме в предыдущую пятницу и «предложил… убить семью и ограбить дом». Когда Пробст согласился, «было решено, что он убьет парнишку, а Янгер расправится с остальными членами семьи Диринг». Когда у него потребовали рассказать все в подробностях, Пробст объяснил, что в то роковое субботнее утро Янгер явился на ферму под предлогом поиска работы и «попросил миссис Диринг выйти в амбар, чтобы найти для него работу». Зарубив ее топором, он «вывел детей, одного за другим, и по очереди их убил». Когда Кристофер Диринг приехал «около обеда» с Элизабет Долан, Янгер «зарубил его топором», как только тот сошел с повозки, а затем «убил [женщину] тоже, прямо на месте». Затем Пробст и его сообщник «отнесли тела в амбар».

Отвечая на вопрос о внешности Янгера, Пробст описал его как человека «ростом около пяти футов трех или четырех дюймов» с «темно-каштановыми волосами», «большим белым или бледным лицом», «большими плечами» и фурункулом на шее.

«Этот человек, вы говорите, убил всех, кроме парнишки?» – спросил Макмайкл.

«Да».

«Он убил миссис Диринг и четверых детей, а затем мистера Диринга, когда тот вернулся домой, и женщину вместе с ним?»

«Да».

«Кто забрал малыша из колыбели?»

«Он».

«Вы помогали ему убить кого-нибудь из них?»

«Нет».

«После того как им проломили головы, кто перерезал им горло?»

«Он, – сказал Пробст. – Он их всех порезал»[87].

Хотя полицейские «фотороботы» получили широкое распространение только в конце XIX века, фотографов времен Пробста иногда привлекали для съемки портретов отъявленных преступников как для использования в рамках расследования, так и для продажи в качестве нездоровых сувениров. После допроса Пробста отвели вниз по лестнице и под усиленной охраной полиции быстро провели через улицу в фотогалерею Чарльза Кохилла, где было сделано несколько снимков. На сохранившихся фотографиях изображен широколицый молодой человек с тяжелой челюстью, курносый, с толстыми губами и хмурым выражением лица. У него небольшие усики, по его собственному признанию, он сбрил козлиную бородку, которую обычно носил, за несколько дней до ареста.

К тому времени, когда Кохилл закончил, толпа на улице насчитывала не менее двух тысяч человек, и все они «жаждали крови Пробста». Под охраной полицейских с дубинками наготове его поспешно провели через задний переулок к ожидавшему полицейскому фургону, затолкали внутрь и галопом повезли по Пятой улице в сторону тюрьмы Мойяменсинг, «преследуемые разъяренной толпой»[88].

Когда признание Пробста было опубликовано, весь город взялся за поиски его предполагаемого сообщника, которого в газетах описывали как человека «невысокого роста, крепкого телосложения [с] фурункулом на шее». В субботу, 14 апреля, когда «подозрительно выглядевший немец» с саквояжем в руках проезжал по шоссе Лайм-Килн, его задержала группа горожан, к которым вскоре присоединилась пара полицейских. Взятого под стражу мужчину доставили на Центральный вокзал, около которого собралась большая толпа, требовавшая сообщить, пойман ли убийца семьи Дирингов.

При обыске в саквояже были найдены «пальто, множество мужского и женского белья, старомодное черное платье, пара брюк и несколько мелких предметов», включая носовой платок с надписью «W. M. V.». «Некоторые предметы одежды, очевидно, были недавно постираны, – сообщала газета Philadelphia Inquirer, – и выглядели так, словно прежде были испачканы кровью».

На допросе мужчина «рассказал много противоречивых историй». Он утверждал, что «направлялся в Йорк, штат Пенсильвания», хотя в момент поимки «ехал в противоположном направлении». Он также утверждал, что «не умеет ни читать, ни писать». В какой-то момент, однако, «он попросил газету» и «сразу же перешел к рассказу об аресте Пробста». На вопрос по поводу необычного содержимого его сумки он ответил, что нижнее белье принадлежит его жене, «но он не знает, где она, так как она от него сбежала». Пальто, по его словам, «он привез из Германии четыре года назад». Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что оно «произведено в Филадельфии». Убедившись, что он «нечестным путем приобрел найденные у него вещи» и «что он где-то совершил ограбление», власти заключили его под стражу для «дальнейшего расследования». Тем не менее они пришли к выводу, что «он не имеет никакого отношения к убийствам», отчасти потому, что, будучи «шести футов ростом, худощавого телосложения, с косыми глазами» и «без фурункула на шее», он не имел ни малейшего сходства с человеком, который, по словам Пробста, был его сообщником[89].