— Я желал бы искренне сказать вам, что я украл гяайфу потому, что она загипнотизировала меня и я не смог удержаться. Но она не гипнотизировала меня, хотя созданное ею Видение необыкновенно сильно повлияло на меня. Глайфа сказала, что она усилила мое мимолетное желание похитить ее. Превратила секундный импульс в твердое намерение. Это может быть правдой. Если бы у меня не было абсолютно никакого вожделения, глайфа не смогла бы воздействовать на меня так.

«Кому из вас не приходилось испытывать вожделение?» — подумал он, но не произнес этого вслух. Это означало бы попытку оправдаться, а Рамстан никогда не оправдывался.

— Каковы бы ни были причины похищения глайфы, я верил и по-прежнему верю, что существует одна причина, перевешивающая все, что не давало мне совершить кражу.

Нуоли, не в силах больше подчиняться его приказу и не перебивать его, спросила:

— Почему вы не сказали нам, что сделали, сразу же, как только вы вернулись на корабль с глайфой? Почему вы так долго скрывали это?

— Не задавайте мне вопросов, пока я не закончу! Но… я был вынужден поступить так. Разве не ясно, что если бы я был арестован, то Бенагур сделал бы все, чтобы глайфа вернулась к тенолт? А вы бы поверили мне тогда? Нет, вы не оказали бы мне ни малейшего доверия до тех пор, пока не появился болг. Как это…

Рамстан рассказал им о голосе, нашептавшем ему в калафальской таверне о болге. Рассказал, как увидел на мониторе в своей каюте фигуру в зеленом и как та же фигура появилась на планете Вебн, когда он чуть не подрался с Бенагуром.

— Явившись к вуордха, я обнаружил, что это были образы, спроецированные одной из трех. Они были спроецированы — переданы? — на очень большое расстояние. Не просто с далекой планеты в другой галактике, хотя и это было бы весьма поразительно. Нет, они были спроецированы из другой вселенной. Я не знаю, как это делается. Вуордха Шийаи сказала мне, что она мчится вместе с мыслями Бога. Несомненно, это поэтическая метафора, и таким образом, смысла в этом нет. А может быть, и не так Насколько я знаю, эти образы были не реальными изображениями, а вызывались стимуляцией моего мозга, в результате чего возникало субъективное явление, которое я считал объективным. Но я предполагаю, что в качестве мишени и фокуса использовалась, хотя и не по своей воле, глайфа, вне зависимости от того, какой энергией пользовалась вуордха для создания этих проекций.

— Ты угадал, — сказала глайфа голосом матери Рамстана. Тон высказывания был мрачный.

— Я думаю, это потому, что глайфа является также инструментом. Первоначально она не была создана как проектор для изображений вуордха, но ее можно использовать и таким образом. О ее исходном предназначении я расскажу через несколько минут. Возможно, глайфа могла прояснить для меня некоторые запутанные вещи, но она не стала делать этого по причинам, которые предпочла скрыть. Возможно, она надеялась, что я никогда не встречусь с вуордха. Фактически я почти уверен в этом, хотя в той черной пустоте, в которой я живу, нет ничего, в чем можно было бы быть уверенным. Как бы то ни было, она знала, что означает ритуальная песнь той вебнитки, Вассрусс. И какова истинная мощь трех сигилов, которые дала мне Вассрусс.

Рамстан умолк и снова отпил воды. А вот еще одна мимолетная любопытная мысль. Его речь была ритуалом, чем-то подобным христианской мессе, а вода была вином. А хлебцы? Не плоть его или чья-либо, но его дух. Он глотал высокомерие, свою гордость и самомнение, крошил их на кусочки и пожирал их, пока… почитатели? нет… свидетели священнодействия и причастия… смотрели на него, толпа неверующих, которых ему надо было обратить в веру.

В некотором смысле не было большой разницы, поедать ли плоть бога или свою гордость. Помимо того, что этим богом, павшим богом, был он сам, тот, кто пожирал эту гордость.

— Во время всех этих событий я чувствовал, что мною манипулируют. Иногда тонко, иногда более жестко. Меня подталкивали и тянули то туда, то сюда. Но глайфа толкала меня в одном направлении, а вуордха — в другом. В некотором смысле вуордха выиграли, потому что я пришел в их дом. Но в другом смысле — они проиграли.

Какова же цена?

Рамстан поведал своим слушателям, что спрашивал у вуордха, чем он должен заплатить за их помощь. Они ответили, что он должен отдать им глайфу. Он отказался, хотя для этого ему потребовалось собрать всю свою храбрость и вложить ее в этот ответ, словно последнюю силу в отчаянный бросок. Если бы ему не удалось безоговорочно отказать им, ему пришлось бы выполнить их требование. Они внушали страх, и он боялся их. (Экипаж не знал, чего ему стоило признаться в этом. А может быть, знал.). Хотя он не видел никаких машин, обеспечивающих огромную мощь, он знал, что такие машины должны быть у вуордха. Стены их дома могли быть двойными, и в них могло скрываться оборудование на жидкой или твердой основе, превосходящее по технологии все, что когда-либо изобрели разумные существа известных ему миров. Вуордха похвалялись, что это они создали глайфу, и они вполне могли говорить правду. По их утверждению, когда-то у них была возможность сжечь звезду, чтобы сотворить глайфу, но у них больше не было средств для этого, и они не могли повторить это деяние. Помимо этого, новая глайфа могла бы обрести самосознание, как и первая, а отсюда — самоконтроль бытия, и, возможно, она стала бы такой же эгоистичной и своевольной, как первая глайфа.

Быть может, у вуордха и не было прежней мощи, но они по-прежнему внушали ему страх.

Тем не менее он отказал им. Он не знал, что они сделают после этого; он чувствовал, что они могут уничтожить «Аль-Бураг», если пожелают. Казалось, они были достаточно разгневаны и могли сделать это.

После того как они поостыли, или сделали вид, что поостыли, Шийаи сказала: «Ты очень упрям, Рамстан. Мы предложили тебе сотрудничество, тебе, бабочке-однодневке. Ты был бы равен нам, то есть равен настолько, насколько это возможно для тебя. И ты стал бы бессмертным настолько, насколько это возможно. И это твой долг — присоединиться к нам и заслужить это равенство, передав нам глайфу. Но ты также туп, эгоистичен, высокомерен и слеп, как глайфа. И у тебя, как и у нее, есть ограничения, хотя и иные, чем у нее».

Рамстан подумал, что и для вуордха существуют пределы, иначе они заставили бы его отказаться от глайфы. Однако он не сказал этого.

Грринда рассмеялась своим терзающим нервы смехом и промолвила: «Отлично. Поскольку ты торгуешься с нами, хотя и не знаешь, насколько не прав при этом, мы снизим цену. Новая цена — дары Вассрусс».

Рамстан вновь собрал всю свою отвагу и отказал им и в этом.

Вебнитка дала ему три сигила и сказала, что он может передать их только после того, как использует их. И отдать их в качестве цены он не имел права.

«Права? — переспросила черноглазая Уополса. — Что ты можешь знать о правах?»

«Возможно, ничего — с вашей точки зрения, — ответил Рамстан. — Тем не менее я не отдам сигилы».

«Тогда ты не получишь от нас ничего», — заключила зеленоглазая Шийаи.

Синеглазая Грринда рассмеялась и сказала: «Ты похитил глайфу, предал своих людей, сломал свою жизнь и свою карьеру и скоро умрешь. И все впустую».

«Я так не думаю», — возразил Рамстан.

Они потерпели неудачу дважды. Или же потерпел неудачу он?

«Вы хотите получить глайфу. Вы хотите получить эти три дара, — сказал он. — Все это должно стать ценой за информацию, или что вы там предоставите мне взамен. Но я уже уплатил вашу цену множество раз. Вы и глайфа заставили меня, как вы сказали, похитить ее, предать моих людей, сломать свою карьеру и идти прямым путем к скорой смерти. Вы трое и этот другой, глайфа».

Все трое рассмеялись, и Грринда вымолвила: «Он думает, что другой — это глайфа!»

«И все же, — возразила Шийаи, — в том, что он говорит, много справедливого».